«На свое открытие я потратила пять минут». Как историк Марина Сорокина раскрыла личность автора «Романа с кокаином»
«Роман с кокаином» — эмигрантская повесть неизвестного писателя, который больше полувека скрывался под псевдонимом «М. Агеев». Автор проекта «Между строк» Егор Спесивцев поговорил с историком Мариной Сорокиной о том, как в начале 1990-х она установила личность настоящего автора «Романа с кокаином»
Для тех, кто не читал «Роман с кокаином», можете объяснить, что это за книга?
«Роман с кокаином» — это повесть-исповедь, которую по жанру можно поставить в один ряд с, не побоюсь этого сравнения, «Исповедью» Блаженного Августина и текстами Льва Толстого. Название несколько обманчиво, потому что книга не столько о зависимости, сколько о предательстве. Почти на каждой странице главный герой, гимназист Вадим Масленников, кого-нибудь предает: мать, любимую женщину и так далее. Роман даже начинается с такой крохотной ремарки: «Буркевиц отказал» — имеется в виду, отказал в кокаине. И это тоже маленькое предательство — друга. В конце концов герой предает самого себя, как раз этим повесть и заканчивается.
Впервые «Роман с кокаином» опубликовали в Париже в 1934 году — и он сразу же стал сенсацией, хотя литературная жизнь русского зарубежья и так была очень насыщенной. Почему так произошло?
Действительно, в русском зарубежье с литературой все было очень хорошо: одних только журналов выходило одновременно более ста сорока. Сейчас даже трудно себе представить такой объем высококлассных текстов. И вдруг, в пространстве, где все друг друга знают, где и без того много громких имен, возникает некий писатель Агеев. Его книга, вы правы, производит огромное впечатление. Дмитрий Мережковский сравнивает ее с произведениями Достоевского. Любой молодой автор начал бы на радостях эту историю раскручивать, а наш герой просто взял и исчез. При этом с самого начала было очевидно, что М. Агеев — это псевдоним, но кто за ним скрывался, казалось, никто не знал.
Несмотря на огромную популярность книги, вскоре о ней забыли: в соседней Германии к власти тогда пришла нацистская партия, и всем стало уже не до «Романа с кокаином».
Когда и как про «Роман с кокаином» снова вспомнили?
Во Франции есть известный литературовед-русист и коллекционер — Рене Герра. В отличие от нас с вами, он всегда был очень умный. Когда этим еще никто не додумался заниматься, Рене ходил по русским эмигрантам, собирал их рукописи, поэзию, картины, и тем самым спас немало архивов и имен. Примерно так к нему в коллекцию попало и раритетное издание «Романа с кокаином».
Уже намного позже, после студенческой революции 1968 года, Рене рассказал одной из своих коллег, литературоведу и переводчику Лидии Швейцер, что есть такая интересная русская повесть, которая несколько десятилетий назад была очень известной. А она взяла и перевела «Роман с кокаином» на французский язык. И вновь поднялась огромная волна интереса. Сами понимаете — студенческая среда, богемные кружки, слово «кокаин» в названии. Тогда о романе и узнали его будущие исследователи.
Версия о том, что «Роман с кокаином» — это потерянный роман Набокова, появилась тогда?
Да, примерно в это время Никита Алексеевич Струве, известный литературовед, главный издатель Солженицына и основатель знаменитого издательства «ИМКА-Пресс», предположил, что написать эту книгу мог Владимир Набоков. Почти мгновенно все или почти все, кто так или иначе знал об этом романе, сказали: «Нет-нет-нет, такого не может быть». Побежали к еще живой вдове Набокова Вере — она, естественно, тоже сказала: «Нет-нет-нет, Владимир Владимирович никогда не интересовался такими вещами». Интересовался или нет — мы не знаем, поверим ей на слово. Так или иначе, уже во второй половине XX века загадка авторства «Романа с кокаином» возникла вновь.
Когда и почему вы решили найти настоящего автора «Романа с кокаином»?
Это был 1991 год, всем известные «три дня в августе» — с 19-го по 21-е. Я в те времена была молодая, выступала против ГКЧП, часто сидела в «Мемориале»* и тогда же общалась с Арсением Рогинским, известным литературоведом и одним из руководителей «Мемориала»*, который еще в советское время очень много печатался за рубежом в разных странах. Он, конечно, пользуясь тогдашним своим положением, уже готовился открывать архивы КГБ, чтобы «узнать всю правду».
