Ложь во спасение мира, или Почему о климате говорят столько глупостей
На канале National Geographic есть прекрасный сериал «Враждебная планета» — там про то, как нелегко живется на свете разным зверюшкам. Особенно, по нашему мнению, удалась серия, где главными героями были снежный барс, козленок и какие-то обезьяны. Снежный барс всю серию хотел съесть голубого барана и все никак не мог. В корне его проблем, сообщил закадровый голос, лежит глобальное потепление: именно из-за него голубой баран делал все не так, как было удобно барсу.
Тем временем козленок с огромным трудом переплыл бурную реку, а обезьяны забрались на гору и устроили там жестокую драку. Если верить закадровому голосу, то и их сложности тоже напрямую связаны с потеплением (из-за него река стала полноводнее, а обезьянам пришлось залезть повыше, где прохладнее, но меньше места). К концу фильма зритель уже прямо ненавидит это потепление, которое причиняет зверям столько бед.
Однако даже в самую чистую зрительскую душу закрадывается мысль: ну не может же быть такого, чтобы абсолютно все сложности звериной жизни были вызваны климатическими переменами, да еще и исключительно антропогенной их составляющей? Раньше-то, чай, тоже жилось зверям не сладко? Уж не лукавят ли с нами почтенные редакторы канала National Geographic?
Звезда и смерть полярного медведя
Ну, допустим, не лукавят, а проводят идеологическую линию. Научный редактор русского издания National Geographic Андрей Журавлев, профессор-палеонтолог с биофака МГУ, в частной беседе с автором упоминал о мягком давлении владельцев франшизы на российскую редакцию: по мнению американцев, в локальных материалах журнала недопустимо мало говорится об опасности глобального потепления. Ведь много где можно было бы вставить фразу-две, а эти русские почему-то не хотят, упрямятся.
Почему не хотят? То ли в силу скептической компоненты национального менталитета, то ли потому, что не желают даже ради блага человечества ставить себя в идиотские ситуации, подобные той, которая случилась из-за известного видео с белым медведем.
Это новая, отредактированная версия ролика. В старой версии мучения голодающего мишки были безапелляционно объяснены глобальным потеплением, и только им. «Я не могу утверждать, что этот медведь голодал из-за изменений климата, но я точно знаю, что медведям нужен плавучий лед, чтобы охотиться со льдин», — оправдывался позже автор ролика. Он, однако, не упомянул, что независимо от наличия льда полярному медведю гораздо удобнее и вкуснее питаться из человеческих помоек (которых и правда развелось на Крайнем Севере многовато), а в результате бедолага просто обречен заразиться глистами, каковой диагноз и был поставлен герою видео знающими зоологами. Над борцами с потеплением зло посмеялись в интернете. Редакторам пришлось принести извинения: «С нашей стороны было слишком смело указывать на прямую связь между климатическими изменениями и конкретным голодающим белым медведем на видео. Мы сказали: “Вот к чему приводят климатические изменения” <…> но мы не можем точно знать, почему именно этот медведь находился на грани смерти».
Комментирует Андрей Журавлев, профессор кафедры биологической эволюции биологического факультета МГУ:
«На концепцию глобального потепления пытаются списать все общечеловеческие беды. Например, наводнение где-нибудь на Кавказе — из-за потепления. Остров Пхукет несколько лет назад снесло цунами? Виновато потепление. А на самом деле это в каждом случае конкретное человеческое головотяпство. Почему снесло Пхукет? Потому что вырубили все мангровые леса, которые создавали барьерную зону: 100 метров мангровых лесов гасят 20 процентов энергии цунами».
Впрочем, другие ученые отвечают ему: «Потепление здесь при том, что на фоне подъема моря на 20 см волна, не погашенная манграми, пойдет дальше на суше и затопит больше» (в данном случае реплика принадлежит проф. Александру Кислову, заведующему кафедрой метеорологии и климатологии географического факультета МГУ).
Ученым свойственно любить всякие сложности и постоянно спорить о них. Однако в данном случае спор, кажется, принимает необычный оборот: тех, кто слишком уж настаивает на сложностях, подозревают в коварном умысле и торпедировании благого общечеловеческого порыва. Что тут не так?
Как научная истина мешает доброму делу
Рассмотрим утверждение: «Прививки спасают жизни, но, как всякая медицинская процедура, могут иметь побочные эффекты». Это утверждение, несомненно, истинно, однако автор этих строк поставил бы в нем точку после слов «спасают жизни». Почему? Потому что именно это, по мнению автора, следует хорошенько запомнить невежественной части человечества, а уж с остальными подробностями просвещенное меньшинство обещает со временем как-нибудь разобраться. Автор лжец? Помилуйте, ну нет же. Автор тенденциозен? Пожалуй. Просто автор хочет как лучше.
