«Мы все разрушим». Эксперт WWF Павел Фоменко о том, зачем нужна зоозащита

Современная статистика исчезновения видов некоторым кажется удручающей, но не пугающей и не фантастической. В 2017 году доцент кафедры биологии в Университете Джорджа Вашингтона Р. Александр Пайрон высказал мнение, что вымирание — это двигатель эволюции, механизм, с помощью которого естественный отбор избавляется от плохо приспособленных и позволяет процветать самым способным к адаптации существам. Мир не становится лучше или хуже из-за отсутствия шерстистых носорогов, птиц до-до или гигантских лемуров, которые исчезли уже после того, как появились Homo Sapiens.

Пайрон не одинок в своих рассуждениях: я занимаюсь изучением и спасением тигров уже больше 25 лет, и за это время я много раз слышал, что раз вымирание — древнейший естественный процесс и 98% всех когда-либо живших на Земле видов навсегда исчезли еще до того, как появился человек, то нам нет необходимости противостоять законам окружающего мира, а уж тем более идти против них. Зачем лезть в гармонию природы вместо того, чтобы позволить ей заниматься саморегулированием?

Конечно, вымирание — логичный и имманентный природный процесс: одни исчезают, другие появляются, — и человек, как часть экосистемы, тоже имеет право оставлять след в биосфере — это абсолютно нормально. Но, для сравнения, люди современного анатомического вида существуют на Земле каких-то 200 тысяч лет: это ничтожный отблеск 4,5 миллиардов лет истории планеты. И за это время мы оказали на наш мир такое влияние, с которым не может сравниться ни один вид: недавние анализы показали, что человечество — 0,01% всей биомассы на планете! — уничтожило 83% всех млекопитающих и половину растений с момента зарождения цивилизации. Кроме того, за пять предыдущих волн массовых вымираний видов в истории Земли действительно ответственны не мы — но хотим ли мы стать первым биологическим видом, истребившим практически всё живое?

Так что же, не слишком ли много мы берем на себя — спасая то, что прекрасно существовало за много миллионов лет до нас и без нас?

Если рассуждать не как ученый, а как обычный человек, то я понятия не имею, если честно: сам себе задаю этот вопрос вот уже лет пятьдесят. Всё зависит, наверное, от того, что каждый из нас вкладывает в понятие «гармония». В молодости у меня был «грех»: я работал на огромном шагающем экскаваторе, добывал уголь. Чтобы добраться до пласта, нужно было срыть огромное количество породы — и мы рыли, взрывали, снова рыли. В один прекрасный момент, снеся пятнадцатикубовым ковшом очередную гору, я увидел дальнюю даль первозданной тайги и понял одну вещь: раз уж я был рожден, я не хочу жить среди терриконов и смотреть на язву Земли. Я срочно поменял профессию, став биологом-охотоведом.

Разумеется, я прекрасно понимал, что со временем эта «язва» затянется: появится трава и кустарники, снова вырастет лес, куда вернутся ушедшие звери, но… Вот в этом «но» и суть вопроса: а будет ли кому возвращаться на заросшую лесом землю, и сколько понадобится времени — сто, двести, тысяча лет, — чтобы хоть немного приблизиться к оригиналу, который я разрушил? Я прихожу к одному неутешительному для меня выводу: я этого не увижу! Я — всего лишь мимолетная песчинка в огромной реке времени, которая несет человечество в малюсенькой весельной лодочке.

Да, конечно, на пути этой реки возникают барьеры, перекаты, пороги: это время, когда происходят грандиозные вселенские катастрофы. И природа что-то теряет, потом долго-долго, миллионами лет приобретая заново. Это процесс бесконечный, и моя фантазия может улетать в далекие геологические эпохи, где я путешествую на мамонтах или летаю на птеродактилях, но мне нужна дикая природа здесь и сейчас, потому что мой век слишком короток.