Любые напитки, как мы хорошо знаем, ведут к некоторой доле откровенности. У меня к 1991 году был уже значительный опыт работы в архивах. И мы поспорили с несколькими известными литературоведами и правозащитниками о важности архивов КГБ. Я считала, что и без архивов КГБ можно делать грандиозные открытия, для этого вполне хватает открытых источников. И тогда мне сказали: «Если ты такая умная, узнай, кто написал "Роман с кокаином"».
К этому моменту один из правозащитников, очень известный литературовед Габриэль Суперфин, ученик великого Юрия Лотмана, уже выдвинул гипотезу о том, что «Роман с кокаином» — это автобиографическое произведение. Как знаток русского «серебряного века», он легко обнаружил в тексте исторические реалии и предположил, что, если оттолкнуться от автобиографичности произведения и сравнить список учеников выпускного класса Креймановской гимназии, где учился главный герой «Романа», со список студентов юридического факультета Московского университета, поступивших туда в 1916 году (еще одна деталь из текста), то при совпадении имен может обнаружиться потенциальный автор «Романа с кокаином». Но чтобы проверить эту гипотезу надо было найти архивный фонд гимназии Креймана, который не числился в те годы в справочниках, и обнаружить списки студентов за 1916 год. Ну а я, коль уж меня поставили перед таким вызовом, сказала: «О чем речь!» И пообещала, что за следующий месяц настоящего автора книги найду.
Как это чисто технически происходило?
Очень просто. Например, уже на первых страницах романа упоминается некая «гимназия Клеймана». Для человека, знакомого с историей среднего и высшего дореволюционного образования, очевидно, что речь идет о знаменитейшей частной гимназии Рихарда Францевича Креймана. В свое время это была школа будущих профессоров и академиков, очень престижная, ее здание находилось и до сих пор находится в центре Москвы, почти напротив Кремля. Уже в советское время там учились дети всей партийно-государственной элиты, от Светланы Сталиной до детей Молотова и других наркомов.
Конечно, надо понимать, что архивы так просто не открываются. Скорее они выбирают нас, чем мы их. Даже если у тебя есть свободная возможность изучать архивные документы, на открытие мирового уровня, если оно вообще случается, может легко уйти хоть 10, хоть 20 лет. У меня, напоминаю, был месяц. А тут еще выяснилось, что у гимназии Креймана не было своего фонда в Московском городском архиве. Но зато там работала моя однокурсница, которую я попросила еще раз проверить сведения о документах гимназии.
Все, что я расскажу дальше, звучит как чудо, но это правда. Я сижу в читальном зале архива, жду мою знакомую. Она подходит ко мне, трясет ключами и говорит: «Слушай, нам уже пора закрываться, без пятнадцати пять, мы должны все опечатать. По Крейману — почти ничего, только вот эта папочка нашлась». Я открываю папочку — и все, открытие сделано. На него было потрачено ровно пять минут. Представьте себе: от гимназии Креймана осталась кучка случайных бумаг, но первым же листом в ней лежал протокол заседаний педсовета этой гимназии. От 1916 года. С полным списком выпускников гимназии, а герой повести закончил ее именно тогда.
Оказалось, что половина героев «Романа с кокаином» — одноклассники. И все их имена были в этом списке. Там упоминаются и Айзенберг, и тот самый Буркевиц, который «отказал», и, конечно, сам автор повести — Марк Лазаревич Леви.
Но ведь это имя прозвучало тогда не первый раз?
Вот именно, не первый. Еще задолго до моих поисков существовала версия поэтессы Лидии Червинской. Трогательная до невозможности. Когда у Лидии спросили, кто написал «Роман с кокаином», она стала рассказывать, что знает этого человека, его зовут Марк Леви, и с Червинской у него был роман. Родители Лидии Червинской жили в Стамбуле, они были беженцами Гражданской войны. Поэтесса к ним иногда приезжала и как раз в одну из таких поездок якобы и познакомилась с Леви, у которого был парагвайский паспорт. Когда Червинская рассказывала об этом, все решили, что это просто фантазии стареющей поэтессы. Был ли у нее роман с Леви, мы не знаем, но имя автора она действительно знала.
Давайте вернемся в 1991 год. Что происходило дальше?
Через день после своего первого открытия я пришла в архив Московского университета и получила студенческое дело Марка Леви, который в том самом роковом 1916-м поступил на юридический факультет. И снова чуть не упала в обморок. Потому что первый же документ в этом деле был датирован 1952 годом. Это, как сказали бы сегодня, полный атас. Все, что мы знали от Червинской или еще кого-то, кончалось 1936 годом, причем автора в некоторых статьях уже тогда считали ушедшим в мир иной. А тут оказывается, что в 1952-м сведения о Марке Лазаревиче Леви запрашивает Ереванский педагогический институт и таким образом автор романа жив к этому моменту.
