Артем Нарышкин: Божественные диссертации. Что происходит с наукой в РПЦ

Первая же диссертация по теологии, защищенная протоиереем Павлом Ходзинским, вызвала критику ученых. В ее автореферате в качестве метода исследования значился «личностный опыт веры и жизни теолога», что противоречит принципам научности. Наука предполагает рациональный метод познания, который приводит разных исследователей к одним результатам, независимо от их взглядов и озарений. Ученые опасаются, что РПЦ понимает науку своеобразно и использует теологию для продвижения религиозных взглядов.

Теология, согласно определению Минобразования, — это комплекс наук, которые изучают историю вероучений и институционных форм религиозной жизни. То есть, с точки зрения государства, это все же наука, и к ней применимы те же критерии научности, что и к любой другой гуманитарной дисциплине. По словам архимандрита Кирилла (Говоруна), «теология занимается изучением текстов, идей, которые развивались на основе веры в Бога». Она использует результаты синтеза дисциплин: текстологии, библеистики, церковной истории, археологии и других, чтобы углубить понимание религиозного учения. Как писал митрополит Иларион (Алфеев), главное место в изучении религиозного наследия следует уделять контекстуальному методу: «Богословие каждого отца Церкви должно изучаться с максимально возможным приближением к той исторической, богословской, культурной и языковой обстановке, в которой он жил». Этот подход используется и в других гуманитарных науках и служит критерием для различения научного и ненаучного исследования. Таким образом, теология отличается от традиционного богословия тем, что использует критический научный метод. 

До революции в Российской церкви была плеяда исследователей, которые создавали богословские работы высокого научного уровня. Их отличала открытость к новизне и способность преодолевать традиционные убеждения. 

Например, яркой звездой в церковной науке был профессор Московской духовной академии Михаил Тареев. Он сомневался в божественном происхождении ветхозаветных книг, видел в них «выражение религиозного духа, качественно не отличавшегося от прочих верований Древнего мира». Другой известный богослов и церковный историк Антон Карташов считал, что нужно пересмотреть традиционный взгляд на вероучение с учетом достижений библейской науки, переформулировать роль Священного Писания в христианстве. Даже для современной Церкви это смелые идеи.  

Почти в каждой церковной дисциплине были крупные ученые, которые и сейчас считаются классиками науки: епископ Филарет (Филаретов), В. Н. Мышцын, Г. П. Павский, А. В. Петровский, Д. И. Введенский, И. Г. Троицкий и многие другие. Они опирались на источники и применяли научные методы, что сближало их с теологией в современном смысле. Надо сказать, что это были воцерковленные люди, вышедшие из духовных семинарий и академий.

После революции развитие церковных наук прервалось, были утрачены научные школы, лучшие ученые или погибли, или эмигрировали. В 80–90 годах XX века, с возрождением массового интереса к религии, появились православные публицисты, которые популяризировали открытия западных теологов. Священник Александр Мень издавал религиоведческие научно-популярные труды, в которых знакомил с идеями зарубежных библеистов. В среде верующей интеллигенции возник мощный интерес к церковным наукам, но научную базу приходилось создавать практически с нуля. 

Приход патриарха Кирилла, в прошлом ректора Ленинградской духовной академии, породил у церковной интеллигенции надежду на возрождение науки в РПЦ. В патриаршество Кирилла Церковь стала более активной в российском обществе, продвигала основы православной культуры в школах, настояла на создании кафедр теологии в светских вузах. Была создана Общецерковная аспирантура и докторантура (ОЦАД), где главный акцент должен был уделяться методологии научно-богословского исследования. Во главе ОЦАД стал митрополит Иларион (Алфеев), который в 2000-х годах выступал за творческое развитие богословия с учетом современной науки.

Однако при патриархе Кирилле в РПЦ возобладал консервативный тренд, главной заботой Церкви стало охранительство традиций без попыток их переосмысления. РПЦ сделала ставку на традиционную религиозность, чуждую научному мышлению. 

О том, что происходит в образовательной и научной системе Церкви, можно судить по цитатам ее видных представителей. Посмотрим, насколько церковные ученые способны быть непредвзятыми, взаимодействовать со светским знанием и учитывать научную картину мира.

