Сергей Николаевич: Мэр Риги Нил Ушаков. На суше и на море
Он переносил нашу встречу раза четыре. Понятно, что в будние дни у мэра Риги дел по горло. На носу был большой музыкальный фестиваль «Кубана», который в этом году перекочевал из Калининграда в столицу Латвии.
А тут еще большой певческий смотр, куда свезли тридцать тысяч детей со всей республики. Дети пели с утра до ночи, периодически падая в обмороки от недосыпа и усталости. Об этом писали местные газеты, гневно призывая к ответу организаторов и министра образования.
Сам Нил Ушаков – молодой отец. Но его сын Том пока еще не поет. Ему только четыре месяца. Несмотря на занятость, мэр регулярно появляется на государственных каналах, где дает подробные разъяснения по всем интересующим граждан вопросам. Говорит без запинки, сыплет цифрами, как прирожденный отличник. Аргументация железная, взгляд из-под дорогих цейсовских очков внимательный, цепкий. И весь он какой-то неуязвимо-тефлоновый, как и полагается политику высокого ранга, прошедшему серьезную школу борьбы и труда. Впрочем, насчет «неуязвимости» – это, конечно, миф. Все мы люди, все человеки! На памяти многих в Риге остался марафон 2011 года, в котором Ушаков вместе со всеми вызвался пробежать двадцать один километр, но за двести метров до финиша ему стало плохо. Рухнул без сознания: кома. Пришлось транспортировать в Германию для срочной операции. Шли разговоры даже о пересадке печени. Но, слава Богу, обошлось! И даже всех денег, которые собрали на лечение молодого мэра (между тем больше двухсот тысяч евро!), не понадобилось. Молодой организм справился. Через полтора месяца после злополучного марафона Нил Ушаков уже снова сидел в своем кабинете с видом на башню Святого Петра, библиотеку и Музей оккупации.
Можно сказать, все главные достопримечательности перед глазами. Из какого окна ни глянь – на тебя в упор смотрит сама История, колет шпилями, осеняет крестами, бьет в колокола, напоминая ежечасно о непростом русско-латвийском сюжете отношений, развернувшемся на этих улицах и площадях.
Для интервью мы выбрали менее пафосное место – кафе прямо напротив ратуши. Ушаков пришел по-простому, совсем casual – в шортах и рубашке поло с номером «1» на груди, практически неотличимый от туристов, утолявших жажду мегалитрами пива за соседними столиками. В жизни мэр смотрится выше и как-то атлетичнее, чем на экране ТВ, где он всегда в строгих партикулярных костюмах и галстуках. Энергичный, мобильный, дружелюбный. Говорит громко, пьет цидониевый сок с видимым удовольствием. На правом бицепсе из-под рукава майки выглядывает тату – какая-то латынь, делающая его отчасти похожим на героя фильма Гринуэя «Интимный дневник».
Для начала я спросил, как поживают мэрские коты Мурис и Кузя, которые активно разгуливают по интернету. Жаль, что их не увижу.
– А почему нет? – удивился Нил. – Потом в мэрию зайдем, я вас познакомлю.
Выяснилось, что живут они у него прямо в кабинете. Это самые фотографируемые коты в республике. Когда в ратушу приходят экскурсии (а это случается раз в год, в «Ночь музеев», когда открыты все присутственные места), то в кабинет к мэру выстраивается самая длинная очередь. Все непременно хотят сделать селфи с Мурисом и Кузей. Нил взял их обоих из приюта для бездомных животных. Город финансирует этот приют. Конечно, ему хотелось показать на собственном примере, что необязательно покупать домашних питомцев. Ими можно обзавестись совершенно бесплатно, и радости от этого будет ничуть не меньше, а может быть, даже больше. Надо сказать, что инициатива была активно поддержана рижанами. И сегодня максимум в течение года все животные из приюта находят себе хозяев.
– А кто же платит за корм? – ехидно интересуюсь я.
– Сам и плачу, – простодушно удивляется Нил. – В мой представительский бюджет расходы на Kitekat не входят.
