Неистовая Фанни. Драма террористки, покусившейся на вождя
Каторжанка-неудачница, слепая от страсти
Национальные святые, блаженные, психопатки — особая глава в истории любой страны. Франция тут вне конкуренции, уже хотя бы из-за одной Жанны д’Арк. У Англии есть обожаемая прерафаэлитами аристократка леди Годива, у Индии — мать Тереза… В России эту «нишу», по крайней мере в ХХ веке, заняла Фанни Каплан.
Кто такая Фанни, или Фейга Хаимовна Ройтблат (по статейному списку Нерчинской каторги)? Хрупкая, худенькая, если судить по немногим сохранившимся фото, еврейская девушка, она была страстной анархисткой, мечтательницей с богатой сердечной жизнью. Ее вхождение в историю началось еще в 1904 году, когда она вступила в Южную группу анархистов-коммунистов в Одессе. Ей было всего 14 лет. В 1906-м она совершила первый по-настоящему фанатичный поступок — попыталась собственноручно собрать бомбу, планируя взорвать губернатора Киева Владимира Сухомлинова. Фанни помогал ее любовник, эсер Виктор Гарский.
Гарский — загадочная, но малозначимая фигура русской истории, одна из множества неразличимых теней, кружащихся над Империей в смутные годы начала прошлого века. Он интересен разве что типажно — как представитель уголовного мира того времени, ловкий вор, налетчик. Многие такие спустя годы будут называть себя «революционерами». У него было множество кличек: Мика, Реалист, Сашка Белошвейник, порой он представлялся Яковом Шмидманом. До сих пор трудно сказать что-то конкретное о его политических предпочтениях.
Гарский обольстил юную Фанни, что-то ей нашептал, втерся в доверие и не упустил случая использовать любовницу для очередной своей авантюры. Они арендовали номер в гостинице «Купеческая» и переоборудовали его в анархистский штаб, в котором создавали бомбу. Бомба взорвалась прямо в их номере. Позже знакомая Фанни по каторге вспоминала, что у той после контузии начались серьезные проблемы со слухом и зрением. Ослепленная и оглушенная, в абсолютно беспомощном состоянии она рухнула на пол, пытаясь выбраться из помещения на ощупь. Осколки застряли у нее в руке и ноге. Гарский остался невредим и подло сбежал.
Брошенная и униженная, Каплан была схвачена на улице. Следствие по делу вели недолго. Приговор — пожизненная каторга (это было еще мягкое наказание, власти пожалели несовершеннолетнюю и не применили к ней смертную казнь). В кандалах ее протащили по всей России до рудников Забайкалья, где Фанни пришлось работать на добыче серебра и свинца. Через два года таких работ физическое и нервное истощение привело юную анархистку к полной слепоте. Тогда Каплан решила убить себя, но и это ее покушение провалилось. Впрочем, ей повезло: врач, проезжавший мимо рудникового поселка, осмотрел ее и заключил, что слепота обратима. И тогда каторжанку повезли на лечение током в Читу. Беря во внимание ее проблемы со здоровьем, имперское правосудие смягчило ей приговор: после процедур Фанни должна была провести в неволе не всю жизнь, а только 20 лет.
Лимит везения Каплан на этом все еще не был исчерпан: в 1917-м ее отпустили — как и всех «политических». Кажется, люди в ХХ веке жили в одной глобальной деревне: куда ни взглянешь — каждый знаком друг с другом. По иронии судьбы, одним из первых людей на воле, встретившихся Каплан, стал… брат Ленина, Дмитрий Ульянов. С ним она пересеклась в Евпатории летом после отсидки. Военный врач, он воспользовался своими связями и помог Фанни пройти операцию по восстановлению зрения в Харькове. Это была его влюбленность и ее возможность зажить совсем по-другому…
Да, прозревшая Каплан могла начать совершенно новую жизнь, «примазаться» к большевикам, рассказать о своих революционных подвигах и благородно перенесенных страданиях. Но Фанни была не такой. Во-первых, на каторге она сдружилась с эсерками, которые видели в Ленине предателя революции, чуть ли не бандита, собиравшегося забрать власть незаконным путем, в обход Учредительного собрания. То есть за время отсидки она политизировалась еще сильнее, у нее не было возможности отвлечься от этой темы. А во-вторых, Каплан, приехав от Ульянова в Москву, спонтанно встретилась со своим бывшим — Гарский тоже успел отсидеть. Ничего хорошего им обоим эта встреча не принесла. Авантюрист отверг Фанни во второй раз. Сложно даже представить, какие чувства захлестывали эту маленькую растерянную женщину. Фанни совсем перестала ценить свою жизнь.