Для многих православных исследователей важен вопрос историчности событий и чудес, описанных в Библии. Уже дореволюционные ученые были готовы понимать их символически, как словесные иконы. Но заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии протоиерей Александр Тимофеев уверенно утверждает: Великий потоп — вполне реальное событие, а в Библии приводится его реалистическое описание. «Я уверен, что повествование о потопе вполне реалистично, но он… затронул только те территории, где жили люди». При этом он считает, что Австралия в то время была необитаемой, хотя по данным антропологов, человек пришел на этот континент не позже 40 тысяч лет назад. Никто не относит потоп к столь давнему времени. Протоиерей просто не знает, что Америка и Австралия были заселены еще в верхнем палеолите, а ведь это рушит всю его концепцию.

Александр Тимофеев приводит наукообразные объяснения потопа, считая библейский рассказ априорно достоверным и подгоняя под него доказательства: «Я думаю, что сначала было движение земной коры вниз, потом вверх, причем следы этого движения мы можем наблюдать. В регионах, которые были затоплены, наблюдается большое количество отложений, а также там существуют цепи озер-морей: Черное, Каспийское, Аральское». Это все не более чем домыслы, что признает и сам Александр Тимофеев, но это никак не колеблет его уверенность: «Практически у всех народов: у полинезийцев, у египтян, у греков, жителей Месопотамии, у американских индейцев и проч. — в эпосе есть упоминание о потопе. Но это означает не то, чтобы потоп был в Америке, а то, что все люди происходят из потомства Ноя». 

Это мнение никак не согласуется с наукой об антропогенезе, согласно которой предки современных людей вышли из Африки задолго до предполагаемого существования Ноя. Ученый-теолог может работать с мифами о потопе как феноменами культуры и религиозного сознания. Но чтобы говорить об их историчности, нужно обращаться к данным других наук: истории, географии, геологии, антропологии. Главный библеист МДА явно не следует этому принципу. 

В учебнике «Библейская археология» протоиерей Ростислав Снигирев пытается согласовать научную картину мира с библейской мифологией. С его точки зрения, в Библии описана реальная картина происхождения человека, которая постоянно подтверждается наукой. Это изначально порочный взгляд, и он приводит к прямому столкновению с данными естественных наук. Снигирев приводит мнение, что человек обрел общую биологическую природу с приматами после грехопадения Адама и Евы, однако вся научная концепция антропогенеза противоречит этому. Также он не сомневается в историчности библейского рая, но единственным свидетельством ему служат мифы и легенды разных народов. 

Автор что-то читал об археологических находках, но он не ищет объяснения ученых, а дает волю фантазии. Снигирев пишет: «Интересным археологическим подтверждением принадлежности ранних жителей Ханаана к хамитам можно считать находку в пещере Схул, на горе Кармил, останков людей с явно выраженными негроидными чертами». Среди верующих было популярно представление, что чернокожие — это потомки Хама, из этого часто делались расистские выводы, что негры-рабы несут наказание за грехи их предка. Как бы то ни было, связывать находки в Схуле с хамитами нет никаких оснований. Останки человека разумного в пещере Схул относятся к периоду от 130 до 80 и после 47 тысяч лет назад. Расы же появились гораздо позже, по словам антрополога Станислава Дробышевского, «негроиды возникли 10–12 тыс. лет назад, а более ранние люди могли иметь экваториальные черты, но не были строго говоря негроидами». К тому же, согласно Библии, хамиты шли в Африку, а по научным данным, жители Схула шли в Евразию. 

Снигирев тоже пишет о Великом потопе, якобы покрывшем Землю во времена Ноя. Он указывает на фрагменты дерева, найденные на горе Арарат, и утверждает, что это «основная находка, подтверждающая истинность библейского повествования о потопе». Однако данные радиоуглеродного анализа показали, что остатки дерева датируются второй половиной первого тысячелетия нашей эры, автор же без каких-либо ссылок приводит датировку 5000 лет, что укладывается в его представления.

Учебник Ростислава Снигирева по библейской археологии — один из базовых в семинариях РПЦ, рекомендован Московской духовной академией, и при этом он переполнен ошибками. Их не возникло бы, если бы автор действительно интересовался наукой, а не подгонял ее данные под библейские сказания.

Для церковного вероучения вовсе не обязательно, чтобы наука подтверждала Библию. Об этом беспокоятся только консерваторы: по их мнению, вера рухнет, если усомниться в историчности потопа или исхода из Египта. Библейский археолог Джордж Эрнест Райт излагает взгляд, преобладающий у серьезных ученых: «Археология может использоваться для подтверждения библейских писаний в достаточно узких пределах… Подавляющее большинство находок ничего не доказывает и не опровергает — они всего лишь дают общую картину эпохи, на фоне которой могут происходить те или иные события». Можно заниматься критическими исследованиями Библии и при этом оставаться верующими — здесь редко возникают противоречия. Но многие церковные ученые следуют за консервативным трендом и, по сути, выходят за пределы науки.

