Фото: Salzburger Festspiele/Doris Wild
Фото: Salzburger Festspiele/Doris Wild

Ей нравится, когда ее называют «министром иностранных дел» Зальцбургского фестиваля. Она действительно отменный дипломат. Хотя на самом деле ее официальный статус Frau Präsidentin, каковой она является почти двадцать пять лет. За это время сменилось пять художественных руководителей (их называют здесь интендантами), а фрау Хельга Рабль-Штадлер по-прежнему рулит в своем президентском кабинете в Festspielhaus, откуда открывается потрясающий вид на Зальцбург.

Это ее город, ее территория. Здесь она родилась, здесь прошла вся жизнь, которая могла пойти совсем другим маршрутом: семейный бизнес, журналистика, политика? В сущности, любой вариант развития сюжета был возможен. Как прирожденная отличница, фрау Хельга легко схватывает самую суть вопроса, в одну секунду сканирует собеседника, мыслит масштабно, с государственным размахом. Неслучайно она стала первой журналисткой в Австрии, имевшей собственную колонку в уважаемой газете Kurier. Говорят, что ей прочили министерский портфель в правительстве. Отказалась. И кажется, я знаю почему. Дело не в сентиментальных привязанностях к древним камням и красивым видам. Просто Зальцбург — это место, где особенно остро ощущаешь собственную принадлежность к европейской культуре. Эпицентр того, чего за последнее тысячелетие сумела достичь и каким-то чудом сохранить наша цивилизация. Музыка как главный аргумент в пользу мира. Музыка как самый верный способ договориться о мире. Музыка как награда за все страдания, выпадающие человеку на его веку, но которые можно преодолеть, если знаешь, что завтра услышишь Моцарта.

Cимволично, что одним из ключевых произведений в истории фестиваля стала пацифистская мистерия «Имярек» Гуго фон Гофмансталя. Именно с этого спектакля и начинается официальная хронология фестиваля. С тех пор прошло почти сто лет. Но многие из тем, волновавших авторов оперы, остаются поразительно актуальными и сегодня. Неслучайно это культовое для Зальцбурга произведение снова включено в фестивальную программу 2019 года.

 Фото: Salzburger Festspiele/Kolarik
Фото: Salzburger Festspiele/Kolarik

По сложившейся традиции фрау президент и художественный руководитель Маркус Хинтерхойзер прилетели в Москву, чтобы представить фестивальную программу нашим меломанам, СМИ и Обществу российских друзей Зальцбургского фестиваля. Глаза разбегаются, глядя на афишу: тут и премьера моцартовского «Идоменея, царя критского» в постановке Питера Селларса с Теодором Курентзисом у дирижерского пульта и хором musicAeterna на сцене. И «Альцина» с неутомимой искусницей Чечилией Бартоли, и «Медея» Керубини с трагической Соней Йончевой, и концертное исполнение «Адрианы Лекуврёр» с нашей diva assoluta Анной Нетребко.

Это не говоря о выступлениях таких выдающихся музыкантов, как пианист Евгений Кисин, дирижер Марис Янсонс, баритон Маттиас Гёрне и другие. Посетить все, наверное, невозможно. Для этого пришлось бы почти на полтора месяца переселиться  в Зальцбург. Но то, что обычная программа пребывания меломана в городе увеличилась в среднем с трех фестивальных дней до семи, фрау президент считает серьезным достижением своей команды.

Она привыкла мыслить цифрами. Каждый проданный билет идет в бюджет фестиваля. Тут не может быть импровизаций, хотя ей часто приходится идти на серьезный риск. И все же мой первый вопрос был не о деньгах, а о том, каким был фестиваль во времена ее юности, когда здесь безраздельно царствовал Герберт фон Караян.

Фото: Salzburger Festspiele/Franz Neumayr
Фото: Salzburger Festspiele/Franz Neumayr

— Я думаю, есть сходство с днем нынешним. Тогда, как и сейчас, во главе фестиваля стоял серьезный музыкант: Караян был великим дирижером, Маркус Хинтерхойзер — замечательный пианист. Для фестиваля это очень важно. Конечно, Караян был невероятной личностью, обладавшей ни с чем не сравнимой магией. Его цель заключалась в том, чтобы сделать Зальцбург центром художественной и музыкальной вселенной. Это был его родной город, он здесь родился и всегда воспринимал фестиваль как свою вотчину. У него была несгибаемая воля, и он всегда знал, чего хочет. Например, это было его ультимативное требование — построить огромный фестивальный зал. Я тогда была школьницей и хорошо помню жаркие дискуссии, развернувшиеся в прессе: зачем Зальцбургу еще один фестивальный зал. Достаточно тех, что есть. Но Караян был непреклонен: если надо поставить Вагнера или Верди, необходима большая сцена. К сожалению, у него была одна слабость: он абсолютно уверовал в свой талант оперного режиссера. А это совсем разные профессии! Под конец его правления желание все ставить самому стало серьезной проблемой. Но его стремление к совершенству, величайшая культура звучания оркестра, невероятная требовательность определили высочайший уровень исполнения музыки и создали нашему городу репутацию летней мировой культурной столицы. Ради него даже выдающиеся певцы соглашались на крошечные партии. В этом смысле у Караяна была гениальная интуиция. Он выбирал только лучших.

