Как говорить с детьми о сексе

Среди множества тем, которые традиционно считаются взрослым миром страшными и опасными, одна выделяется безусловно и однозначно. Это тема «про это», как стыдливо и лицемерно принято ее называть. То есть все, что касается секса и вообще человеческих интимных отношений. Поэтому с моей стороны было бы просто нечестно не посвятить ей хотя бы одну главу.

Как-то мне позвонил старый приятель. И, стараясь справиться со сбивающимся дыханием, сообщил, что произошло нечто ужасное и ему немедленно нужна моя квалифицированная помощь. «Представляешь, — зловещим шепотом поведал он мне, — после того как мой восьмилетний сын играл с айпадом, я обнаружил в Google запрос “большие сиси”!!!»

Не стану скрывать: напряженность момента была смазана моим хохотом. А когда я отсмеялся, мы с приятелем поговорили обо всем, и он, успокоенный, отправился болтать с сыном о «больших сисях» и не только о них. Я же всерьез задумался. 

Чего же так испугался взрослый достойный человек? Ведь ситуация эта забавная, легкая. И конечно, она является чудесным поводом для интереснейшего разговора с сыном. Почему он, как и большинство родителей, впал в ступор, как только появился малейший намек на возможный разговор о сексе? И это при том, заметим, что у представителей взрослого мира в основном нет ни малейших проблем с обсуждением действительно сложных, тяжелых и опасных тем.

Скажем, нам ничего не стоит мимоходом поговорить о насилии. Ну, например: «Ударили — дай сдачи», или наоборот: «Объясни словами, что ты чувствуешь». Или о войне, которая, кажется, принудительно обсуждается уже не только в школах и даже детских садах, а чуть ли не в яслях. Про это можно, значит? О смерти, о предательстве, о разрухе, о ненависти — пожалуйста, а о любви и самой жизни — нельзя? Немного странно, не так ли? 

Когда меня спрашивают, как с детьми говорить о сексе, я обычно задаю один и тот же вопрос: «А вы-то, взрослые, между собой как об этом разговариваете?» И знаете, очень редко мне удается добиться внятного ответа. Раз за разом я слышу некое глубокомысленное или смущенное мычание. Так, может, тема эта сложна и опасна вовсе не для детей, а для их родителей? Может быть, это не детям рано или вредно, а родителям страшно и непонятно? Как и в других подобных случаях, множество «специалистов» изобретают способы, как сделать жизнь комплексующих взрослых комфортнее, как поговорить о сексе максимально безопасно, а лучше — не поговорить вовсе в надежде, что в свое время они сами все узнают. Узнают… Сами…

Я прекрасно понимаю: в определенном смысле и наш язык против нас. Какими словами говорить об этом? Как и что объяснять? Право, не использовать же мерзкое слово «пися», от которого нам самим моментально становится противно и которое по своему значению категорически не подходит для обсуждения данной темы. А с другой стороны, и к словам «вагина» и «пенис» нас как-то не приучили… Как назвать сам сексуальный процесс? Половой, так сказать, акт. Может, и правда не надо? Может, действительно они как-нибудь без нас? К возможной войне подготовим, а с любовью… пусть сами разбираются. 

Но ведь страхи, комплексы и табу рождаются как раз в многократно повторенных ситуациях наподобие этой. Когда одних слов не хватает, а другие мы не решаемся произнести (например, потому что их не произносили наши родители или потому что они определяли что-то, о чем и думать-то было запрещено). Трудно? Уверен, что непросто. Но ведь речь идет снова о той самой родительской функции, о которой так любит рассуждать взрослый мир. Вы на самом деле хотите обеспечить детям поддержку и помощь? Тогда научите их говорить о любви человеческими словами, а не пошлыми двусмысленными междометиями или скабрезными жестами. 

Для ребенка отношения между людьми — часть мира, который он познает. Вот и все. И опасностей тут уж точно не больше, чем в любом другом вопросе. Помните: «В Лотлориэне существует лишь то зло, которое мы приносим с собой»? Вот и в разговоре о сексе то же самое: неоткуда взяться пошлости и ощущению разврата у ребенка, разве что вы сами привнесете их в разговор.

Тема секса, понятное дело, очень плотно связана с темой появления человека на свет. Однако они вовсе не идентичны, не правда ли? Отчего же в статьях типа «Детям — о сексе» эти вопросы так часто смешиваются и материал в лучшем случае превращается в «Детям об оплодотворении и зачатии»? Не оттого ли, что если уж и говорить «о чем-то таком», то не об удовольствии, а о необходимости… Мы как будто стыдимся своей человечности, как будто опасаемся разговора о том, что есть действия, которые мы делаем не по долгу, а по желанию, ради наслаждения, из любви.

