Танец Щелкунчика. Как балет Чайковского завоевал мир

Декабрь 1892 года. Приближается новый год, а петербургские газеты заполнены разгромными отзывами на недавнюю постановку в Мариинском театре нового балета. Его называли годным «разве для балаганных представлений», для которых «разумеется, не нужно никакого вдохновения, потому что в нем нет никакого творчества. Это действительно ремесленная работа, которая на художественное значение не может претендовать!». Сам автор «ремесленной работы» писал своему брату так: «Я к этому вполне равнодушен, ибо не впервой, и я знаю, что в конце концов возьму свое». И он оказался прав: балет пережил несколько десятков постановок, успешно пересек океан и стал символом русской культуры. А началось все в небольшом немецком городе.

От незатейливой поделки до рождественской сказки

В середине XVIII века в шахтах, окружающих городок Зайфен, в горах Саксонии, истощились запасы олова и сотни людей остались без работы. Чтобы хоть как-то прокормить семьи, многие стали заниматься резьбой по дереву и продажей на ярмарках самых разнообразных поделок и игрушек. Среди них оказалась одна, которая в короткое время завоевала весь немецкий рынок — деревянная кукла с антропоморфными чертами лица, созданная для колки орехов. Щелкунчик. Игрушку «наряжали» в самые разные образы: от сборщика налогов и жандармов до Отто фон Бисмарка и Наполеона.

Поделка быстро стала популярной во всей Германии, ее дарили на самые разные праздники. Но все изменилось в 1816 году, когда Эрнст Теодор Амадей Гофман написал сказку «Щелкунчик и Мышиный король». По сюжету, маленькая Мари получает множество подарков на Рождество, среди них и уродливый Щелкунчик. Игрушка оказывается заколдованной, чтобы вновь стать прекрасным юношей, маленький деревянный человечек должен победить Мышиного короля и завоевать сердце Прекрасной Дамы. Эта история про взросление быстро становится популярной среди детей и взрослых и превращается в один из главных рождественских сюжетов.

Работа над балетом

К 1890 году щелкунчики наводнили не только немецкий, но и российский рынок и уже неразрывно ассоциировались с Рождеством. На волне популярности и игрушек, и сказки Гофмана дирекция императорских театров решила поставить балет. Музыку заказали Петру Ильичу Чайковскому, а за хореографию должен был отвечать не менее знаменитый Мариус Петипа. Родившийся во Франции, но уже давно живший в России и практически обрусевший балетмейстер уже работал с российским композитором. Как раз недавно состоялась блестящая премьера их «Спящей красавицы». И новая постановка тоже должна была стать хитом. Но все пошло не по плану.

Мариус Петипа не знал немецкого и использовал вольное переложение сказки Гофмана на французский авторства Александра Дюма-отца. Балетмейстер радостно взялся за работу и, как истинный француз, немедленно насытил ее весьма революционным духом. В черновике балета по замыслу хореографа танцоры должны были исполнять карманьолу — народный танец Великой Французской революции. Прямо на сцене самого знаменитого российского театра оперы и балеты, буквально перед глазами императора. Немыслимо. Однако задумке не суждено было воплотиться.

Искусствоведы до сих пор спорят о том, почему Петипа так и не поставил «Щелкунчика». Варианта два. Первый: в 1890 году у мэтра умерла любимая дочь Мария, и балетмейстеру было просто не до работы. Второй вариант: танцорам Петипа запретили исполнять карманьолу, после чего балетмейстер просто потерял интерес к своему отредактированному детищу и отдал постановку помощнику, второму балетмейстеру Мариинского театра Льву Иванову. Он должен был по разработанной Петипа схеме доделать его творение. Тогда Лев Иванович еще оставался в тени гения Петипа. Мир еще не знал ни танца снежинок из «Щелкунчика», ни знаменитой постановки Иванова — танца маленьких лебедей из «Лебединого озера».

В то же время работа над музыкой для балета тоже не ладилась. Петр Чайковский писал своим братьям:

«Я работаю изо всей мочи, начинаю примиряться с сюжетом балета».

«Я тщательно напрягал все силы для работы, но ничего не выходило кроме мерзости».

«Главное отделаться от балета». 

И незадолго до начала репетиций:

«А вдруг окажется, что… «Щелкунчик» – гадость…?»

Возможно, эту самокритику не стоит воспринимать слишком серьезно. Чайковский, как и многие другие гении, часто был недоволен тем, что у него получалось. К тому же, когда Петр Ильич работал над балетом, умерла сестра композитора Александра, с которой они были очень близки. Классик понимал, что не успевает в срок, и попросил дирекцию императорских театров отложить премьеру на год. Как оказалось, оно того стоило.