В те времена доминировали дирижеры, важна была их музыкальная интерпретация. Но в какой-то момент инициативу и власть перехватили режиссеры. Именно они стали задавать тон в Зальц­бурге. Почему это произошло?

Конечно, музыка — основа, фундамент любой оперной постановки. Но если ты закрываешь глаза, потому что происходящее на сцене невыносимо скучно, значит, что-то тут не так. Опера должна быть сценическим действием. В конце концов, существует формат концертного исполнения. И при желании можно было бы им вполне удовлетвориться. Но мы-то хотим большего!

Эра режиссерского единоначалия в опере началась с правления Жерара Мортье в Зальцбурге. Вы много с ним работали. Сегодня это имя принято произносить с придыханием. Что вы думаете по этому поводу?

Его задача была проще и сложнее, чем у кого-либо. Проще, потому что всем хотелось, чтобы фестиваль стал эстетически более современным. Сложнее, потому что приходилось конкурировать и поддерживать невероятно высокий уровень, заданный его предшественником. Мортье оказался правильным человеком, появившимся в правильном месте и в правильное время. Собственно, он первым доказал, что опера — это театр, а не только музыка и прекрасные голоса. И все, кто приходил потом на его место, ничего более радикального предложить не могли. Именно благодаря его новациям Зальцбург перестали воспринимать как консервативное, старорежимное место. Нынешний интендант Маркус Хинтерхойзер признает, что очень многому научился у Мортье. Тогда он был совсем молодым человеком, начинающим музыкантом, который мог наблюдать фестивальную жизнь изнутри. И тогда директор концертной программы Ханс Ладерсман поручил ему подготовить  небольшой фестиваль современной музыки. Маркус справился с этой задачей блистательно. Мы тут с ним подсчитали, что его фестивальный стаж даже больше, чем у меня. К тому же он прекрасно знает, что нужно медиа, как с ними правильно общаться, как подбирать подходящие и убедительные слова, выстраивать концепции. Надо признать, что после последнего фестиваля у нас была потрясающая пресса. «Лос-Анджелес таймс» написала, что это был лучший сезон в истории фестиваля и, если хотите увидеть, что такое музыкальный фестиваль, поезжайте в Зальцбург.

 Фото: Salzburger Festspiele/Johann Sebastian Hänel
Фото: Salzburger Festspiele/Johann Sebastian Hänel

Традиционно считается, что публика оперных залов, скажем так, довольно взрослая. Это опытные, много чего повидавшие люди с устоявшимися вкусами. Такая аудитория — преимущество для Зальцбурга или тут таится определенная опасность?

Вы сейчас очень тактично описали аудиторию, к которой можно смело отнести и меня. Да, я не молода, но очень опытна. Это правда. А если серьезно, то преданность или, говоря языком маркетологов, лояльность нашей аудитории исчисляется многими десятилетиями. Публика хочет проникнуться духом фестиваля, почувствовать себя его частью. Очень занятые бизнесмены, руководители больших компаний, у которых не хватает времени  на то, чтобы посещать музыкальные премьеры в течение года, приезжают в Зальцбург послушать не только знакомые классические произведения, но и что-то абсолютно новое, неизвестное, а главное — погрузиться в неповторимую фестивальную атмосферу. Это своего рода ритуал: вечерние туалеты у дам, смокинги у мужчин. Концерты, оперные представления, киносеансы под открытым небом. Сам город предстает театральной декорацией. Как говорит наш интендант Маркус, когда начинается фестиваль, температура в Зальцбурге  повышается. Конечно, такое возможно только в маленьком городе. На это и был расчет у основателей фестиваля. В Зальцбурге все располагает к открытию новых имен. Конечно, современная музыка, как и некоторые режиссерские новации, требует определенной подготовки, но наша задача — сделать Зальцбург на полтора летних месяца центром всего самого прогрессивного, экстраординарного, даже экстравагантного в современном искусстве.

