Ирина: Как трагические события влияют на жизнь предпринимателя? Отражается ли это как-то на бизнесе?
Денис: Я считаю, всё, что влияет на психологическое состояние предпринимателя – влияет на бизнес. Более того, самый недооценённый риск акционеров компании и самого бизнеса – это психологическое состояние человека, который руководит этой компанией, даже всего топ-менеджмента, но предпринимателя – особенно. Мы прошли 3 кризиса очень серьёзных, очень много «чёрных лебедей» - чего только не было. И оно сейчас продолжается, а я уже стал настолько толстокожим, что уже мыслю так: «Ну, окей, это всего лишь одна из задач, и сейчас мы её решим». Иногда сложно, когда хочется плюнуть на всё, и тут я понимаю, что нет, не сдамся! Это всего лишь один из этапов, мы сейчас его пройдём, станем сильнее, лучше и получим очень крутой опыт.
Ирина: Расскажи про такие моменты, когда хотелось всё бросить
Денис: Мне кажется, было несколько раз за всё время. Настолько сильное давление со всех сторон, что я просто не понимал и, казалось, что прилетает отовсюду. В нормальном режиме бизнеса, обычно, «плюс-минус» что-то хорошее, что-то плохое. А было несколько таких периодов, когда вообще зацепиться не за что - всё плохо. И я думал, что, наверное, лучшее, что могу сделать для мира – это закрыть компанию, и все будут счастливы. Пользователи тебя ругают, с партнёрствами проблемы, акционерный конфликт усиливается, ключевые сотрудники уходят, какие-то технические проблемы возникают, какая-то пиар-атака началась непонятно от кого – оно всё накладывалось, и я думал, что может, и правда, не мучиться…
Ирина: Что помогало не бросить?
Денис: Исключительно команда. Самый большой союзник в таких ситуациях – это понимание, что ты не один. А еще… Когда все тяжело, я захожу на сайт и читаю отзывы. И мне хватает пяти минут осознать, что если бы нас не было, то за вчерашний день несколько тысяч людей не заработали важные для них деньги, либо не сэкономили важный для себя ресурс. Я читаю и… «Не, нифига, я не могу все бросить. Это штука важная. Раз люди пришли ко мне, они верят, и я не могу их подвести. Мы будем делать так, чтоб быть сильнее, делать, чтобы проблемы исчезли».
И мне сейчас очень хотелось бы сказать, что мы и сейчас справимся, но мы ни разу не жили при подобных событиях, не знаем, как это. Но я не сомневаюсь, что если мы сфокусируемся на созидании, на том, что нас объединяет, то все получится.
Ирина: Я в одной книге прочитала про мореплавателя из прошлого, что он должен верить, что он приплывёт в свою Индию, и тогда это поможет не разбросать команду. В какую «Индию» ты сейчас плывёшь?
Денис: У меня менялась вот эта «красная ленточка», куда я плыву. Что будет тем финишем, который позволит мне сказать: «Ты молодец, ты это сделал». В самом начале, ещё в "доюдушном" периоде, она была исключительно с точки зрения доказать себе и кому-то, что я в состоянии сделать какой-то большой, известный значимый продукт. Я ушёл из военного института, у меня трек развития резко поменялся. Когда уходил, было очень много скепсиса от знакомых и родственников, разговоры о том, что я совершаю большую ошибку. Потому что я был тогда на пятом курсе, и моя военная карьера складывалась неплохо. И мне было очень важно сказать: «Ну, вот, смотрите, я не стал военным, но сделал что-то полезное!».
Потом был период, когда мне было важно влияние. Одним из скрытых мотивов была власть. Сначала в военной линии, а потом я попал в предпринимательство и понял, что это тоже про власть, но через влияние – наиболее либеральная и созидательная, нежели автократическое единоначалие. Не такая, как в военной структуре. Я понял, что эту власть можно получать, создавая ценность, и люди, нуждаясь в этой ценности, будто находятся под твоим влиянием. И мне настолько сильно запала идея о том, что это можно делать в интернете, работая в любой точке мира через ноутбук...
Ирина: Почему это было важно?
Денис: Потому что до этого я жил 4 года за колючей проволокой, спал на двухъярусных кроватях, понимая, что моя работа, моё ремесло и призвание сильно привязаны к очень небольшой территории. В увольнение - раз в неделю, если хорошо себя вёл.