Перед нашей встречей я прочитал довольно много его интервью. Нил всегда старается говорить взвешенно, осторожно: «с одной стороны, с другой стороны…» Хотелось понять, что тут идет от политической выучки – все-таки он уже десять лет в большой политике, – а что есть свойство характера, натуры, воспитания.
– Ну, через колено я себя не привык ломать, – предупреждает меня Ушаков. И я ему верю. Да, так получилось, что он родился и вырос в обществе, где люди говорят на разных языках, где сосуществуют очень разные позиции, причем не просто левые или правые, а вот совсем разные взгляды на историю, на государственное устройство, на ситуацию в стране. В Латвии ты можешь дружить и даже быть близок с человеком, чье мироощущение является диаметрально противоположным твоим представлениям о мире. И надо об этом все время помнить и стараться не нарушать демаркационную линию.
Именно от Ушакова я узнал, что, несмотря на разрекламированный в советские времена интернационализм, вся жизнь в Латвии была устроена так, что русские и латыши часто почти не пересекались. Вот где была заложена мина будущего раскола.
– Мы недавно с женой, которая латышка, – говорит Нил, – давали интервью одному журналу и вынуждены были признать, что в детстве у нас с ней не было даже шанса познакомиться. Мы жили в одном городе, а такое чувство, что обитали на разных планетах. Судите сами, у меня русская школа – у нее, соответственно, латышская. Она занималась народными танцами, я ходил на бокс и т. д. Наши пути просто нигде не могли пересечься. Ну, может быть, только в университете, куда я поступил на экономический факультет, а она двумя годами позже стала учиться на юриста. К этому надо добавить, что латышский язык в моем окружении никто толком не знал. Он был просто не нужен. В школе его преподавали плохо, так что мне в последние два года пришлось брать репетитора.
Надо сказать, что никаких комплексов по поводу своего «некоренного» происхождения Нил никогда не испытывал. Да и с какой стати, если с детства вокруг него были только русские и говорил он исключительно на русском языке? Ему было пятнадцать лет, когда Латвия обрела независимость. Конечно, все были встревожены, а что дальше? Тем более по телевизору можно было увидеть, что происходило в Приднестровье или в Ферганской долине, где буквально на пустом месте заполыхала война и пролилась кровь.
Конечно, были и ссоры, и конфликты, и ругань. Как без этого? Кто-то хотел оставаться в составе СССР, кто-то спал и видел, как Латвия станет независимой... В такие моменты с той и с другой стороны обязательно кто-нибудь вытаскивал националистические лозунги и начинал ими сотрясать воздух. Но стоит признать, что до крайностей дело не дошло. И за исключением нескольких острых ситуаций с человеческими жертвами во время противостояния на улицах Риги в 1990 году все закончилось мирно.
Спрашиваю Ушакова про печально знаменитый закон о негражданах, который фактически лишил избирательного права огромную часть русскоязычного населения, среди которого было немало и тех, кто искренне поддерживал идею выхода Латвии из СССР. Что он про это думает?
– Это была большая ошибка, которая принесла моей стране много бед, – подтверждает Нил. – Этот закон оскорбил, оттолкнул и разобщил огромное количество людей. Уверен, что наше общество развивалось бы гораздо быстрее, если бы этого закона вообще не было. На долгие годы в пространстве политического дискурса закон о негражданах занял неподобающе большое место, спровоцировав многочисленные спекуляции, тормозившие решение действительно важных задач. Ни для кого не секрет, с чем легче обращаться к будущим избирателям. С подробными разъяснениями непопулярных экономических реформ во всех сферах? Конечно, нет! Всегда проще кричать о плохих латышах или о плохих русских.
– Сегодня девяностые годы принято именовать не иначе, как «лихими». Президент Путин назвал развал СССР «величайшей геополитической катастрофой» ХХ века. А чем для вас лично стало крушение советской системы?
– Для меня самое главное то, что в девяностые годы Латвия обрела свою независимость. Были проведены реформы. Какие-то более успешные, какие-то – менее. Какие-то из них были проведены катастрофически неудачно, если вспомнить все тот же закон о негражданах. Да, Латвия остается одной из самых бедных стран Европы. Идет сильное расслоение общества, нация стремительно стареет. Это тоже очень серьезная проблема! Но при этом Латвия – член Европейского союза.