Cогласитесь, радикальные постановки или интерпретации способны отпугнуть даже преданных меломанов.

Всем известно, что люди, перед тем как начать играть в теннис или гольф, должны этому хотя бы немного поучиться с тренером. Но почему-то считается, что современную музыку можно слушать без всякой подготовки! К сожалению, уровень музыкального образования в европейских школах сейчас сильно понизился. В какой-то момент мы почувствовали, что начинаем терять молодую аудиторию. Это опасно, но мы с этим боремся.

Отражается ли это на продаже билетов на фестивальные премьеры?

Если вы приглядитесь к нынешней программе, то заметите, что в ней не значится таких общепризнанных хитов, как «Аида», или «Тоска», или «Турандот». Но при этом у нас аншлаг на редко исполняемые оперы, такие как «Альцина» Генделя или «Медея» Керубини. Конечно, тут гарантией являются имена прекрасных Чечилии Бартоли и Сони Йончевой. Люди готовы рискнуть деньгами и временем, если в афише значится имя звезды. Но, конечно, наша аудитория постепенно стареет. Люди, которые по тридцать, а то и пятьдесят лет подряд приезжают на фестиваль, имеют преимущественное право на приобретение билетов. Лишать этого права мы их не можем и не станем. Но и специально подстраиваться под их вкусы и предпочтения тоже не собираемся. Интересно, что дешевые билеты мгновенно разлетаются сразу после объявления программы 6 января. Ни один фестиваль не может похвастаться такими цифрами продаж.

Кроме проблем с аудиторией существует ли для вас проблема звезд? Вы зависите от их диктата и капризов?

Скажу со всей определенностью, что нет. Например, мы очень рисковали, когда на роль Саломеи, главной оперной премьеры прошлого сезона, Маркус пригласил малоизвестную певицу Асмик Григорян. Но нам с ней повезло: Асмик стала «голосом» фестиваля 2018-го. Мы стараемся достичь баланса: молодые и мэтры, дебютанты и признанные звезды. Понятно, что мы не можем гарантировать каждый год выступления Анны Нетребко. Хотя всегда стараемся выяснить заранее ее планы и расписание. Аня никогда не забывает, что ее международная карьера началась именно в Зальцбурге. Но мы хотим давать шанс и молодым исполнителям. Публика доверяет нам, даже если на афише нет громких имен.

 Фото: Salzburger Festspiele/Olya Runyova
Фото: Salzburger Festspiele/Olya Runyova

За эти двадцать пять лет когда вам было сложнее всего, в начале или сейчас?

Нынешний период я не могу считать особо сложным. Мы друзья с Маркусом. И это многое упрощает. Про нас говорят, что мы  dream team, тем не менее мы действительно хорошо дополняем друг друга. У него замечательная фантазия, а я стараюсь добыть денег на его проекты. Реально трудно было в последние годы правления Мортье, потому что ему нужен конфликт, чтобы быть в лучшей форме, а мне лучше в гармонии. На самом деле я всегда стараюсь полностью подчиниться и принять идеи художественного руководства. Если каждый станет тянуть в свою сторону, фестиваля не будет.  Исключительно интересными для фестиваля и для меня были сезоны 2002—2006 годов. Тогда за художественную программу отвечал композитор Петер Ружичка. Это была его идея в год юбилея Моцарта в 2006-м исполнять только его музыку, а также музыку, написанную после 2000 года. Помню, мы просто не могли остановиться: Моцарт звучал повсюду, явно забивая произведения современных композиторов. Но что интересно, тогда не наступило пресыщения. Только чистый восторг и удовольствие.

Существует расхожее мнение, что таких грандиозных величин, как Тосканини, Караян, Каллас, больше в опере нет. Все измельчало. Что вы про это думаете?

Я не столь пессимистична. Например, я думаю, как нам повезло жить в одно время с Чечилией Бартоли, невероятной певицей. И дело не только в уникальном голосе, а еще и в ее отношении к музыке. Но вы правы в одном: сейчас звезды быстрее сгорают. Трудно быть звездой не на сезон-два, а поддерживать уровень на протяжении всей жизни, как, скажем, Пласидо Доминго. Вот вам пример. Это фантастика. Не знаю, кто с ним может сравниться. Лично я безумно скучаю по Альфреду Бренделю, который для меня является вершиной фортепианного искусства. Но он больше не выступает. В то же время, когда я думаю о нашем фестивале, чувствую себя счастливой. Мой контракт заканчивается в следующем году. Но у меня даже нет времени представить, что буду делать дальше. Тут я больше полагаюсь на удачу, которая позволила мне двадцать пять лет возглавлять лучший музыкальный фестиваль.