Ей некуда было податься. Любимый оказался подлецом, семья уехала в США, Ульянов ее чем-то не устроил — нюансы их отношений и даже сам факт знакомства до сих пор покрыты мраком (в СССР по понятным причинам про связь брата Ленина с Каплан ничего не писали). Единственной ее зацепкой для дальнейшей жизни была политика. Социализация Фанни проходила исключительно в кругу подпольщиков, революционеров, участников боевых ячеек, бандитов, уголовников, террористов… Она была вынуждена вернуться в их мир и делить с ними свою жизнь. Одиночество ее заставило. Вероятно, идеи эсеров и их протест против главенства большевиков для нее были не просто политическими идеалами, а способом заткнуть экзистенциальную брешь. Способом сфокусировать на какой-либо точке свое неприятие окружающей жизни как таковой.
Что плохого ей сделал Ленин и чем обернулось это покушение
«Стреляла в Ленина я потому, что считала его предателем революции, и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм. В чем это подрывание веры в социализм заключалось, объяснить не хочу. Я считаю себя социалисткой, сейчас ни к какой партии себя не отношу. Арестована я была в 1906 году как анархистка. Теперь к анархистам себя не причисляю. К какой социалистической группе принадлежу, сейчас не считаю нужным сказать», — признавалась Каплан на первом же допросе. Эти показания совсем не похожи на слова опытной террористки с несгибаемой волей. Каплан выглядит скорее как наивная и упрямая девочка, у которой совсем нет устоявшегося мировоззрения. Объяснить мотивы своего покушения на Ленина она как будто просто не могла. Их у нее и не было. Фанни допросят шесть раз, и ни разу она не даст никаких удовлетворительных ответов на все вопросы следователей. «Не скажу…», «не считаю нужным говорить…», «не отношу себя к…», «не знаю о…» — сплошное отрицание.
В тот день, 30 августа 1918 года, Ленин выступал в Москве на митинге на заводе Михельсона, куда приехал без охраны. За минуту до покушения он закончил свою речь легендарной фразой: «Умрем или победим!» Кажется, чудовищная ирония судьбы сопровождала каждое значимое событие в жизни Фанни.
Каплан подошла к вождю, когда тот уже садился в автомобиль. Сделала вид, что у нее есть к нему вопрос. И трижды выстрелила, не дожидаясь ответа. Она сначала бросилась бежать от водителя Ленина, а потом покорно остановилась и дала себя арестовать. Сложно сказать, насколько осознанными были поступки Каплан в тот день.
А еще утром 30 августа в Петрограде поэт Леонид Каннегисер застрелил Моисея Урицкого. Согласно официальной версии, они с Фанни были участниками одной боевой ячейки. Константин Бальмонт даже посвятил двум террористам стихи:
В планах у этой ячейки было убийство всей верхушки большевистской партии. Под ударом был и Троцкий, только тому удавалось уйти от угрозы — он слишком часто перемещался между Петербургом и фронтами Гражданской войны, был буквально неуловимым для террористов. Его хотели взорвать вместе с поездом, но ничего из этой затеи не вышло.