Несколько строк придется, видимо, посвятить и невинному вопросу: «Откуда я взялся?» Мне хорошо знакомы рекомендации вроде: «Скажите, что папина клетка встретилась с маминой клеткой». Увы, боюсь, после такого откровения человек может почувствовать себя разве что недоумком. Ведь понять из этого объяснения нельзя ровным счетом ничего. А спрашивать дальше уже боязно: еще не понимая, ребенок уже чувствует, что становится свидетелем действия некоего табу — не случайно мама (папа) все на свете может объяснить просто и понятно, а тут — прямо наваждение какое-то. А непонятных моментов между тем при такой постановке вопроса множество. Где встречаются клетки? Как они знакомятся? Что им для этого нужно? Постоянно ли они встречаются? Чем занимаются при встрече? И так далее. Родным братом этой рекомендации предстает и совет: «Отвечайте только на поставленный вопрос». Ведь это не более чем очередная попытка защитить самих родителей от неудобных разговоров. Такова же и идея «просто дождаться вопросов». Их, как мы понимаем, может и не последовать. И совсем не потому, что эта тема неинтересна.

Заметим, что, когда ребенок спрашивает, например, о причинах дождя, мы не останавливаемся на фразе: «Происходит конденсация влаги в облаках при низких температурах». Мы стараемся максимально подробно, широко и понятно раскрыть тему, стремимся к диалогу, провоцируем вопросы и радуемся им, делимся ассоциациями, показываем картинки. Так же как не ждем мы вопросов и в тысяче других ситуаций, а напротив — смело и уверенно предлагаем темы для обсуждения. В случае же «клетка встречается с клеткой» мы даем совершенно закрытый и непонятный ответ, радуясь, если нет уточняющих вопросов. Неужели вы думаете, что наш внимательный, тонкий, умный ребенок не чувствует этого? Еще как чувствует! И ловит наше невербальное сообщение: говорить об этом не следует. А если и следует, то не с мамой — ей, похоже, не слишком-то удобно рассуждать на эту тему… И если вдруг в глубине души мы лелеем надежду, что, когда придет время, это табу не повлияет на его (ее) отношения, помыслы, действия, — это уж, извините, совсем утопия.

Что же творится с нами? Разве нам не интересно говорить об этом? Что заставляет нас превращаться из ярких, чутких людей в молчаливых истуканов, не способных вымолвить честного слова? Боюсь, что, как и всегда, всему виной — наши собственные привычки, модели, воспоминания. Мы пытаемся оправдать перманентный кошмар интимностью темы, а на деле снова путаемся в собственных страхах. Страхах, подаренных нашим прошлым, которое так пугающе похоже на организуемое нами настоящее детей. И будущее.

И мы совершаем очередное предательство, бросая близкого человека наедине с собой просто потому, что нам тяжело (мы не хотим, не умеем, нам страшно) говорить о том, что для него важно.

Пугая себя, мы смешиваем все неудобные темы в кучу: секс с менструацией, мастурбацию с родами, зачатие с порнографией. А в результате — сколько детей узнали о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в таких словах и выражениях, что и повторить-то их не представляется возможным? Скольким заботливые старшие друзья рассказали о том, что сексуальные отношения — это грязь, в которой вымазаны все взрослые и в которой непременно вымажутся и сами дети?

Память хранит страшное воспоминание моего позднего детства: мальчик лет девяти пытается противостоять грязным и гадким подросткам, которые, захлебываясь собственным гоготом, повторяют: «Твой папа … твою маму». А он, несчастный, почти плача, лепечет: «Это неправда, не …» Ужас охватывает меня до сих пор. И я признаюсь: я не вмешался. Лет тогда мне было что-то около 13. И я совсем не знал, как поступать. И просто стоял в стороне. Социальное во мне убеждало: ты должен гоготать вместе с ними, а сердце сжималось. И сжимается до сих пор. У вас что же — есть сомнения в том, кто виноват в этой мерзкой ситуации? Думаете, не те, кто не смог выполнить своей базисной родительской функции и объяснить человеку суть простых (и прекрасных) аспектов человеческих отношений? Не смог объяснить не одному только несчастному мальчику, а всем участникам этой жуткой истории. Увы, виноваты мы. И в пошлости, и в гадости, и в бессилии, и в страхе.