Завкафедрой библеистики СПДА протоиерей Димитрий Юревич считает, что к Священному Писанию нельзя применять научный метод. Он критикует за это богослова Антона Карташева: «Будучи блестящим историком и активно используя критический метод по отношению к историческим документам человеческого происхождения, он не преодолел искушения перенести этот, плодотворный в гуманитарных науках, метод на Священное Писание, имеющее совершенно другое происхождение». То есть Юревич отрицает сам метод теологии, благодаря которому она признана наукой в России. Он отметает предположение, что авторы Библии использовали «народные мифы, легенды, сказания и эпос при формулировке божественных истин». 

Согласно Юревичу, источником библейских сведений о сотворении мира может быть только Божественное откровение. Его позиция делает невозможным научное изучение Священного Писания, поиск в нем разных культурных пластов и влияний. Получается, что РПЦ продвигает теологию как науку, но ведущий библеист СПДА отрицает научный метод, лежащий в основе библеистики.

Далеко не все ученые РПЦ готовы принимать науку о происхождении человека. В своей книге «Может ли православный быть эволюционистом?» протодиакон Андрей Кураев обозревает взгляды дореволюционных богословов и заключает, что отрицание эволюции не является традицией в православии. Еще богослов начала XX века Н. Н. Фиолетов не видел противоречия между эволюцией и христианским вероучением, хотя наука того времени далеко не все объясняла.  

Сейчас вся биология построена на эволюционной теории, но многие церковные профессора закрывают глаза на данные науки. Митрополит Иларион (Алфеев) пишет, что «православие отвергает любую теорию происхождения мира, в которой отсутствует библейское представление о Боге как о Творце и Промыслителе. Безусловно отвергается также идея происхождения человека от обезьяны или другого животного… Библейский рассказ о сотворении мира не оставляет места для спекуляций о происхождении человека от какого-либо животного».

Иларион не учитывает контекстуальный подход, к которому сам же призывал, не принимает во внимание человеческий фактор: намерения и уровень знаний авторов Библии. Ректор ОЦАД исходит из буквалистского понимания богодухновенности, не совместимого с научным методом. Если Библию продиктовал Бог, то изучать в ней нечего, и непонятно, зачем вообще нужна теология. 

По мнению Алфеева, эволюция — это только гипотеза, не подтвержденная никакими фактами. «Никто из ученых еще не сумел представить убедительные доказательства эволюции одного вида в другой, превращения неорганической материи в органическую или обезьяны в человека». Видимо, митрополит не знаком даже с научно-популярными трудами на эту тему. За его позицией сквозит глубокое недоверие к современной науке и научному методу как таковому. 

Профессор Московской духовной академии Алексей Осипов также отрицает теорию эволюции и пытается привести научные аргументы против нее. Богослов самоуверенно рассуждает о биологии, в которой не имеет даже базовых знаний. На портале «Антропогенез» ученые обнаружили в речи Осипова 15 грубых ошибок. Прошло несколько лет с момента этой публикации, но Осипов продолжает использовать те же аргументы против эволюции. 

Это цитаты не последних людей в РПЦ, они пишут и утверждают учебники, входят в диссертационные советы. Если бы светский ученый затрагивал тему антропогенеза, игнорируя при этом антропологию и генетику, он встретил бы жесткую критику. Церковь же стремится к общенаучному признанию своих исследований, но допускает мракобесие в научно-образовательной системе. 

Теология не может развиваться без опоры на современные издания библейского текста. Ведущие российские библеисты, например, Андрей Десницкий и архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), указывали на множество ошибок и неточностей в синодальном переводе, созданном еще в XIX веке. Если бы РПЦ считала науку своим приоритетом, новый перевод Библии стал бы важнейшим проектом. Однако этого не произошло. В 2013 году под председательством патриарха прошла конференция «Современная библеистика и Предание Церкви». С программным докладом выступил митрополит Иларион (Алфеев), который призвал «начать работу над созданием нового общецерковного перевода Библии на русский язык», учитывая «достижения современной науки в понимании библейских текстов, а также стоящих за ними историко-культурных реалий». Патриарх Кирилл раскритиковал его предложение, заявив, что «все прекрасно понимают Синодальный перевод... ни в коем случае нельзя создавать новую версию, перечеркивая при этом значение самого Синодального перевода». Вместо этого он предложил подготовить критическое издание славянского текста Библии. С тех пор вопрос о новом переводе Священного Писания больше не ставился. Церковь могла привлечь госфинансирование и светских специалистов, чтобы создать хороший научный перевод, но отказалась от этой идеи; работа над славянской Библией также не продвинулась. Эта история свидетельствует, что наука в РПЦ находится далеко не на первом месте. 

