Доверься мне, если сможешь: что такое «аутрич» и как он изменит жизни бездомных

В Петербурге больше 60 тысяч бездомных. Когда я называю эту цифру в частных разговорах, люди удивляются: «Как это 60 тысяч? А где же они все?» То-то и оно. «Они все» обычно где-то рядом, просто мы их не замечаем. Бездомному человеку часто бывает выгоднее и безопаснее стать невидимым, лишний раз не попадаться на глаза и не привлекать внимания, все время быть готовым к тому, что выгонят, вызовут полицию или как минимум оскорбят. Есть стереотип об агрессивности бездомных людей. Но, честно говоря, неизвестно, кто для кого представляет большую опасность.

Конечно, бездомные где-то живут: в кустах, в парках, в заброшенных садоводствах и домах, в подвалах, на чердаках. И конечно, как и все другие люди, нуждаются в медицинской помощи. Даже обычная осенняя простуда, помноженная на отсутствие тепла, чистой воды, сменного белья, хорошей еды и жаропонижающего, переносится гораздо тяжелее и дает больше осложнений.

С лета 2018 года в Петербурге работает проект «Благотворительная больница», созданный анестезиологом-реаниматологом Сергеем Иевковым. Врачи-волонтеры оказывают бесплатную медицинскую помощь бездомным людям, не имеющим возможности обратиться в поликлинику. О том, где могут быть бездомные, координаторы проекта узнают от их родственников и «связных» — тех, кто сам живет на улице и готов показать места.

Выезд напрямую к подопечным в места их обитания с целью оказания помощи или консультации называется «аутрич» (от англ. outreach — переходить предел, «активная работа с клиентами»). В «Благотворительной больнице» такие вылазки ребята-медики совершают один-два раза в неделю. Я узнаю об этом и сразу звоню им, чтобы присоединиться.

Шансы, что возьмут, примерно пятьдесят на пятьдесят. Из аргументов за: мои 12 лет в благотворительности, опыт волонтерства в «Ночлежке» и интервью с бездомными. Против: я не медик, но, что еще хуже, я — женщина, значит, слабое звено. Во время выезда могут быть (и были) конфликтные ситуации, подопечные могут вести себя (и вели) непредсказуемо. Попросту говоря, помимо рисков придется еще и нести ответственность за меня. Мысленно прокручиваю аргументы, готовлю контр.

Но доктор неожиданно легко соглашается.

— Пойдем. Одежда есть, которую не жалко?

— Есть.

Уф.

Встречаемся втроем в условленном месте: Сережа Иевков с чемоданчиком и рюкзаком, полными лекарств, бинтов, таблеток, пластырей, листовок с информацией, где бесплатно поесть, помыться, получить амбулаторную помощь. Фотограф Тема с камерой, вспышкой, объективами. Я — с легким чувством тревоги, как все пройдет.

Центр Петербурга, один из заброшенных домов. Ребята уже заглядывали туда пару раз за последние две недели. Никого не нашли, но было понятно, что кто-то здесь живет: в углу стояла бита, лежала одежда. В прошлый раз они оставили записку: «Бездомному человеку. Если вам нужна медицинская помощь, позвоните по телефону. Доктор Сергей Иевков». Звонков не было, но мы решили проверить это место еще раз.

Сегодня третья попытка встречи. Темнота, тишина. Включаем налобные фонарики, потихоньку пробираемся в узком проходе между аварийной сеткой и стеной здания. Сережа идет впереди, я за ним, Тема замыкает. Впереди ниша в стене, потихоньку двигаемся к ней. Внезапно Сережа останавливается, и я слышу мужской голос: «Может, оставите меня в покое? Я бы с вашего позволения поспал». Подхожу ближе: ниша как маленькая комнатка, на двери висит пиджачок, в углу из пластиковой бутылки сделан рукомойник. Как там, «грязные и вонючие»? А вы обустройте себе умывальник из ничего и без проточной воды.

На земле разбросан мусор: пустые пакеты, упаковки, бумажки. Матрас. На матрасе под ватным одеялом лежит человек в зимней куртке. Рядом стоят калоши, вместо стелек — газета «Метро».

— Простите, не хотели вас будить. Я — врач, меня зовут Сергей. Мы вам тут записки оставляли, видели?

— Николай. Только фонариком не светите. Я вас прямо затылком почувствовал. Ну чего, поговорить хотите? Давайте поговорим.