С истиной о климатических переменах дело обстоит примерно так же. Если попытаться сохранять полную корректность и непредвзятость, эту истину можно, наверное, обрисовать в следующих тезисах.
— Климат, вероятно, меняется из-за роста концентрации парниковых газов, но он точно меняется и от других причин, каждая из которых действует на своем масштабе времени*.
— Концентрация парниковых газов растет из-за сжигания ископаемого топлива, но, очевидно, и из других источников.
— Человеческая деятельность вызывает изменения климата, но это влияние далеко не исчерпывается потеплением из-за выбросов СО2. Уничтожение дождевых лесов, к примеру, сильно влияет на круговорот воды, формирование облаков и картину выпадения осадков, однако к потеплению не имеет отношения: эта экосистема практически не вносит вклад в захоронение атмосферного углерода (почвы дождевых лесов бедны, и весь фиксированный растениями углерод быстро возвращается в атмосферу).
— Антропогенные выбросы в виде некоторых типов аэрозолей приводят не к потеплению, а к похолоданию. Вот, к примеру, недавняя работа израильских ученых, согласно которой в прежних моделях этот фактор был сильно недооценен. В отличие от СО2, эффект аэрозолей краткосрочный, однако это означает, что сокращение выбросов может на коротком масштабе времени усугубить потепление.
— Из-за людей, возможно, меняется климат, но из-за людей происходит и многое другое: вырубаются мангровые и прочие леса; на севере появились помойки; в африканской саванне организуются заповедники; добровольцы очищают коралловые рифы от поедающего их иглокожего Acantaster planci; насекомые гибнут от инсектицидов; дети развешивают зимой кормушки для птиц; в океане плавают миллионы тонн пластика. Кстати, об океанах: согласно недавнему исследованию, главный единичный компонент антропогенного загрязнения океана — сигаретные окурки. Очень жалко океан, но человеческая привычка бросать в него бычки с потеплением уж точно не связана.
— Виды вымирают из-за антропогенных воздействий (некоторая часть из которых, возможно, опосредована через изменения климата), но также и от других причин. Динозавры и трилобиты вымерли точно не по нашей вине, и глупо надеяться, что с появлением человека факторы, действовавшие сотни миллионов лет, исчезнут или ослабеют.
Человеческая цивилизация, и сама-то по себе очень непростая, вписывается в сложную сетку других причин и следствий. У каждой причины дюжина следствий, у каждого следствия две дюжины причин. Можно, конечно, вытащить отсюда одну ниточку, ведущую от техасской нефтяной скважины к одержимому глистами полярному медведю, но можно выбрать и любую другую.
Однако, если вы намерены убедить в чем-то собеседника, апеллируя к его эмоциям, — например, пытаетесь пригласить девушку на романтический ужин, — не стоит строить свою речь по принципу «во-первых… во-вторых… в-двенадцатых...». Собеседник соскучится и потеряет к вам интерес. Более того, в вашей разветвленной аргументации всегда найдется удобная для него лазейка, чтобы в итоге поступить так, как он сам хочет, а не как хотите от него вы. И если вы — озабоченный будущим планеты эко-активист, а ваш собеседник — мировые правительства и избиратели, вам, конечно, не надо углубляться в те мелочи, о которых мы толковали выше. Надо проще и линейнее: «Хорошая и гармоничная природа портится, потому что из-за сжигания нефти и газа климат Земли теплеет».
— А может, все-таки есть надежда? — спросит вас обыватель. Тут надо быть твердым:
— Надежды нет. Надо действовать.
С восхитительной саморазоблачительной наивностью эту логику раскрыла уже упомянутая в наших заметках шведская школьница Грета Тунберг на Всемирном экономическом форуме:
«Вы говорите, что в жизни нет черного и белого, но это ложь, и очень опасная ложь. <...> Взрослые говорят, что в долгу перед нашим поколением и должны дать ему надежду. Но я не хочу, чтобы вы надеялись. Я хочу, чтобы вы ощутили панику. Я хочу, чтобы вы почувствовали ужас <...>, и я хочу, чтобы вы действовали».
Мы, конечно, тут слегка окарикатурили благородную мысль. Можно же все представить и более взвешенно — опять же без «черного и белого», не пользуясь недалекостью 16-летней оппонентки, а опираясь на то, что говорят взрослые ученые.
