Издательство «Бомбора»
Издательство «Бомбора»

11 сентября 1964 года Дональд Гэлвин, только что приступивший к занятиям на втором курсе Университета штата Колорадо в Форт-Коллинсе, впервые зашел в медпункт кампуса. Он попросил залечить ранку на большом пальце левой руки — его укусил кот. Он не стал объяснять, почему кот рассвирепел настолько, что стал кусаться, а не просто царапаться.

Следующей весной Дональд снова обратился в медпункт. На этот раз проблема тоже была своеобразной, хотя и более интимного свойства. Он рассказал, что его сосед по комнате подцепил сифилис и теперь он опасается, что может случайно заразиться от него. Дональда, собиравшегося стать врачом, пришлось разубеждать в том, что сифилис передается не только половым путем.

Через несколько недель, в апреле 1965 года, Дональд посетил медпункт в третий раз. Он сказал, что был дома у родителей и один из его братьев (кто именно, он не уточнил) запрыгнул на него со спины. У Дональда обнаружили растяжение поясницы и оставили на сутки в изоляторе медпункта.

Затем был огонь.

Осенним вечером 1965 года в дверях медпункта появился пошатывающийся Дональд с многочисленными ожогами на теле. Он сказал, что присутствовал на сборе активистов, они жгли костер и у него загорелся свитер. После некоторого разбирательства выяснилось, что Дональд сам прыгнул прямо в костер. Может быть, он сделал это, чтобы привлечь к себе внимание, или произвести на кого-то впечатление, или воззвать о помощи. Юноша затруднялся сказать.

Администрация освободила Дональда от занятий и направила на психиатрическое обследование. На протяжении следующих двух месяцев его четыре раза принимал майор Рид Ларсен, клинический психолог госпиталя Академии ВВС. Это был первый раз, когда Дональд оказался на обследовании у специалиста по психическим заболеваниям, а Дон и Мими впервые столкнулись с тем, что их старший сын, возможно, не вполне нормален. Но все опасения по поводу Дональда рассеялись, когда майор Ларсен представил свое заключение. 5 января 1966 он написал: «Наши результаты свидетельствуют об отсутствии какого-либо серьезного умственного расстройства, равно как и симптомов, обусловленных каким-либо психозом».

Дон и Мими успокоились, однако это заключение можно было считать безоговорочно положительным с большой натяжкой. Майор отмечает, что на одном из сеансов Дональду вводили амитал натрия — одну из разновидностей сыворотки правды*. «Амиталовые интервью» не были новинкой в психотерапевтической практике, но обычно их применяли только в работе с пациентами с выраженными трудностями общения и признаками кататонической формы шизофрении. Тем не менее, майор рекомендовал допустить Дональда к занятиям при условии, что он продолжит получать психиатрическую помощь. «Мы обнаружили целый ряд эмоциональных противоречий, которые, полагаю, достаточно неприятны для мистера Гэлвина, но тем не менее служат причиной его непредсказуемых поступков в учебном заведении», — пишет он. Далее Ларсен указывает, что оплата лечения может производиться за счет средств недавно принятой программы медицинского обслуживания родственников военнослужащих.

Что же мешало Дональду настолько сильно, что он кинулся в открытый огонь? Не дожидаясь ответа на этот вопрос, в начале 1966 года он с головой окунулся в студенческую жизнь, полный решимости наверстать упущенное. Теперь Дональду отчаянно хотелось общаться, особенно с представительницами противоположного пола, хотя он выглядел довольно неопытным по части поисков подружки. Он стал еще сильнее чувствовать свою непохожесть на окружающих. Однако Дональд по-прежнему был спортивным и симпатичным и продолжал верить, что обладает всеми возможностями стать таким, каким хотели бы его видеть родители.

Дональд начал встречаться с однокурсницей по имени Мэрили. Пару месяцев спустя они уже заговорили о браке. Это могло показаться поспешным, но не в случае Дональда, который страстно стремился жить нормальной жизнью, заниматься сексом, не задумываясь о грехе, иметь собственную семью и быть в полном порядке. Однако родным не довелось познакомиться с Мэрили. Пара рассталась, и убитый горем Дональд не стал об этом распространяться, отчаянно пытаясь вновь наладить отношения. Уже после разрыва он наговорил с Мэрили по межгороду на 150 долларов, у него не осталось денег на аренду жилья, но признаться в этом родителям Дональд не мог. Он решил поискать место, где можно пожить бесплатно и подумать, как быть дальше.

В начале осени 1966 года Дональд нашел давно заброшенный овощной погреб неподалеку от кампуса: помещение с электричеством и древним обогревателем, но без воды. Там он ночевал на матрасе в полном одиночестве, не понимая, как выбраться из тупика, в который загнал себя сам. Дни превращались в недели, недели — в месяцы. 17 ноября Дональд вновь обратился в медпункт по поводу кошачьего укуса.