Как выяснилось, у самого Ушакова не было особых проблем с тем, чтобы сдать необходимый экзамен и получить паспорт гражданина свободной и независимой Латвии. Проблема «натурализации» не вызывала у него ни трепета, ни напряга. Ну, просто еще один экзамен. К слову сказать, один из самых легких. Он тогда работал на государственном телевидении в службе новостей. И просто в один прекрасный день вместе с приятелями собрался и сдал его.
Оппоненты мэра не могут простить его за то, что партия «Согласие» не поддерживает введение второго государственного языка – русского, на котором разговаривает больше половины населения Латвии. С чем это связано?
– История эта уходит корнями опять же все в те же девяностые. У всех в зубах навязло: в Латвии есть большинство, которое чувствует себя как меньшинство, – это, конечно, латыши. И есть меньшинство, которое ведет и позиционирует себя как большинство, – это русскоязычные. Но если вы оказываетесь в Риге и говорите только по-русски, у вас несравнимо больше шансов быть понятым, чем у какого-нибудь сельского школьника, приехавшего из латвийской глубинки и не говорящего на русском. Латышский – язык малого народа. Его надо поддерживать, оберегать, потому что конкуренция огромная, давление со всех сторон идет постоянное. Даже на латышских каналах в прайм-тайм нередко показывают российские сериалы, дублированные или с титрами. В Риге вы никогда не найдете хорошо оплачиваемую работу, если не владеете латышским, русским и английским. И это тоже проблема, потому что в провинции молодежь часто плохо знает русский. Поэтому сегодня выпускникам сельских школ сложнее конкурировать со своими столичными сверстниками. Да, реформа по языку назрела. У людей, особенно старшего возраста, должно быть право обращаться на русском языке в инстанции по всем социальным и коммунальным вопросам. Но при этом я убежден, что латышский должен оставаться нашим единственным государственным языком.
Интересно, на каком языке говорит он дома с женой? «По ситуации», – отвечает Нил. Ну, например, если они вместе смотрят фильм на латышском языке, то начинают общаться по-латышски, а если идет русский сериал, обмениваются репликами по-русски. Если обсуждают думские дела, то автоматически переходят на латышский, потому что все дискуссии в Думе идут на латышском языке, и т. д.
И все же одна из главных проблем Латвии – это не столько сохранение языка, сколько эмиграция дееспособного населения. За последние годы в поиске достойного заработка и лучшей участи покинули республику более двухсот тысяч человек (по другим подсчетам – триста-четыреста тысяч. – С.Н.). Для небольшой страны это очень существенно. У самого Ушакова, когда в конце девяностых он учился в Дании, была реальная возможность там остаться. Почему он этого не сделал?
– Не скрою, мысленно я примеривался к ситуации своего невозвращения. Времена были уже другие, никто бы меня не осудил, вернуться я мог в любой момент. Но в конечном итоге я понял, что возможностей реализоваться у меня будет больше на родине. К тому же я хотел продолжить свою академическую карьеру, идти в докторантуру, стать университетским преподавателем и т. д. Наверное, все бы так и сложилось, но ставки в университете были мизерными. Жить на эти деньги было невозможно. Чтобы сводить концы с концами, я подался в журналистику. Поначалу пытался совмещать преподавание с работой в Балтийском бюро канала НТВ, а потом ушел целиком в журналистику, которой посвятил ни много ни мало семь лет жизни.
– Чему вас научила журналистская профессия и телевизионный опыт?
– Работа в прямом эфире отучила меня долго и нудно говорить. Мне часто предлагают: «А вы могли бы поразмышлять на заданную тему минут… десять». Для меня это пытка. Все, что требуется, я могу сказать за три минуты, максимум – четыре. Чего тянуть? Журналистика научила доходчиво излагать свои мысли. Ведь мне приходится решать множество практических и бытовых вопросов. А здесь надо быть предельно точным и внятным.
