Иллюстрация: Roger Viollet / East News
Иллюстрация: Roger Viollet / East News

Три коротких истории из моей практики, ничем вроде бы между собой не связанные.

История первая

Лерочка — умненькая, симпатичная, из хорошей семьи. Скоро Лерочке исполнится три года.

Родители и бабушки с дедушками просто в отчаянии. Вот уже полгода у Лерочки прогрессивно ухудшается поведение. А в последнее время девочка начала помаргивать глазами, писаться во время дневного и ночного сна два-три раза в неделю («сухой» период был больше года) и часто облизывать губы. В перинатальном и раннем анамнезе никаких проблем по части неврологии у девочки не отмечалось.

За последние два месяца посетили уже трех неврологов. Один прописал глицин и пантогам, другой порекомендовал знакомого остеопата, третий посоветовал попробовать гомеопатию. Попробовали все — изменений к лучшему не увидели. Кажется, становится только хуже.

Родители грамотные, читают психологические сайты в интернете и соответствующую, как им кажется, литературу. Вот их рассказ:

— Мы понимаем, что ребенок — личность. Стараемся не давить, все объяснять, договариваться. Но сейчас это все практически невозможно. Она орет и истерит по любому поводу и даже уже, кажется, без повода. «Надеть эту кофточку! Не буду эту кофточку! Не пойду в ботиночках! Пойду в ботиночках! Сама налью водичку! Ты мне налей! Уйди отсюда! Иди сюда!» Никакой последовательности в требованиях. Когда мы ей на это указываем, кричит: да, я плохая! В последнее время появилась даже аутоагрессия — несколько раз сама себя ударила, мы ужасно испугались.

Прошу родителей описать типичный вариант взаимодействия с ребенком, приводящий к конфликту.

— Вечер. Мы ей четко говорим: давай сейчас посмотрим два мультика и пойдем спать. Два (показываем пальцами, она умеет считать до десяти). Ты поняла? Хорошо? Она отвечает: поняла, хорошо, два, папа, включай. Включаем. Смотрит. Два мультика заканчиваются. Я подхожу, говорю спокойно: все, два мультика закончились, теперь, как мы с тобой договаривались, выключаем компьютер, моемся и спать. Она кричит: нет, еще! Я говорю: мы договаривались на два мультика. Два уже было. Крик, может что-нибудь кинуть, как-нибудь меня обозвать. Я пытаюсь переключить ее внимание, как психологи рекомендуют: давай ты сейчас успокоишься, я дам тебе книжку посмотреть, выпьем кефиру… Ничего не помогает, орет как резаная: мульти! Мульти! А потом уже просто: ааааа! Может валяться на полу. Объясняем подробно, на ее уровне: много мультиков для тебя вредно, глазки будут болеть, завтра рано вставать… Как об стенку горох. Пытались говорить с ней о чувствах, как написано в книжках — садиться на корточки на ее уровень, смотреть в глаза, говорить: ты сейчас очень расстроена и злишься… Продолжает орать, кажется, еще сильнее заходится.

Мой вопрос:

— А как вы сами себя при этом чувствовали? Ну, объясняя про глазки или сидя на корточках перед истошно орущим ребенком?

— Честно? Да по-идиотски я себя чувствовала. Ну и беспомощность, конечно, еще страх. Что же это с ней такое происходит? Она чем-то больна? 

История вторая

Виталик учится в третьем классе. Учится хорошо. Способный, любознательный, подвижный мальчик.

Мама на грани нервного истощения. А все из-за приготовления уроков.

— Понимаете, если бы не школа, у нас с сыном вообще никаких проблем не было: он ласковый мальчик, с ним интересно поговорить, всегда готов по хозяйству помочь, любит пылесосить. Но ведь нельзя же не учиться.

За два с половиной года школы мать с сыном перепробовали полдюжины методик: составляли расписание занятий и вешали его на стену, ставили будильник, заключали договор и подписывали его — ничего не помогает.

Виталик, по утверждению матери, сам все понимает и готов решать проблему. Но решить ее не получается. Как только дело доходит до приготовления уроков, алгоритм всегда один и тот же:

— Виталик, ты помнишь, как мы с тобой договаривались?

— Да, я поиграю в лего, а в четыре часа сажусь за уроки.

— Вот, уже четыре часа. Пора.

— Сейчас я сяду.

Через пятнадцать минут.

— Виталик!

— Ну мама!

Через восемь повторений.

— Немедленно за уроки! Иначе я за себя не отвечаю!

— Ну почему обязательно надо уроки…

Со стороны раздраженной матери сыплются всем известные банальности: «Учеба — это твое дело! Я работаю, а ты должен…», «Человек без образования не может достичь…» и прочее.

Садится с кислой рожицей, и начинается: попить, пописать, я машинку из лего не убрал, собака уронит и сломает, я не понимаю, как это решить, скажи мне как, у меня не получается, мне надоело, не буду переписывать, Марья Петровна не говорила это правило повторять…

Кончается тоже одинаково: Виталик горько плачет, мать пьет на кухне валерьянку. Оба чувствуют, что ненавидят друг друга. Учитывая, что вообще-то они друг друга горячо любят, получается явный диссонанс.

История третья

Мирославу 13, он занимается в аэроклубе и хочет стать летчиком.

