Каждый раз удивляюсь в разгар любого кризиса: ну почему известные на весь мир компании теряют на падающих биржах чуть не половину своей стоимости? Разве производитель, скажем, автомобилей, стал их меньше выпускать? Или закрыл большинство своих заводов? Или на весь мир известный поисковик — он что, растерял всех своих пользователей? Наоборот же — в непростые дни трафик уверенно растет, люди ищут информацию, а стоимость ресурса столь же уверенно устремляется вниз. Миллиардеры становятся миллионерами, прежде уверенный в себе средний класс перестает быть таковым, пополняя прослойку бедноты. Они все что, хуже или меньше работать стали? Нет, я прекрасно знаю, что такое финансовые рынки и почему все это происходит, но каждый раз не могу отделаться от мысли, что виртуальная экономика подменяет собой реальную, ту самую, которую можно, как говорится, потрогать руками.

Отличный тому пример — последняя финансовая отчетность Роснано, которую корпорация раскрыла в минувшую пятницу. Она, мягко скажем, сильно отличается от рекордной прошлогодней, и отнюдь не в лучшую сторону: чистый убыток Роснано по итогам 2019 года составил 16,5 млрд рублей. Как такое вообще могло произойти? Оказывается, все дело в укреплении российской валюты, в результате которого в рублях подешевели и иностранные активы компании. А значит, просела и «справедливая стоимость портфеля» — один из ключевых показателей, влияющих на показатель прибыли в отчетности. И вот вам вишенка на торте: по итогам первого квартала 2020 года Роснано опять ушло в плюс аж на 11,7 млрд рублей. И тоже благодаря колебаниям российской валюты — теперь уже в обратную сторону. Это все, что нужно знать о том, насколько объективно отражает реальное положение дел в инвестиционных фондах классический показатель прибыль/убыток.

Фото: Bongkarn Thanyakij/Pexels
Фото: Bongkarn Thanyakij/Pexels

«Поклонникам» Чубайса и меньшего будет достаточно, чтобы вынести свой суровый приговор экс-реформатору. Поэтому предлагаю интеллектуальный эксперимент: давайте забудем, что мы говорим о Роснано. Тем более, что я уверен: со схожей проблемой в оценке своей эффективности сталкиваются большинство отечественных институтов развития, занимающихся инвестициями.

Вот перед нами некий инвестфонд, который за десять лет работы создал больше сотни предприятий. И даже вырастил собственного «единорога» — компанию, которую другие инвесторы оценили выше чем в 1 млрд долларов. А еще этот инвестфонд участвовал в проекте, результатом которого стало создание первой российской газовой турбины для энергетики. Проинвестировала компания и в создание фармпредприятия, которое затем обеспечило весь российский рынок отечественной вакциной от полиомиелита. Наконец, сразу две компании, в которые вложился наш воображаемый инвестиционный фонд, объявили на прошлой неделе о начале регистрации собственных тестов на коронавирус.

Есть такой термин — ошибка наблюдателя. Один из его авторов, сэр Томас Браун, в качестве источников ошибок, помимо проделок дьявола (дело было в XVII веке) называл веру в устоявшиеся образы. Что-то подобное происходит и в этом случае: мы часто забываем, что в современном мире биржевые котировки или финансовая отчетность если и отражают реальное положение, то лишь отчасти. Стоимость акций Tesla, кажется, никак не связана с ее хронически убыточной финансовой отчетностью. И все это вместе никак не мешает Илону Маску производить электромобили сотнями тысяч и запускать ракеты на Марс.

В случае с отечественным изобретением — «институтами развития» — мы имеем дело еще и с необычным объектом наблюдений, который создавался с абсолютно нерыночным целеполаганием. Ведь это даже не госбанк, нефтяной концерн или газовая монополия, а инструмент превращения государственных денег в новые компании и производства.

Одним словом, создается впечатление, что наши подходы к оценке эффективности экономических субъектов несколько устарели и требуют модернизации. Не экономист, потому не готов погрузится в тему методологически. Но на языке афоризмов этот подход можно было описать фразой из старого анекдота, вынесенной в название.