Свой первый срок в должности мэра Ушаков начал с шокирующих заявлений: он больше не собирается копаться в прошлом, не будет касаться национального вопроса. Его цель – переключить все внимание своих коллег исключительно на решение материальных проблем, которых в Риге хватает. Первоочередная задача мэрии – чинить, ремонтировать, обеспечивать, создавать комфортную среду и т. д. Кто-то его за это осудил, кто-то поддержал. Но считает ли он, что сегодня можно по-прежнему игнорировать политические и межнациональные вопросы?
– За шесть лет, что наша партия «Согласие» пришла в рижскую Думу, сменилось бессчетное количество министров, правительств, начальников разного ранга. А наша команда как работала, так и продолжает работать. Без единого, надо сказать, конфликта и скандала. Шестьдесят пять процентов наших избирателей русскоязычные и тридцать пять – латыши. Что более или менее соответствует этническому составу по городу в целом. У нас в коалиции приблизительно в равных пропорциях представлены и латыши, и не латыши. Да, с самого начала мы постановили, что у нас нет национального вопроса. Мы просто его взяли и отменили! Мы больше не тратим время на этот балаган. Мы сразу переходим к делу. Трубы, канализация, транспорт, строительство, дороги, школы, парки. Все остальное – из области политики или исторической науки, к которой я отношусь с большим почтением, но, согласитесь, к ежедневной работе мэрии она имеет косвенное отношение.
И все же недавние события на Украине, как и развернувшаяся война санкций, не смогли не отразиться на деятельности мэра Риги. Взять хотя бы судьбу знаменитых «Рижских двориков» в Москве, на открытие которых Ушаков положил немало сил. Сейчас они все закрыты.
– Ну, что тут говорить, конечно, обидно. У нас было больше двадцати «Рижских двориков» в крупных и престижных торговых центрах Москвы, включая Елисеевский магазин. Мы утроили количество туристов из России. Это были очень хорошие показатели, которые в этом году упали вдвое. Конечно, все это грустно, но мы понимаем, что кризис когда-нибудь закончится. Рано или поздно Европа и Россия вернутся к нормальным отношениям. И тут важно не упустить момент, быть первыми в борьбе за русский рынок. Сейчас мы видим, как все соревнуются в изобретении новых санкций. Но я верю, пройдет какое-то время, и все с тем же рвением начнут расталкивать друг друга локтями, чтобы предложить свои услуги и товары.
Ощущает ли он в общении со своими российскими коллегами хоть какое-то движение навстречу, делаются ли шаги для сближения?
– У моих российских коллег огромное количество приоритетов, куда Рига не входит. И мне трудно их в этом обвинять. Но считаю, что поддерживать дружеские личные отношения надо, обмениваться мнениями необходимо. Не забывайте, мы живем в условиях рыночной экономики, и как бы ни складывалась сегодня политическая конъюнктура, такие понятия, как маркетинг и бренд, никто не отменял. Мы хотим, чтобы Рига ассоциировалась в российском сознании с чем-то очень хорошим, позитивным, приятным, вкусным. Поэтому, когда импортные сыры и йогурты снова вернутся на российский прилавок, мне важно, чтобы российские покупатели не расхотели приобретать что-то со словом «Рига» или «Рижский», чтобы наша столица осталась в списке городов, которые надо непременно посетить. Я верю, что никакой кризис не в состоянии изменить образ страны или подорвать ее доброе имя. А вот что реально способно повлиять, это инфляция, нестабильность рубля, рост цен. Ну так разбогатеете же вы опять когда-нибудь! И нынешний кризис не первый на нашем веку. Был и 1998 год, когда рухнули многие банки. Был тяжелейший 2008 год, но ведь ничего, пережили. И этот переживем!
А вот насчет «Новой волны» Ушаков настроен куда менее оптимистично. Он вообще считает, что Россия не была готова поддерживать подобный фестиваль в стране ЕС. Тут не должно быть ни у кого иллюзий! В ситуации нынешней конфронтации «Новая волна» была невозможна. И для ее ухода сгодился бы любой повод. Другое дело, что бессмысленно лить по этому поводу слезы и заламывать руки, а надо двигаться дальше, придумывать какие-то новые форматы, концерты, фестивали. В этом смысле демократическая и молодежная «Кубана» – альтернатива гламурной и уже не слишком молодой «Новой волне».