Мишка на севере против лягушки в кипятке
Надо ли пугать публику глобальным потеплением? Согласно работе гонконгских социологов, вышедшей прошлым летом, публика и так уже порядком напугана: публичное восприятие роста температур опережает сам фактический рост, и обычную жару многие легко готовы счесть небывалой и беспрецедентной.
С другой стороны, человечество довольно безболезненно привыкает к постепенным изменениям погоды (автор этих строк, к примеру, и сам не заметил, как апрель в Москве стал бесснежным месяцем). Климатологи говорят об эффекте «лягушки в кипятке»: мол, медленные климатические перемены тревожат нас недостаточно сильно, чтобы побудить к решительным действиям. А поскольку в побуждении человечества к решительным действиям эти достойные люди видят смысл своей жизни, они начинают озабоченно обсуждать, как бы им встряхнуть нашу чересчур благодушную лягушку: «Проснись, сестра! Тебя варят!»
Пару лет назад Алексей Олегович Кокорин, эксперт-климатолог Фонда дикой природы, опубликовал статью под названием «Анализ проблемы скептического отношения к антропогенным причинам изменения климата». В последнем разделе повествуется о том, «как доносить информацию до скептиков». Алексей Олегович рекомендует объяснять публике выводы климатологов без лишних эмоций, не вступая в споры и не нагнетая паранойю, с уважением к мнению собеседника, а затем «дать несколько ярких и эмоциональных иллюстраций развития процесса изменения климата»: «фото погибших животных», «фотографии экстремальных случаев береговой эрозии», «провалившийся на тонком льду грузовик и солнечная электростанция как решение проблемы». Алексей Олегович настаивает, что эмоции без научных аргументов недопустимы и сам он всегда с этим борется, однако канал National Geographic со своим злополучным мишкой (а также снежным барсом, козленком и обезьянами), видимо, усвоил лишь последнюю часть рецепта.
Приносит ли это какую-то пользу? Смотря что считать пользой. Если вы хотите в итоге получить мудрую и просвещенную публику, то вряд ли. Но если вам нужен избиратель, побуждающий свое правительство подписывать новые и новые климатические соглашения, вводить «углеродные» налоги и заваливать альтернативную энергетику деньгами налогоплательщиков, тогда почему бы и нет.
Проблема зеленых ученых
Если вы вздумали спасти цивилизацию и считаете, что знаете рецепт, для вас вполне естественна некоторая категоричность суждений. Эколог Патрик Мур, бывший глава канадского Greenpeace, в своем интервью три года назад весьма эмоционально охарактеризовал позицию «зеленого» сообщества, сочетающую крайнюю степень невежества с полной убежденностью в своей правоте: «Они ведь как Гитлерюгенд, только еще не убили никого».
Но есть еще такой вопрос: если взять активиста из Greenpeace и выучить его климатологии — получится зеленый ученый или ученый зеленый? О том, как сочетается в сознании научного сообщества дотошное внимание к фактам и эмоциональный порыв защищать природу, говорит научный руководитель Института глобального климата и экологии им. Ю. А. Израэля профессор Сергей Михайлович Семенов:
«Я хочу подчеркнуть, что научное сообщество, составляющее абсолютное меньшинство населения страны, может играть двоякую роль. Во-первых, это некоторая группа экспертов, которая должна поставлять информацию для принятия решений — в данном случае решений правительства. Но, во-вторых, ученые — это обычные люди, граждане, и они могут иметь свою точку зрения. Точка зрения научного сообщества — так уж получается психологически — обычно “зеленая”. Ученые, в отличие от представителей промышленности, склонны лично хотеть, чтобы влияние человека на природу было поменьше. Не надо ничего коверкать в природе, давайте откажемся от каких-то не слишком важных (с их точки зрения) благ, но не будем вмешиваться в природные процессы. Это довольно типично для моего профессионального круга. Но не будем забывать, что это абсолютное меньшинство населения, и они не могут навязывать свою точку зрения всем остальным. А правительство призвано отражать точку зрения всех избирателей».
В 2009 году мир немало позабавился скандалом, вошедшим в историю под именем «Климатгейт»: в интернете распространилась частная переписка ученых из университета Восточной Англии, поставляющих информацию для самой Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC) при ООН. Из переписки следовало, что в конце 1990-х климатолог Фил Джонс был очень озабочен тем, что никак не мог вычленить из вековых температурных данных пресловутую «клюшку» — восходящий антропогенный тренд.
Эта «клюшка» — тот самый вклад антропогенного парникового эффекта, который в 1975 году Уоллес Брокер добавлял к «циклам Кэмп-Сенчури», чтобы аппроксимировать реальную динамику температур (об этом шла речь в нашей прошлой заметке). За следующие четверть века появлялись новые данные, были открыты другие климатические циклы, в дополнение к сомнительным 80- и 180-летним циклам Кэмп-Сенчури. Восходящий тренд в разных моделях оказывался то более, то менее заметным. И вот Фил Джонс в своей переписке с коллегами откровенно обсуждал, как лучше обработать данные, чтобы «клюшка» вырисовывалась четче.