У руководства РПЦ нет культуры обращения к источникам, даже по чисто религиозным вопросам. Например, в связи с эпидемией коронавируса, прозвучали заявления, что через причастие нельзя заразиться. Выступил председатель Учебного комитета РПЦ протоиерей Максим Козлов: «Принцип нашей веры заключается в том, что через причастие невозможно получить какую-то заразу. Точно так же — и относительно целования церковных святынь». Ему вторил ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Владимир Воробьев: «Церковь учит, что никакие болезни через причастие Святых Христовых Таин не передаются… Если мы будем дезинфицировать лжицу, мы продемонстрируем наше маловерие». Козлов и Воробьев не привели никаких ссылок на церковные соборы, Писание или консенсус святых отцов, подтверждающих, что такое учение действительно существует. С ними был согласен и митрополит Иларион (Алфеев): «Мы верим в то, что никакие вирусы и никакие болезни не могут передаваться через причастие». Ранее он высказался даже более категорично: «Любая зараза и нечистота... полностью исчезает благодаря этому преображающему действию самих святых даров». Но в разгар эпидемии митрополит внезапно меняет свою позицию и нападает уже на противников санитарных мер. Руководители церковной науки должны не просто отсылать к традиции, а опираться на конкретные источники Предания. Знают ли ученые РПЦ свое собственное вероучение или сочиняют его на ходу?  

Помимо сомнительных ученых, в Церкви есть и пропагандисты откровенной лженауки. Митрополит Иоанн (Попов), глава Миссионерского отдела РПЦ, велел бороться с эпидемией коронавируса колокольным звоном, сославшись на «исследования» лжеученого Фатея Шипунова. «Во время эпидемий на Руси всегда звучали колокола… фактически все пространство нашей Российской империи покрывал колокольный звон. Это был купол, по образному выражению академика Фатея Яковлевича Шипунова, который исследовал свойства колокольного звона. В советское время он посвятил себя квантовой физике и считал, что наравне с физическим миром существует еще более сложно организованный волновой безматериальный мир. Я предвижу критические замечания, но церковь идет своим путем, и путь этот обоснован нашей верой». Шипунов не был никаким физиком и академиком. Главный миссионер РПЦ прошел через лучшие учебные заведения Церкви и не может разобраться в научном статусе авторов.

Подобные примеры говорят о том, что в Церкви, даже среди епископов и профессоров, сильны антинаучные установки мышления. В связи с этим возникают сомнения в способности ученых РПЦ заниматься научной теологией. Скорее всего, их исследования будут затрагивать малозначительные для науки темы, вроде каталогизации фактов. По более важным вопросам в Церкви есть тенденция подгонять научные данные под традиционные взгляды. 

Если рассуждать отстраненно, теология действительно важна и для Церкви, и для общества. Теология нужна РПЦ, если она хочет равноправного диалога с обществом, чтобы находить ответы на новые вопросы, не стоявшие перед авторитетами древности. В то же время теология полезна и для светского общества, она помогает более глубоко понять религиозное вероучение, которое остается важным фактором нашей жизни. 

Проблема не в теологии самой по себе, а в том, что РПЦ под ней понимает. Несмотря на заявления церковных спикеров, в Церкви не прижилось мировоззрение, открытое к достижениям науки и научным методам. РПЦ сопротивляется попыткам переосмыслить традицию, уйти от буквализма в восприятии Библии, принять научную картину миру. Более того, нет никаких признаков, что Церковь готова повернуться лицом к светской науке. В такой атмосфере крайне затруднен серьезный научный поиск и можно предполагать, что он и не является целью церковного руководства. 

История с диссертацией министра Мединского показала, что в России нет нормального контроля за качеством научных работ. Есть большая вероятность, что РПЦ будет использовать административный ресурс и продавливать диссертации, не имеющие научной ценности. Еще более опасно, что научный статус могут получить работы, грубо противоречащие фактам естественных и гуманитарных наук. Это нанесет удар по авторитету российской науки и сыграет на руку всевозможным лжеученым.