Мать Мирослава:

— Да к вам, наверное, сейчас все с этим приходят. Компьютерная зависимость, ага. Мы ему не запрещали этого никогда, чтобы прямо взять и провода отрезать или там телефон разбить. Нам кажется, это глупо, в нынешнее-то время. Я же сама из дома без смартфона не выхожу, чего же от него требовать? Но надо же границы понимать. Любая самая лучшая вещь хороша в меру. Большой ведь уже парень, должен своей головой думать. Причем, когда мы с ним разговариваем, он вроде все понимает, сам говорит: «Я когда долго в эту игру играю, делаюсь как зомби какой-то. И голова такая, как будто из поролона сделана. А вот тут я ролики в ютубе смотрел, так сам удивился — посмотрел потом на часы, а уже два часа прошло, я и не заметил, они как будто провалились куда-то…» Ну вот же — все понимаешь, так сделай выводы и организуй себе все по-умному, чтобы и учеба, и общение, и увлечения всякие, а когда и поиграть можно, и «Вконтакте» посидеть… Мы с ним так договорились: сделал уроки и полтора часа играй, пожалуйста. И перед сном еще полчаса с друзьями поболтать. А в выходные и в каникулы и больше, конечно, можно.

Но что получается? Я ночью в туалет встаю, а у него экран светится. А утром встать не может, с отцом, который его будит, скандалит, в школу опаздывает и на первом уроке засыпает. Я говорю: мы же с тобой по-хорошему договаривались, где твоя ответственность? А он: вы меня никогда не понимаете, вам вообще на меня наплевать!

Мы с отцом прямо обомлели. У него вообще с головой все в порядке — такие выводы делать?!

Уважаемые читатели, остановитесь здесь на минутку и попробуйте сообразить, что общего в этих историях? Разные семьи, разные проблемы, дети разного возраста. Где сходство?

Догадались?

Общее слово — «договоримся». И еще одно общее — родительское вранье. Где же оно? Думаю, далеко не все его разглядели. Давайте посмотрим.

Родители почти всегда врут, когда говорят, что «договариваются» с ребенком. И чем меньше ребенок, тем масштабнее это вранье.

Родители Лерочки изначально ведут себя так, как будто трехлетняя девочка может что-то решать: «Давай мы с тобой… Хорошо?» Это иллюзия. На самом деле ничего она решать не может, и это папа, а вовсе не они вместе, решил, что мультфильмов будет два, а не один и не пять. Но потом все подается так, что это их совместное решение и ответственность тоже общая. Раз можно, Лерочка пытается «сама решать» абсолютно все. У нее, конечно, ничего не получается. Но про «договор» продолжают говорить. Лерочка чувствует в этой постоянной родительской позиции какую-то нестыковку — и протестует против нечестно и неэффективно возлагаемой на нее ответственности, чем дальше, тем сильнее, вплоть до истощения адаптационных механизмов и появления невротических симптомов.

То же происходит в истории с Виталиком: мама считает, что она с ним «договаривается». Да ничего подобного! Виталик — не трехлетняя Лерочка, здесь уже действительно возможно две позиции: 1) уроки — это твоя ответственность, как сделаешь, так и будет. Но тогда мать совершенно свободна от темы «усаживания за уроки и контролирования, чтоб сидел». Хвалит за пятерки, ругает за двойки и помогает решить задачу, если ее попросят. 2) Твои уроки — это моя зона ответственности. Мы ни о чем не договариваемся. Я решила, что в четыре ты сядешь, я сяду рядом и буду контролировать, чтоб тебя «не унесло». Четыре пробило — пошли.

Выбирает родитель, но Виталик имеет право знать, в какое именно обустройство ситуации он попал, и уже в зависимости от этого будет использовать имеющиеся у него резервы концентрации и прочего. 

В случае Мирослава — та же ситуация: «Мы с ним договорились!» Хотя родители просто проинформировали сына, как им хотелось бы обустроить его взаимодействие с виртуальным миром (совершенно, кстати, разумное желание — и по форме, и по содержанию). Но ответственность за исполнение их хотения они возложили на самого Мирослава, а потом еще и предъявляют ему претензии в «нарушении договора», которого, в сущности, никогда не было. Подростки особенно чутко улавливают подобные «нестыковки», всегда истолковывают их в свою пользу и начинают чувствовать себя хронически обиженными. 

Что же делать? Перестать «договариваться».

Лерочкины родители сменили форму императивного общения с дочкой с «давай вот так… Хорошо?» на «сейчас будет вот что…» — и все невротические симптомы ушли в течение месяца.

Мать Виталика так устала от их ежедневной корриды, что решила рискнуть и выбрала первый вариант с уроками. Первым ее порывом было «договориться» с Виталиком, но я напомнила ей о сути проблемы, она засмеялась, приняла решение и сказала о нем Виталику. Тот сначала не поверил: «Все равно будет говорить: давай за уроки!» Потом занервничал: «А я сам справлюсь?» — и получил уверения в том, что по его запросу любая помощь в приготовлении уроков будет оказана. Тогда он приободрился и почти с воодушевлением принял новый порядок своей жизни.

Через месяц успеваемость существенно ухудшилась. Честолюбивый Виталик сказал: мам, что-то троек многовато, может, назад вернем? Мать сказала: слушай, я уже не могу, у меня только-только экзема на руках утихла… Виталик вздохнул и продолжал попытки. К прежнему уровню оценки уже не вернулись, хотя и стали получше, чем в переходный период, но атмосфера в семье улучшилась кардинально. 

Родители Мирослава не согласились «отпустить ситуацию». По их мнению, интернет слишком похож на всякие другие штуки, которые вызывают зависимость, поэтому для детей его надо контролировать. Так и сказали Мирославу: договариваться больше не будем, а пока можем, будем контролировать. Теперь в 11 часов вечера телефон Мирослава перекочевывает в родительскую спальню и возвращается утром, когда все расходятся по делам. Мирослав ворчит, что ни у кого из его приятелей такие драконовские меры в семье не принимаются, но недавно признался, что наконец-то стал высыпаться и теперь уже не чувствует себя «вареным» в школе и на тренировках.