Если наш читатель сам случайно ученый, он должен знать, как это бесит, когда не получается наблюдать то, что вроде бы непременно должно наблюдаться (потом, года этак через два, когда карьера уже пошла под откос, оказывается, что в спектрофотометре застряла дохлая муха). А если вы вообразили, что от ваших результатов зависит будущее человечества, это уже не просто бесит, а вообще лишает остатков здравого смысла.
Какие именно проблемы в данных беспокоили Фила Джонса в далеком 1999 году? К счастью, этот вопрос давно уже потерял всякую актуальность: за два десятилетия в климатологии многое изменилось. Объясняет профессор Александр Викторович Кислов:
«В нашем климатологическом сообществе периодически возникает эйфория, как будто мы все знаем. Так было и 20 лет назад, а потом были открыты два важных эффекта, о которых мы не подозревали. Во-первых, мы всегда считали, что Солнце светит стабильно. Эта уверенность была основана не на измерениях, а на том, что нам рассказывали астрофизики. А потом, когда провели и обобщили многолетние спутниковые измерения, оказалось, что количество энергии, получаемое Землей от Солнца, немножко покачивается. Если усреднить много солнечных максимумов и минимумов и посмотреть, какая им соответствовала метеорология, мы получим значимые различия».
«Второй эффект связан с тем, что, как мы долгое время считали, Гольфстрим — это такой долговременный фактор климата, который абсолютно невозможно изменить. Оказалось, это не так. Обнаружены палеоданные, согласно которым периодически происходил коллапс Северо-Атлантического течения с резкими похолоданиями в Европе. То, что происходит в современном климате, — ослабление меридионального переноса тепла в Атлантическом океане — намек на то, что такое явление в принципе возможно».
Если так, у нас есть важный вопрос к профессору Кислову: допускает ли он новую революцию в климатологии, в результате которой вся эта история про антропогенную «клюшку» и выбросы углерода уйдет в историю науки вслед за флогистоном и яровизацией? Вот что он ответил:
«Однажды я спросил у своего немецкого коллеги, специалиста по Древнему Египту, насколько он уверен в периодизации, принятой в его науке. Он ответил: “До первого пергамента, где будет написано по-другому — тогда мы все пересчитаем”. Я к этому нормально отношусь, потому что наука есть наука. Но пока коллегам удается меня в чем-то убедить, я считаю себя в этом убежденным».
***
В такой нервной обстановке формируется сегодня общественное мнение по проблемам климата. Это мнение влияет на решения правительств, которые и в куда более спокойной информационной среде не всегда могут служить образцом мудрости и здравомыслия. Никто не хочет слыть злодеем, погубителем человечества или хотя бы лично ответственным за гибель красивого кораллового рифа. С другой стороны, чем больше пафоса на поверхности, тем больше скепсиса внутри. Если вы в глубине души посмеиваетесь над проблемами снежного барса и полярного медведя и уверены в бессмысленности всей этой свистопляски — и если вы к тому же еще и чиновник, — ваши действия будут даже еще более вредными и разрушительными, чем если бы вы руководствовались лишь чистым идиотским желанием любой ценой спасать мир.
Кстати, о медведе и барсе: тут вот недавно стало известно, что на Дальнем Востоке бедные моржи массово бросаются с утесов и разбиваются насмерть. Из-за потепления, разумеется. Кому не жалко моржей, у тех нет сердца. Не пора ли уже жестоко расправиться с теми, кто добывает ископаемое топливо, топит им дома и вырабатывает электричество?
___________________
* Примечание. О каких «масштабах времени» идет речь? Публикуем уточнение от А. О. Кокорина по его просьбе: «Антропогенное усиление парникового эффекта — главный эффект в масштабе столетия, но не десятилетия и не тысячелетий».
Автор — научный редактор Forbes — выражает признательность профессору А. Ю. Журавлеву за высказанные замечания. Автор также благодарен профессору А. В. Кислову и А. О. Кокорину, некоторые замечания которых были учтены в тексте заметки. Они, в частности, выразили несогласие с нашей формулировкой «климатологической истины» в шести тезисах (раздел «Как научная истина мешает доброму делу»), настаивая на том, что причинно-следственная цепочка от антропогенных выбросов углерода к быстрым экологическим изменениям не просто одна из возможных, а доминирующая в современном мире.