События 30 августа привели страну к ужасным последствиям — уже в сентябре власти ответили на покушения репрессиями, каких русский человек еще не видел. Конечно, нельзя говорить, что красный террор начался только из-за действий Каплан. Он был неизбежен и в более мягких формах проводился до августовских событий. Но после них власти критически важно было показать, что она способна защищаться. Именно поступок Фанни и ее единомышленника «официально» развязал большевикам руки, стал для системы финальной точкой. Уже 3 сентября в Петрограде показательно расстреляли 512 заложников — бывших чиновников, профессуру, священников…
Фантастическая казнь: как ее сожгли в Кремле и как она «ожила»
В тот же день, 3 сентября 1918 года, остановилось большое неспокойное сердце маленькой Фанни. Ее расстреляли. Без всякого суда, по устному распоряжению Якова Свердлова. Казнь прошла прямо в Кремле, у которого Фанни успела погулять лишь раз в жизни. В своих мемуарах «Записки коменданта Московского Кремля» Павел Милюков, бывший матрос, подробно описал сцену ее казни:
«К моему неудовольствию, я застал здесь Демьяна Бедного… <…> Увидев меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем…
— К машине! — подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль. Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой... Я поднял пистолет... Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. <…> И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская крючок, как не дрогнула она тогда».
Свердлов запретил хоронить Каплан. Ее труп решили сжечь в металлической бочке на месте расстрела. Увидев это, ошарашенный Демьян Бедный сначала свалился в обморок, но придя в себя, решил досмотреть чудовищное зрелище до конца, чтобы пощекотать себе нервы и вдохновиться на сочинительство новых стихов. Кстати, в следствии по делу Каплан наиболее активно проявил себя чекист Яков Юровский — организатор расстрела императорской семьи в Екатеринбурге и последующей ликвидации тел, которые тоже были сожжены.
В 1960-е вдруг резко заговорили, что Каплан жива. Люди соскучились по красивым легендам, а время снова располагало к романтике: оттепель… В народе ходили слухи о том, что Фанни освободилась в 1936-м, что она может жить в Швейцарии или до сих пор сидеть в Бутырке. Озвучивались самые фантастические версии, потому что это стало относительно безопасным занятием. Никаких серьезных поводов думать о ее спасении, конечно же, не было и быть не могло. Каплан ненадолго ожила в народной памяти, вновь обрела субъектность. Но прошли годы, разговоры утихли, строй начал трансформироваться — и она уже навсегда слилась с тенями далекой старины, стала частью фольклора, легендой. Которую, впрочем, в наши дни практически не вспоминают.
На последних фото она выглядела гораздо старше своего возраста, только грустные большие глаза выдавали в ней молодую девушку. Фанни было 28 лет, когда ее неспокойная жизнь прервалась. Подслеповатая, хилая и нелепая бунтарка, она стала символом, героиней своей эпохи. Пусть и со знаком минус. Впрочем, Фанни хотя бы осталась честной в своем необдуманном бунте.
Судьба Каплан — это трагическая история ребенка, захваченного мечтой о невероятном, готового поверить в любую грезу. С 14 лет она шла не по той дороге, но в этом не было ее вины. Слишком уж волнующей была атмосфера эпохи, слишком интересными умели казаться плохие люди, втянувшие ее в свои интриги. Взрослые «революционные» игры давали ей чувство не то что смысла, а просто воодушевляющего подъема, необходимого для жизни, когда человек молод. Что поделать, если воздух в стране тех лет был пропитан ядом? Перестать дышать юная Фанни не хотела и не могла.
Перепутавшая личное и политическое, сбитая с толку накаленной атмосферой тех лет, Фанни после каторги не осмыслила свои подростковые ошибки должным образом. Она сгубила себя на темном историческом перепутье, в смутных огнях какой-то иной революции, которой не было и быть не могло. Ни с Гарским, ни с Лениным. Фанни навсегда осталась взбудораженной девочкой — в том состоянии, будто она вот-вот чихнет, и мир после этого развалится. В этом неистовом, уязвленном, слишком «девчачьем» умонастроении 30 августа 1918 года она кинулась на главную общественную святыню, на вождя и кумира — отомстить за то несостоявшееся, что грезилось ей одной. За какой-то свой «социализм», а на самом деле — за разрушенную девочкину мечту о жизни-празднике. Фанни «чихнула» — только развалился не мир, а ее искалеченная жизнь.
Подготовил Алексей Черников