Узнав, что это второй кошачий укус за неполные два года, врачи в тот же день отправили его на полное психиатрическое обследование, в ходе которого истинный масштаб проблем Дональда стал, наконец, понятен. С врачами он выглядел откровенным, как никогда и ни с кем прежде. В протоколе освидетельствования упоминаются еще более «аномальные саморазрушительные действия», о которых рассказал Дональд: «Прыгал в костер, обматывал шнур вокруг шеи, включал газ и даже ходил в похоронное бюро прицениваться к гробам — всему этому молодой человек не мог дать адекватного объяснения».

Петля, газ, похоронное бюро. Дональд был зациклен на смерти, на окончании своей жизни. Отчужденность, которую он всегда чувствовал, с поступлением в колледж никуда не исчезла — она обострялась и проявлялась новым, пугающим образом.

Находясь под наблюдением медперсонала, Дональд продолжил свою исповедь. Одному из врачей он рассказал, что воображал, будто убил одного из преподавателей. Спустя несколько дней он поделился другой фантазией — на этот раз об убийстве человека на футбольном матче. Дональд много рассказывал о своем прошлом и сделал одно признание, которое показалось врачам особенно настораживающим. Запись в больничной карте была предельно краткой: «Две попытки суицида в 12-летнем возрасте».

В чем именно состояли эти попытки, неизвестно. Не осталось никаких свидетельств о том, что Дональд когда-либо рассказывал о них кому-то еще. Если же они действительно имели место, то об этом знали его родители. Однако лечащему врачу Дональда хватило и его слов. Особенно после того, как он узнал, что на самом деле произошло с кошкой.

«Он умерщвлял кошку медленно и мучительно, — писал врач в своих заметках. — Кошка жила у него два дня и, похоже, привела еще одну (вероятно, самца). Из-за этого в помещении стало неприятно пахнуть. Кошка оцарапала его. Он не знает, зачем убил кошку и почему мучил ее. Был эмоционально подавлен, рассказывая об этом поступке».

Дональд был не просто подавлен, он боялся. «Этот юноша представляет опасность для себя и, возможно, для других. Не исключена шизофреническая реакция», — написал тот врач.

В машине Дональд всю дорогу бормотал что-то о Боге, Мэрили и каких-то агентах ЦРУ, которые его выслеживают. Уже дома, на кухне, он заставил окружающих вздрогнуть, закричав в полном ужасе: «Ложись! По нам стреляют!» 

Это происходило в конце 1966 года, когда Дон едва приступил к работе в Федерации штатов Скалистых Гор, в преддверии нового этапа жизни для всех членов семьи. Университетский врач сказал, что Дональд не сможет продолжить учебу, пока не пройдет дополнительное обследование и лечение. Дон и Мими сразу же выехали к сыну в Форт-Коллинс. Они застали его за мытьем головы пивом и решили забрать домой. Однако теперь, когда он вернулся, у них не было ни малейшего представления, что с ним делать.

Дональду требовалась помощь психиатров. Но какая помощь была ему доступна? Частные клиники вроде Честнат Лодж в Мэриленде, Меннингер-клиник в Топеке или ближайшей Седар-Спрингз были слишком дорогим вариантом для Гэлвинов, даже если бы Дональд согласился туда отправиться. В то же время государственные больницы казались жуткой перспективой — там покой обеспечивался нейролептиками и смирительными рубашками, как в страшном фильме Сэмюела Фуллера «Шоковый коридор», вышедшем на экраны в 1963 году. В 1967 году штат Массачусетс попал на первые страницы газет после подачи иска о запрете проката разоблачительного документального фильма Фредерика Уайзмана «Безумцы Титиката» о бесчеловечных условиях содержания в больнице Бриджуотер, пациентов которой раздевают догола, принудительно кормят и третируют те, кто обязан о них заботиться. В Колорадо все хорошо знали, что в крупнейшей местной психиатрической больнице Пуэбло (примерно в часе езды от Хидден-Вэлли) шизофрению лечат инсулиновой шокотерапией и сильнодействующим лекарством под названием аминазин. Дону и Мими нужно было оказаться в совершенно безвыходном положении, чтобы согласиться отправить Дональда в подобное место. Государственные больницы вроде Пуэбло — для совсем безнадежных, не для таких здоровых молодых людей, как их сын.

У жестоких государственных психбольниц существовала альтернатива, но она вряд ли понравилась бы Мими.В деятельности Колорадской психиатрической больницы в Денвере, относившейся к университетской системе, преобладали психоаналитические методы, за которые ратовали Фрида Фромм-Райхманн и ее последователи. Здесь шизофрению рассматривали как психосоциальное расстройство, уделяя особое внимание «психодинамическому» фактору этой болезни — той самой шизофреногенной матери. Скорее всего, Мими и Дон даже не знали особенностей этих методов — того, что психоаналитик будет выяснять все подробности воспитания Дональда, и наличие у них возможности делать что-то иначе. Однако они отдавали себе отчет в том, что, отправив сына в психиатрическую лечебницу любого типа, пересекут определенную черту.