6 декабря 1892 года на сцене Мариинского театра состоялась премьера балета «Щелкунчик». Петр Ильич спрессовал музыку так, что почти весь первый акт идет без пауз. Все закручено в тугую спираль, и хореографы до сих пор ломают головы и ноги об эти мелодии. В «Танце снежных хлопьев» или знаменитом па-де-де на сцене появлялось одновременно шестьдесят снежинок — восемь солисток и кордебалет. Они устраивали на сцене настоящую метель, которая требовала невообразимой сложности хореографии. Между прочим, ни в оригинальной сказке Гофмана, ни в переложении Дюма-отца снежинок нет, для балета «Щелкунчик» они были заимствованы из «Снежной королевы». Балет, надо сказать, в целом оказался богат на заимствования и оммажи. Арабский танец кофе из второго акта основан на традиционной грузинской колыбельной, а в танце родителей и гостей звучит немецкая мелодия XVII века, которую часто играют на свадьбах.

На этом новшества только начинались — в танце феи Драже звучит челеста. Это металлофон — устройство, похожее на небольшое фортепиано, молоточки которого вместо струн стучат по металлическим пластинам. Чайковский услышал этот инструмент в Париже на премьере драмы «Буря» Эрнеста Шоссона и загорелся желанием привезти его в Россию.

«Я открыл в Париже новый оркестровый инструмент, нечто среднее между маленьким фортепиано и глокеншпилем, с божественно чудным звуком… Называется он Celesta Mustel и стоит тысячу двести франков. Купить его можно только в Париже у господина Мюстэля… Так как инструмент этот нужен будет в Петербурге раньше, чем в Москве, то желательно, чтобы его послали из Парижа к Осипу Ивановичу. Но при этом я желал бы, чтобы его никому не показывали, ибо боюсь, что Римский-Корсаков и Глазунов пронюхают и раньше меня воспользуются его необыкновенными эффектами», — писал композитор музыкальному издателю Петру Юргенсону.

«Щелкунчик» получился не просто очень сложным. Он оказался еще и непривычным, очень непохожим на все то, что зрители видели раньше. Например, впервые в истории мирового балета главные партии исполняли дети. Роль Клары, сегодня это Маша или Мари, исполняла Станислава Белинска, которой было 12 лет, а Щелкунчика — 17-летний Станислав Легат. В первом акте подмостки Мариинского театра заполнились толпой пряничных и оловянных солдатиков, а также мышиным войском, для которого не хватило учеников театральной школы и переодеть мышами пришлось воспитанников школы лейб-гвардии Финляндского полка. Больше полусотни работников сцены создали около 150 самых разных костюмов, чтобы нарядить всю эту армию.

Николай II был в восторге от постановки. Художник Александр Бенуа так писал своему брату Анатолию о реакции монарха:

«Государь был в восхищении, призывал в ложу и наговорил массу сочувственных слов. Постановка... великолепна и в балете даже слишком великолепна — глаза устают от этой роскоши».

Впрочем, газеты и обозреватели этих восторгов не разделяли. Например, будущий директор императорских театров Владимир Теляковский писал:

«После ряда удачных постановок, как “Пиковая дама” и “Спящая красавица”, появилась невообразимая по безвкусию постановка балета Чайковского “Щелкунчик”, в последней картине которого некоторые балетные артистки были одеты сдобными бриошами из булочной Филиппова».

Аналогичного мнения придерживался и Константин Скальковский из «Биржевой газеты»:

«Вообще “Щелкунчик” поставлен преимущественно для детей — для танцовщиц в нем было весьма мало, для искусства — ровно ничего. Даже музыка оказалась довольно слабою».

А Николай Безобразов из «Петербургской газеты» замечал:

«Трудно представить себе что-нибудь скучнее и бессмысленнее “Щелкунчика”».

«Обычные посетители балета ждут не дождутся того момента, когда, наконец, снимут с афиши это убогое произведение г. Чайковского, но, кажется, дождутся они этого еще не скоро».

И действительно, несмотря на критику, «Щелкунчик» остался в репертуаре Мариинского театра и шел там до начала 1920-х годов. Примечательно, что балет играли даже в день Октябрьской революции. Но что было после нее?

Рождественский балет в СССР

Постепенно «Щелкунчик» становился все популярней, и разные хореографы предлагали свои варианты на музыку Чайковского. В 1919 году Александр Горский поставил балет на сцене Большого театра. Через четыре года Федор Лопухов предложил свою версию в стилистике невероятно модного в то время авангарда. 

Впрочем, эти постановки продержались недолго. В середине 20-х годов в СССР началась кампания по дискредитации Рождества и традиции наряжать елки, как религиозного пережитка прошлого. К агитации подключились известные поэты, например, Владимир Маяковский в 1926 году опубликовал стихотворение «Рождественские пожелания и подарки»:

Лучше

мысль о елках

навсегда оставь.

Елки пусть растут

за линией застав.

Купишь елку,

так и то

не ту, которая красива,

а оставшуюся

после вычески лесных массивов.

Что за радость?

Гадость!

Почему я с елками пристал?

Мой ответ

недолог:

нечего

из-за сомнительного рождества Христа

миллионы истреблять

рожденных елок.

