Ирина Осипова: Рыцарь на страже искусства

Архив пресс-службы

По главной анфиладе Зимнего дворца шествует рыцарь в доспехах, и металлический грохот его шагов эхом разносится по безлюдным залам. В Петровском зале, обнажив седую голову, он застывает перед портретом первого русского императора, изображенного об руку с аллегорией Славы. В Военной галерее отдает дань уважения Александру I. В самом пышном, Гербовом зале почтительно прикладывается к огромным золоченым канделябрам. Наконец, в Рыцарском оказывается среди «своих», закованных в железо. Двадцать килограмм металла на себе – нелегкая ноша. Впрочем, кто скажет, что постоянные терзания художника меньше давят на плечи?

Современный рыцарь, романтик, преклоняющий не гнущиеся в латах колени перед искусством и историей, – одна из многоликих звезд современности, бельгийский скульптор, художник, режиссер, драматург, хореограф Ян Фабр. Снятый в июне этого года фильм-перформанс «Рыцарь отчаяния – воин красоты» станет одним из ключевых экспонатов одноименной выставки в Эрмитаже, которая откроется 22 октября (и продлится до конца апреля).

Ян Фабр называет себя фламандцем, изящно подчеркивая линию, что идет от Рубенса и Ван Дейка. Символично, что один из знаковых проектов последних лет – скульптура «Человек, несущий крест» – установлен в соборе Антверпенской Богоматери, где с XVII века хранятся огромные барочные триптихи Рубенса на сюжеты страстей Христовых. У бронзового героя лицо Фабра, как и у большинства его скульптур. Как у сына человеческого, лежащего на коленях Смерти, парафраз знаменитой «Пьеты» Микеланджело. Как у дьявольских рогоносцев с клыками, ослиными ушами и рогами всех мастей, составляющих серию Chapters. «Каждый автопортрет – в какой-то степени посмертная маска», – говорит Фабр. И добавляет, что скульптуры эти из иной жизни, жизни после смерти. Дважды пережив клиническую смерть, он научился смотреть на мир из другого измерения и иронизировать на любые темы.

В своих работах Фабр говорит о простых, в общем-то, вещах – об искусстве и месте художника в мире нефти, долларов и главенства экономики, о смерти и вечном страхе человека перед ней, о религии и вере, о жестокости и насилии, о сексуальности, которой придается столь большое значение, наконец, о «самой сексуальной части человеческого тела» – мозге, в который он пытается заглянуть с помощью нейрохирургов и психоаналитиков («Чувствуем ли мы мозгом, думаем ли мы сердцем?» – выставка, показанная в галереях Брюсселя и Рима, которую Фабр готовил совместно с нейробиологом Джакомо Риццолатти).

Фабр мастерски владеет огромным спектром материалов – ему одинаково легко поддаются каррарский мрамор, бронза, воск и простая шариковая ручка. Еще один фирменный материал – переливчатые панцири жуков, которыми он, среди прочего, выложил потолок в зеркальной галерее Королевского дворца в Брюсселе. Потомок знаменитого ученого-энтомолога начала прошлого века, он нашел применение семейной истории: «Ты наблюдаешь за насекомыми, параллельно изучаешь людей и их поведение в пространстве, и если сравнить одних и других, можно обнаружить интересные связи».

С насекомых началась и его работа с Эрмитажем: глядя на карту, Фабр увидел Зимний дворец и Главный штаб как бабочку, пришпиленную Александровским столпом. По абрису ее крыла и будет построена экспозиция: две сотни скульптур, барельефов, мозаичных панелей, рисунков и видеоинсталляций частично разместятся в залах фламандского искусства, вступая в диалог с Рубенсом, Йордансом, Ван Дейком (как было на выставке в Лувре в 2008-м, когда Фабр стал первым живым художником, допущенным в святая святых, мировую сокровищницу, что, разумеется, вызвало волну протестов). Масштабные же инсталляции займут анфиладу Генштаба. Здесь тоже не обойдется без перекличек – одна из инсталляций разместится в зале, где постоянно экспонируется «Красный вагон» Ильи Кабакова, с которым в конце девяностых у Фабра был совместный проект.

В разное время Ян Фабр рисовал кровью и спермой. «По существу мы – прекрасные животные. Я исследовал кости, мускулатуру, кровь, сперму, мочу и слезы. Тело человека похоже на невероятную коробку с красками, лабораторию и поле битвы. Для меня все это очень естественно. Но когда люди смотрят на это извне, они видят грязь и провокацию», – говорит он. Впрочем, те, кто считает его скульптуры и объекты скандальными, наверняка не видели его перформансов, «живых инсталляций». Первый же из них – «Деньги» – в конце семидесятых произвел фурор. Молодой художник собрал у зрителей бумажные купюры и сжег их, чтобы написать картину пеплом. Скандальная слава закрепилась за ним после показа на Венецианской биеннале 1984 года «Силы театрального безумия» (в 2012-м он воссоздал его с молодым поколением перформеров), где сплелись философия, эротика, хореография и предельные возможности человеческого тела. А год назад Фабр в очередной раз потряс всех: перформанс «Гора Олимп», представленный на берлинском фестивале Foreign Affairs, длился двадцать четыре часа. Зрителям выдавали палатки, спальники, зубную пасту и горячий кофе, артисты ложились передохнуть прямо на сцене. Тем временем на ней разыгрывались истории Эдипа, Медеи, Электры, Одиссея и Агамемнона – все греческие мифы и трагедии, наполненные, если верить Фабру, одним и тем же: кровью, сексом, насилием, жесткой муштрой, бессмысленным соперничеством с богами – словом, безумием. Двадцать четыре часа – неслучайное время, чтобы показать, что творится в этом мире сутки напролет.

На этом фоне эрмитажный перформанс – сплошная романтика. Возврат к истокам искусства, к поэзии образов и красоте исполнения. Конечно, без доли провокации на выставке не обойтись, но на то он и Ян Фабр – благородный рыцарь, умеющий играть на чувствительных рецепторах.Ɔ.