Опять же, рассуждали Мими и Дон, действительно ли все настолько серьезно? Ведь вполне очевидно, что диагностика шизофрении того времени была (и во многом остается по сей день) скорее искусством, чем наукой. Никакой из отдельно взятых симптомов сам по себе не являлся конкретным признаком болезни, и поэтому врачи могли диагностировать ее только путем исключения других гипотез. За четырнадцать лет до этого Американская ассоциация психиатров впервые опубликовала «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (DSM). Около трех страниц в нем занимало определение шизофрении, в том числе пять ее подтипов, предложенных еще Ойгеном Блейлером (гебефренической, кататонической, параноидной и простой), а также описывались пять новых видов — шизоаффективная, детская, остаточная, хроническая недифференцированная и острая недифференцированная. Это определение в DSM подверглось резкой критике: в 1956 году видный психиатр Айвэн Беннетт назвал его «никчемной диагностической классификацией» и предложил вместо этого сосредоточиться на лекарствах, которые могут быть полезны в лечении симптомов. С тех пор в каждом новом издании DSM описание шизофрении изменяется, обычно в соответствии с преобладающими подходами к лечению. Во втором издании DSM, опубликованном в 1968 году, дополнительно появилась «острая шизофрения», характеризующаяся галлюцинациями, бредовыми идеями и ничем более. Однако разногласия относительно того, что же на самом деле представляет собой шизофрения, сохранялись. Отдельная болезнь или некий синдром? Наследственная или приобретенная через травму? Дон и Мими поняли, что для людей, оказавшихся в такой ситуации, как их сын, вопрос о наличии или отсутствии у них шизофрении часто зависит от приоритетов лечебного учреждения, в котором их обследуют.

О профилактике не говорилось вообще. Полное выздоровление почти не обсуждалось. Было ясно одно: если отправить Дональда в любое заведение, хотя бы отдаленно похожее на психиатрическую больницу, это точно станет позором и бесчестьем, положит конец университетскому обучению Дональда, испортит карьеру Дона, запятнает общественную репутацию семьи и в конечном счете лишит остальных детей шансов на нормальную жизнь.

Вот почему, с точки зрения Мими и Дона, самым разумным (или по крайней мере реалистичным) было надеяться, что все каким-то образом само собой наладится.

Чем больше они думали об этом, тем сильнее укреплялись в своем оптимизме. Разве он не сможет оставить в прошлом Мэрили, вновь обрести почву под ногами, переехать из своего погреба в общежитие и поправиться? Им было необходимо поверить, что он сможет. Поэтому они стали искать для лечения Дональда знакомого и доверенного человека. Такого, который поможет ему пройти через этот кризис, вернет в университет и даст возможность прийти в себя.

Вполне понятно, что в первую очередь Мими и Дон подумали об обращении в госпиталь Академии ВВС. Там прекрасно знали всю семью Гэлвин, и Мими и Дон рассчитывали, что смогут помогать направлять процесс к благополучному исходу. На этот раз Дональда обследовал хороший знакомый Гэлвинов, майор Лоуренс Смит. Терапевт по врачебной специальности, он служил в Академии с 1960 года и был поклонником футбольных талантов юного Дональда. 

8 декабря майор Смит написал в Университет штата Колорадо письмо в защиту интересов Дональда. В нем он возлагал вину на учебное заведение за то, что состояние Дональда назвали «острой ситуационной неприспособляемостью», хотя на самом деле это было причудливое стечение неурядиц: неудовлетворительные жилищные условия, разрыв с девушкой и стресс в связи с итоговыми экзаменами. Письмо майора было выдержано в доброжелательном и обнадеживающем тоне. «Соглашусь, что его реакции на приеме у вас в декабре были весьма необычными. Однако я полагаю, что он оправился от этого инцидента, глубоко осознал ситуацию и, насколько я могу судить, опираясь на собственный опыт, наверняка не допустит подобного поведения впредь», — писал он.

Второй раз за год Дон и Мими обеспечили своему сыну возможность достойно вернуться к занятиям в университете. Майор не упомянул в своем письме ни об умерщвлении кошки, ни о гомицидальных фантазиях Дональда. Тому была веская причина: майор Смит ничего не знал об этом. Он ни разу не обратился к тем, кто обследовал Дональда в университете. У них не было возможности проинформировать его.

А сам Дональд, естественно, промолчал.

*Сыворотка правды — психотропные вещества, которые используются для того, чтобы выяснить у человека скрываемые сведения.В психиатрической практике при определенных расстройствах их применяют для того, чтобы пациент стал более открытым и легче шел на контакт с врачом.