Формулирую, все вопросы разбив

(отцепись, сомненья клещ!):

Христос — миф,

а елка —

вещь.

А через три года, 13 января 1929 года в журнале «Огонек» вышла статья, в которой осуждалась традиция ставить и наряжать елку:

«Обычай праздновать рождество разукрашенной елкой, как и все почти христианские обычаи, перешел в наследство от язычников, которые почитали ель “святым” деревом. От немцев, вместе с христианством, перешел этот языческий обычай в “православную” Русь. И до сих пор вместе с кружением вокруг дерева родители стараются привить детям ростки религии.

<…>

Сельсоветы не всегда проникнуты сознанием необходимости борьбы с религиозными суевериями. Не всегда сознают они и вред от вырубки лесов. Ведь не секрет, что в сельсоветах имеется по настоящее время немало кулацких и поповских приспешников. А административные отделы местных советов, несмотря на циркуляр Наркомзема, не считают, очевидно, для себя обязательной борьбу с торговлей елками в городах. Мы надеемся, что в будущем году переизбранные сельсоветы не будут так легкомысленны, как в этом году. И агитация союза безбожников окончательно сломит бессмысленный обычай. Вместо того, чтобы ставить елку на крест, поставим крест на елку!»

24 сентября 1929 года Рождество и вовсе запретили на законодательном уровне. Конечно, о постановке постановке рождественского балета в такой ситуации не могло идти и речи. Однако в середине 1930-х годов елка неожиданно вернулась. Всего за пару недель до нового, 1936 года в газете «Правда» вышла статья первого секретаря Киевского обкома Павла Постышева под названием «Давайте организуем к новому году детям хорошую елку!». В ней чиновник, наоборот, клеймил запрет елки как чрезмерные перегибы. По воспоминаниям Никиты Хрущева, перед публикацией заметки Постышев обратился со своей инициативой к Сталину, и тот неожиданно для всех поддержал идею. Так елка стала символом Нового года, а «Щелкунчик» из рождественского превратился в новогодний балет.

В 1935 году Мариинский театр переименовали в Ленинградский государственный академический театр оперы и балета имени Кирова — историческое название ему вернут лишь в 1992 году. Тогда же советский балетмейстер ставит там свою версию знаменитого балета, правда, во многом основанную на первоначальном варианте Иванова — Петипа. Интерпретация оказалась крайне удачной, и она, лишь с небольшими изменениями, идет до сих пор. А в 1966 году другой советский хореограф Юрий Григорович выпускает «Щелкунчика» на сцене Большого театра. Именно эта версия сегодня считается канонической и до сих пор идет на главной сцене страны. Билеты на «Щелкунчика» в Большом пользуются огромным спросом, чтобы приобрести их, люди занимают очередь с ночи, а цены у перекупщиков доходят до шестизначных цифр.

«Щелкунчик» танцует по планете

Первая большая постановка «Щелкунчика» за границей состоялась в Лондоне в 1934 году. Но настоящая популярность этого произведения случилась уже после Второй мировой войны. И снова все началось с игрушек. После войны американские солдаты начали массово отправлять домой, среди прочего, игрушечных щелкунчиков как символ победы и местный сувенир. Причем особой популярностью пользовались игрушки, одетые в мундиры прусской армии.

В 1954 году «Щелкунчика» на музыку Петра Ильича Чайковского поставил отец американского балета Джордж Баланчин. Он, эмигрант из Российской империи, в прошлом артист балета по имени Георгий Баланчивадзе, когда-то выходил на подмостки Мариинского театра в самой первой версии «Щелкунчика». Настоящий успех русского балета случился в США через три года, когда в сочельник запись постановки показали по телевизору. Эффект оказался ошеломительным — тогда «Щелкунчика» увидело несколько миллионов американских зрителей.

Популярность балета стремительно росла. В 1961 году первая леди Жаклин Кеннеди объявила «Щелкунчика» темой Рождества в Белом доме. С этого момента балет на музыку Чайковского стал неотъемлемой частью новогодних праздников не только в России, но и в Америке. Здесь ежегодно ставят десятки версий балета и спектаклей с самыми разными интерпретациями этой рождественской истории.

В разное время «Щелкунчика» играли на сцене лондонского Ковент-Гарден и миланской Ла Скала, его ставил Михаил Барышников, Рудольф Нуреев и многие другие хореографы. Сегодня, спустя больше чем через 130 лет после премьеры, «Щелкунчик» на музыку Чайковского — настоящая классика и один из самых узнаваемых брендов российского искусства во всем мире.

Источники:

1. Петр Чайковский: Неугомонный фатум. Ада Айнбиндер. — М.: Молодая гвардия, 2022
2. Юрий Слонимский: П. И. Чайковский и балетный театр его времени. — М.: Планета музыки, 2022
3. Соломон Волков: Страсти по Чайковскому: Разговоры с Джорджем Баланчиным. — М.: Эксмо, 2004
4. Конисская Лидия Михайловна: Чайковский в Петербурге. — Ленинград: Лениздат, 1969