Я спроектирован Богом для того, чтобы мои потомки выжили, поэтому я не должен позволить вымирать другим — это и есть пресловутая гармония

Наверное, я слишком близок к природе и действительно очень болезненно воспринимаю эти естественные процессы вымирания видов. «Умирают — ну и ладно, пусть умирают, ведь мы-то пока не умираем. Лично я ведь не умру в ближайшее время. А потом? Потом — хоть трава не расти». Конечно, такие рассуждения иногда мучают и меня. Но я снова возвращаюсь к себе, своей сути, которая хранится в моей странной генетической памяти: я — часть этой природы. Особенно остро я это чувствую потому, что живу в дикой природе и, к счастью, безнадежно не оторван от реальности каменными джунглями и асфальтовыми реками.  Я чувствую, что могу стать одним из этих 98% вымерших видов. Ну, может, не я, но мои потомки и потомки потомков.

Я спроектирован Богом для того, чтобы мои потомки выжили, поэтому я не должен позволить вымирать другим — это и есть пресловутая гармония: гармония жизни ради будущего человечества. Человечества, которое, я в этом уверен, не исчезнет бесследно в пламени галактических катастроф, а выживет и будет покорять глубины космоса. Наша миссия — жить в мире огромного биоразнообразия, дарованного свыше, ощущая себя его частью, и нести свою запрограммированную функцию в сложнейшем живом организме под названием Земля. Но для этого просто надо уметь это чувствовать.

Если у человека, например, выпадут зубы, то медленно, но верно начнет страдать и разрушаться весь организм. Именно поэтому мне нужен тигр, именно поэтому мне нужна морская черепаха, именно поэтому мне нужна самая неприметная травинка или насекомое — чтобы не разрушить весь организм.

Конечно, можно сказать: ничего не знаю, не волнуют меня травинки, нас и в городе неплохо кормят! Поля поставляют растительную пищу, пастбища обеспечивают животную, ветер, солнце, приливы — неиссякаемую энергию. Будем качать нефть, пить и веселиться!  А исчезают тигры — так что с того? Исчезли ведь мамонты, тасманские волки, черные носороги и еще масса разных видов в разные исторические эпохи — и ничего, природа как-то справилась с этими потерями. Зачем нам вообще хищники, если мы можем взять на себя их роль и функцию, можем искусственно контролировать популяцию травоядных, например. Мы ведь сами хищники! Да еще какие! Стрелять умеем! Крови не боимся!..

Как бы не так. Мы не сможем — ни технически, ни интеллектуально. Механизмы природы настолько тонкие и неуловимые, связь биоценозов настолько уязвима, а мы пока такие грубые и неотесанные, что обязательно напортачим, разрушив то хрупкое, что у нас есть. Примеров тому огромное количество — и переброска рек, и сведение к нулю лесов, и неуемный промысел отдельных видов. Мы, люди, даже внутри своего вида не можем договориться — не то что со своим уставом лезть в храм дикой природы. Не надо! Мы не готовы, мы всё разрушим, и наши дети тогда не выживут в том далеком мире, разрушение которого начали именно мы с вами.

Чтобы понять, что мы теряем, надо стать деревом. Надо представить себя тигром, маленькой мышкой, мокрым лягушонком, рыбой в морских глубинах. Надо задействовать совсем недавно кем-то выключенный механизм самосохранения. Надо раскинуть руки и представить себя птицей, которая летит над просторами дикой природы и вдыхает кристально чистый воздух. А потом, неожиданно, пересечь невидимую черту, за которой только поля с монокультурами, отравленные закованные в бетон реки, дымящиеся свалки и наши несуразные жилища, далекие от совершенных природных мегаполисов. И вам обязательно захочется развернуться в полете и вернуться туда, обратно, где есть чистота, истинная гармония, безопасность для вашего потомства — и обязательно дикая природа, которую я пытаюсь сохранить для вас.

Павел Фоменко стал одним из героев проекта «Спасти тигра», посвященного тому, как всего за сто лет люди уничтожили 96% популяции тигров: с 1900 года до наших дней из ста тысяч хищников осталось четыре тысячи. Документальный фильм о том, как сегодня активисты пытаются исправить это катастрофическое положение, выйдет на Discovery Channel 31 марта в 20:00.