Чем больше всего он гордится за шесть лет пребывания на посту мэра?
– Гордиться – значит хвастаться. Ну хорошо, если настаиваете, давайте буду хвастаться. Считаю, что нам удалось создать уникальную модель управления и очень работоспособную команду. На нашем примере легко убедиться, что не надо придумывать новые законы или изобретать какие-то особые правила. И по тем, что существуют, можно работать эффективно, было бы желание. Этот опыт хотелось бы как-то распространить и дальше.
– Чем занимаетесь в свободное время?
– Сыном.
– Есть еще увлечения?
– Ролики, велосипед.
– За велосипедные дорожки вас не очень-то жалуют таксисты. От одного из них я даже слышал термин «веломаразм». Конечно, после Москвы рижский трафик может кому-то показаться раем. И все же, насколько я могу судить, в ваши планы входит до минимума сократить автотранспорт в центре?
– Я знаю, что все подобные нововведения подвергаются серьезной критике. Но считаю, что, если разгрузить центр, Рига абсолютно поменяет свой облик. Развитие велоинфраструктуры – это не моя прихоть, а требование, которое диктуется нынешними условиями существования старых европейских городов. Они задыхаются от смога и тесноты. Помните, как все возмущались, когда было отменено движение городского транспорта по Старому городу? Но ведь в конце концов все привыкли и даже стали считать, что это норма.
– Вам хотелось бы, чтобы в Риге при вашем правлении было что-то построено эффектное, монументальное, такой образец Ushakov’s style?
– Нет, таких амбиций у меня нет. Я – не Лужков, а Рига – не Москва! Да и о каком строительстве может идти речь, если даже крыша Домского собора долгое время была как решето. Я сам туда взбирался и проверял. Там в каких-то местах ничего, кроме пластика, не было. Представляете? Вот что надо было чинить и приводить в порядок! Кроме этого, в Риге столько прекрасных домов, требующих капитального ремонта и реставрации. Нам бы их успеть привести в порядок! Но вот сделать город удобнее, чище, привлекательнее – это вполне по силам моей команде.
– Когда к вам в гости приезжают друзья, есть маршрут, по которому вы их ведете, чтобы показать свою Ригу?
– Ну, если надо, я могу их сводить в мэрию. Все-таки туда мало кто может проникнуть без специального приглашения. Если будет хорошая погода, обязательно повезу показать новые зоны отдыха и пляжи в районе Даугавы. Сегодня в ней можно купаться, любуясь на шпили и крыши Старого города. У нас там отличный парк. Я недавно туда на кораблике возил мэров латвийских городов. Раньше эти места запоминались мусорными кучами и свалками. Теперь совсем другое дело. Ну и, конечно, Старый город, по которому можно бродить бесконечно. У меня есть одна старая пешеходная улочка за зданием Сейма, которую я еще во времена моего депутатства в парламенте хорошо изучил. Там нет ни ресторанов, ни магазинов, ни рекламы. И когда зимой, в предвечернем полумраке на нее попадаешь, то возникает иллюзия, что время остановилось. И даже непонятно, в каком веке находишься. Улица называется Монастырская. Будет время, пройдитесь по ней. Это недалеко отсюда.
– Вы знаете, чем будете заниматься через десять лет?
– Я полагаю, что останусь в политике. Возраст позволяет.
– Вы верите, что на посту президента Латвийской Республики может быть не латыш?
– Десять лет назад никто не мог вообразить, что в Риге выберут русскоязычного мэра и даже переизберут на новый срок. Жизнь непредсказуема, никогда не говори «никогда».
– Что у вас написано на бицепсе?
– Устав партии «Согласие».
– Понятно. Тогда пойдем знакомиться с Мурисом и Кузей.С
Читайте также:
Рига, Юрмала, далее везде. Латвия после «Новой волны»
Лайма Вайкуле. Место встречи изменить нельзя
Галина Тимченко. Голова Медузы