Напряжение спадает — мы получили приглашение. Проходим из проема в нишу, садимся полукругом вокруг матраса. Сидим на корточках — и это стратегический момент: для установления доверия эта позиция «на равных» гораздо естественней позиции «смотреть сверху вниз». Сережа начинает задавать вопросы, что-то записывает в маленький блокнотик. Потом по этим записям мы сможем восстановить ход беседы и проанализировать, как выстраивали контакт.

Беседа идет своим чередом. Видно, что Николай доволен:

— Спасибо, доктор. Можно я буду называть вас так? Мне так приятно, что вы пришли! Мне так приятно, что вы меня немножко понимаете. Я о такой беседе скучал лет двести! Скажите, вы не против, если я закурю?

— Все хорошо, вы у себя дома. Курите спокойно, — говорит Сережа.

«Вы у себя дома». Драгоценная возможность дать человеку ощущение своего пространства и права на него. На контрасте с нами, гостями. Это важное правило, негласное, не обсуждаемое: подчеркивать, что мы — лишь гости, а вокруг — их дом.

Сережа уточняет, болит ли что-нибудь, беспокоит ли. Ноги у Николая голые и немного опухшие, но сам он ни на что не жалуется и подчеркивает, что у него все нормально. А затем неожиданно говорит:

— Может, в дурака сыграем? Или что вы любите — шахматы, нарды? Вы бы знали, как мне приятно с вами время провести. А то так лежал бы в темноте, пытался заснуть, а бестолковка моя все работала бы и работала.

«Бестолковка», кстати, работает у Николая отлично. Он с удовольствием играет в словесные загадки, соображает быстро, предугадывает наши реакции. Сережа говорит, что в следующий раз обязательно принесем с собой шахматы, и соглашается на подкидного дурака. Тема фотографирует и не вовлекается в процесс. Я думаю о том, что не люблю карты, но сейчас дело не во мне, а в доверии человека, изначально настороженного и встретившего нас на своей территории, куда мы, кстати, пришли без спроса. И тут важно не быть этаким благодетелем, благородно спустившимся с олимпа доброты. Но и не быть снизу, не прогибаться, не давать ездить себе по ушам и не вестись на возможные манипуляции жалостью. Не быть сбоку, чужаком с другой планеты, планеты благоустроенной жизни с совершенно иными ценностями.

Пока я обо всем этом думаю, Николай достает рюкзак.

— Заглянем в мою шкатулку!

Из рюкзака поочередно достаются упаковка влажных салфеток, несколько тетрадей, плеер, маленькая сумочка для документов, удочка.

— Рыбу ловите?

— Она сама ко мне плывет.

Сдаем карты. Партия длится минут шесть, в дурочках остаюсь я, заваленная королями и валетами. Девочка-дурочка — неплохой вариант, нейтральный, любые возможные мужские амбиции вычтены. Все довольны. Хороший момент, чтобы заканчивать встречу.

— Спасибо вам, мне очень приятно, что вы пришли, и у нас такой разговор состоялся. Очень, очень приятно. А теперь, с вашего позволения, я бы все же поспал.

— Да, и мы, пожалуй, пойдем.

Встаем, Сережа с Николаем жмут друг другу руки. Это тоже важно. Эти мелкие, казалось бы, моменты — обращаться по имени, а когда люди согласны назвать, то по имени-отчеству, протягивать руку при знакомстве и прощании, говорить на одном уровне глаз — они и составляют гуманистическую сущность уличной медицины. Технические моменты — осмотреть, перевязать, смазать, обезболить — важны для тела. Уважительное отношение и замечание в человеке человека — для души. И, бывает, не разберешь, чему таблетка нужнее.

Я вдруг спрашиваю, немного неожиданно для самой себя:

— А книги вы читаете?

Просто в голове мелькнуло, что можно было бы захватить с собой в следующий приезд.

— Конечно! Вас какие книги интересуют? Знаете, я вам подарю одну хорошую книгу. Она немного философская, а философия — фундамент жизни. Почитайте ее обязательно.

Николай достает книгу. Тоненькую, в мягкой обложке, тираж 50 тысяч. «Письма живого усопшего» некой Эльзы Баркер, спиритический текст о жизни и смерти.

— Спасибо, Николай. Спокойной вам ночи.

— И вам спасибо. Бог даст, свидимся.

Чертовски приятное завершение похода.