В итоге открытие, на которое мне выделили месяц, свершилось за три дня. Мы сразу же написали об этой находке в «Русскую мысль», а потом еще почти три года вместе с Гариком Суперфином писали большую статью про Леви — «Был такой писатель Агеев…»? Версия судьбы или о пользе наивного биографизма». В 1994 году она была опубликована в знаменитом историческом альманахе «Минувшее».
За время подготовки статьи вы узнали что-то новое про Леви?
Естественно. Например, с историей Леви оказался неожиданным образом связан художник Михаил Врубель. В протоколе с именами учеников Креймановский гимназии упоминается Александр Усольцев, прототип одного из героев романа, а в реальной жизни — сын владельца частной психиатрической клиники Федора Арсеньевича Усольцева, которая и сейчас существует в Москве под другим названием. Как известно, именно там, в спокойной семейной обстановке, в 1904-1905 годах лечился Михаил Врубель, которого сын психиатра, несомненно, знал. И это, конечно, красивая история.
Мы много узнали и о самом Марке Леви. Из документов Архива Министерства иностранных дел выяснилось, что почти все, о чем говорила Лидия Червинская, было правдой. В 1942 году Марк Леви получил советский паспорт и вернулся из Турции в СССР, после чего поселился в Ереване и жил там до 1973 года. Там он и похоронен. Нашли мы и родственников Леви. Они, конечно, знать не знали, что их отчим — это автор «Романа с кокаином».
Как много мы знаем о жизни Леви на сегодняшний день?
Последовательной и твердо установленной биографии Марка Лазаревича Леви пока не существует. Документы, которые касаются его жизни, делятся на две части. Первая часть — дореволюционная и первые годы советской власти. События этого периода точно документированы, их можно обсуждать. Вся вторая часть жизни, после отъезда из СССР около 1925 года, известна только на основе десятка автобиографий Марка Леви. Он, как обычно это бывает у наших эмигрантов, писал в них то, что нужно было его работодателям.
Например, когда он приехал в Ереван, устроился преподавать немецкий язык в одном из институтов, по-видимому, не без звонка «сверху». Ибо к этому моменту он не имел высшего образования вообще. И вот Марк Леви пишет свою автобиографию. Он рассказывает, что с 1930 года жил в Турции, но уже с 1933 года каким-то образом оказывается в Швейцарии, в Лозаннском университете. Там Леви якобы читает курс по немецкому языку, плюс одновременно преподает на знаменитых языковых курсах «Берлиц». Все это было, конечно же, написано только затем, чтобы его взяли на позицию преподавателя иностранных языков.
В 1942 году Леви выслали из Стамбула после произошедшего 20 февраля покушения на немецкого посла в Анкаре. Почему это произошло? Можем ли мы утверждать, что Марк Леви был советским агентом?
Никаких документальных оснований утверждать, что Марк Леви был агентом НКВД, у нас нет. Есть только домыслы. Турецкая полиция действительно выслала Марка Леви из Стамбула в 1942 году. Но это понятное решение, ведь на немецкого посла в Анкаре покушались якобы «советские агенты». А Марк Леви тогда как раз получил советский паспорт.
Его выслали, он вернулся в СССР и уехал в Ереван. Опять же есть минимальная точка совпадения: очень многим «возвращенцам» с непонятным прошлым не разрешалось жить в Москве или в Ленинграде, их отправляли, например, в Узбекистан, в Армению, то есть в далекие республики. Но таких людей были тысячи, и они совершенно не обязательно были агентами НКВД. Куда чаще они были как раз жертвами НКВД.
Вы не запрашивали информацию о Марке Леви в архивах НКВД?
Мы, конечно же, обращались в эти архивы, но они никогда не сдают своих агентов. Никогда. Мы получили официальный ответ, что дела на Марка Леви нет. У меня есть сомнения на этот счет, но подтвердить их нечем. Вообще, я работаю с историей эмиграции уже несколько десятилетий, и эмигрантские документы всегда самые спорные. У одного человека может быть пять разных мест и дат рождения. Люди были очень уязвимы, им нужно было выживать, а принимать беженцев никто не хотел.
После отъезда из Стамбула Марк Леви ничего не написал?
Из писем Марка Леви мы знаем, что он какое-то время писал цикл рассказов о Москве. В тех же письмах упоминается и роман «Казаки». К сожалению, никаких рукописей обнаружить пока не удалось. Но после нашего открытия историю Леви почти никто и не исследовал. А жаль, потому что тема очень красивая.
* Центр «Мемориал» — внесен Минюстом в реестр иностранных агентов.
Беседовал Егор Спесивцев