Итак, могут ли родители вообще говорить с детьми о сексе? Ответ однозначен: должны! Да, именно так: не могут, когда их спрашивают (ибо есть вероятность и не дождаться вопроса), а должны! Как и что говорить? Да правду говорить. О том, что люди любят друг друга. О том, что часто им хочется прижаться друг к другу тесно-тесно — так тесно, что они практически проникают друг в друга. О том, почему такие отношения называются интимными. О том, что бывают такие отношения между любящими людьми и что это настоящее счастье — испытывать такую любовь. О том, что это часть волшебных любовных приключений, до которых еще предстоит дорасти (да-да, у человека не возникает желания попробовать все, о чем он узнает, прямо здесь и сейчас — он хорошо понимает, что до многого нужно дорасти). О том, что речь идет о настоящем удовольствии — таком, что словами объяснить трудно. О том, что вы завидуете им, потому что когда-то у них будет их первый раз, которого у вас уже не будет. О том, что у женщин есть вагина, а у мужчин — пенис и что эти органы играют важнейшую роль в нашей жизни вообще и в любви в частности. О том, что друг к другу нужно относиться бережно. О том, что дети появляются в результате настоящей любви… И еще много о чем…

Смущаетесь? Объясните — почему. Только говорите! Разговор о сексе не имеет ничего общего с развратом, напротив, в определенном смысле сам факт такой беседы уже является прививкой от распутства и пошлости. Ответьте себе честно на вопрос о том, что вас пугает, это станет чудесным первым шагом. 

Вы, конечно, знаете фразу, приписываемую Ж.-Ж. Руссо: «Если вы не уверены, что в состоянии сохранить тайну о взаимоотношениях полов до его 16-летия, постарайтесь, чтобы он узнал о них до восьми». Кажется, неплохо сказано, правда? 

Помните: завтра может быть поздно. Если человек не узнает о любви от вас, если не услышит от самых близких людей (что любовные отношения бывают разными, что есть и прекрасное продолжение их влюбленности в первом классе — продолжение, связанное с возрастом, с ответственностью, с чувствами), он узнает об этом от ваших врагов. И они-то уж точно позаботятся о том, чтобы в сознание ребенка вошли грязь, пошлость, стыд и ложь. «Враги», поверьте, в данном случае не слишком сильное слово. И они расскажут, что не существует никакой любви, а есть только похоть, что все женщины шлюхи, что под одеждой все люди голые, что настоящий мужик должен держать бабу в узде…

А что будет дальше — вы и сами знаете…

Продолжаем разговор

Практически в любом обществе мужчины играют доминирующую роль, и это не может не отражаться на сексуальных отношениях. Значит ли это, что с мальчиками и девочками надо говорить о сексе по-разному: девочек учить распознавать опасность, а мальчиков — защищать девочек от себя? На каком этапе стоит рассказывать ребенку о проблеме сексуальной эксплуатации, объективации и сексуального подавления?

Я начну с последнего вопроса: обсуждать с ребенком эту проблему нужно в тот момент, когда он ей заинтересуется. А если мы открыто разговариваем с ним на разные темы, он непременно заинтересуется и рано или поздно спросит, например, почему многие мальчики выражаются так, а не иначе. Так что родителям совершенно не обязательно записывать в календаре день, когда мы поговорим о сексуальной эксплуатации.

Что касается первого вопроса, я бы сказал, что это не самый верный подход. Многие из нас усваивают гендерные стереотипы уже в самом раннем возрасте, поэтому было бы полезно поговорить о том, что такое мужское и что такое женское, в частности, чтобы разрушить некоторые предрассудки, но я не думаю, что доносить эту информацию надо изначально по-разному для представителей двух полов.

Наоборот, очень продуктивным может быть обсуждение этой темы в большом смешанном коллективе, когда есть возможность поговорить с каждым участником как бы с чистого листа. Вполне вероятно, что девочки и мальчики при этом станут задавать разные вопросы, но им будет весьма полезно послушать друг друга. 

Часто родители внушают детям, что любовь — это то единственное, что может оправдать секс, причем представляют они ее как что-то заведомо невозможное. Вы также связываете секс с любовью. Нет ли здесь подобной попытки оправдания?

Я согласен, что эти две темы следует разделять, и я ни в коем случае не хотел сказать, что, говоря о сексе, мы непременно обязаны иметь в виду серьезные любовные отношения. Беседуя с человеком семи или восьми лет, мы чаще всего обсуждаем то, что он видит у себя дома, потому что так ему понятнее. А говоря об отношениях мамы и папы, довольно трудно (да и вряд ли необходимо) разделять сексуальные и любовные, дружеские отношения.

Далее эта тема, как и любая другая, должна расширяться, и в определенный момент, конечно, выяснится, что секс бывает разный, как и любовь.

Другая причина, по которой я не против того, чтобы на начальном этапе смешивать два данных вопроса, — родителям нужно с чего-то начинать. Говорить на некоторые темы им порой очень сложно, социальные модели давят на всех нас, поэтому ничего страшного, если взрослые прибегнут к маленькому (само) оправданию и какому-то культурно близкому формату, который поможет им завести разговор.

Ну а кроме этого, я — последовательный сторонник принципа, сформулированного Борисом Гребенщиковым вслед за многими мудрецами: «Любовь — это все, что мы есть». Говорим мы о сексе или о любых других отношениях — основой этого все равно является любовь.