Это настолько взорвало мне мозг каким-то ощущением, что ты можешь быть свободным, можешь при этом иметь гораздо больше влияния через интернет на людей и через позитивную повестку. В тот период я искренне говорил о том, что деньги мне вообще не интересны. Мне многие не верили…
Ирина: Наверное, потому, что там, где влияние – там и деньги?…
Денис: Ну, это сейчас понятно, что влияние, внимание ты всегда можешь капитализировать и монетизировать. А тогда это было неочевидно. И я искренне думал, что если у меня есть деньги на завтра - то меня это полностью устраивает. Это был период 25-ти лет, самый активный, наверное, период моего становления предпринимательства. По сути, это два ресурса: первый - финансовый – самый понятный, самая идеальная метрика. Как бы кто к ней не относился, которая очень хорошо показывает ценность, что ты создаёшь, если мы не берём коррупционные нелегальные схемы. Второй ресурс, который я сейчас начинаю активно «майнить» – это внимание. Более того, я верю, что через какое-то время этот ресурс будет сильно дороже стоить, чем деньги, потому что он будет более редким. Очень большая конкуренция, и всё сложнее будет наращивать базу людей, которые будут внимать каким-то твоим продуктам, либо тебе лично. Вот это два фокуса, две мои стратегии на ближайшие годы. У меня есть план на 15 лет, у меня есть свой фреймворк, как я планирую жизнь, писал об этом в своем телеграмм-канале.
Ирина: Я работаю индивидуально в том числе с разными предпринимателями и очень часто встречаю такое мнение, что никто ни в коем случае не должен узнать, где моя тёмная сторона. То есть, если все узнают, о том, какова моя тень, то они будут плохо обо мне думать, особенно сейчас, в эпоху, когда внимание всё-таки растёт. Так есть ли тёмная сторона у Дениса Кутергина?
Денис (смеется): Я же самый идеальный человек.
Ирина: О чём реально страшно, что все узнают?
Денис: В разные периоды времени как будто бы по-разному. Точно помню, что страшно было в детстве показать не то, что слабость, а какую-то ранимость. Это исключительно следствие папиного воспитания, когда прививалась маскулинность, что мужчины не плачут и не ноют. Я это даже сомнению не подвергал, мне казалось, что это и детей своих буду так воспитывать. Не могу сказать, что я до конца принял и осознал, что можно иначе. Стараюсь, потому что какая-то разумная искренность сейчас, наоборот, ценится. И зачастую важнее выйти перед командой и сказать, как тебе тяжело, взять на себя ответственность и признать ошибки. Не в контексте поныть, а зафиксировать этот факт, рассказать, какой у тебя есть план и как ты хочешь это исправить. Думается, это гораздо лучше с точки зрения воздействия на людей и установления какого-то контакта, связи и доверия, чем пытаться манипулировать...
Хотя всегда можно найти внешние обстоятельства, сказать: «Ну, ребят, ну, посмотрите! И что вы от нас хотите. Вон Google сократил 12 тысяч человек, и у них-то там и экономика лучше, а у нас тут так плохо, поэтому что вы от меня хотите!». Но я считаю, что я самый главный по ответственности в компании, и не важно, что происходит.
Для меня было очень тяжело, когда в первый раз нам пришлось сократить 25% сотрудников. Мы всё сделали красиво, правильно, официально, заранее уведомили, платили компенсацию – всё с точки зрения даже не законодательного, а человеческого подхода. Когда я своим друзьям предпринимателям рассказываю, они говорят: «Ты, что, дурак что ли? Ты же их увольняешь! Зачем на них деньги тратить?».
Но выйти и сообщить об этом было очень тяжело. Мозг подкидывал варианты, как можно так всё сделать, что как будто бы ты вообще не виноват, и всегда есть какой-то внешний враг, какие-то обстоятельства, на что можно всё спихнуть.
Для меня уже тогда были важны доверие и открытость.
Я даже им сказал, что не знаю, что будет в следующем году. А в следующем году, на минуточку, Ковид начался, - и так получилось, что мы очень готовыми в этот период вошли, а если б мы этого не сделали, то мы бы не выжили. А в 2020 мы закончили год эффективно, мы вышли на безубыточность, и по финансовым показателям это был самый лучший год и один из самых сложных. Я сказал: «У меня нет уверенности и плана, что точно всё будет хорошо, но я в это верю и я вам обещаю, всем, кто останется, что вы получите самый крутой опыт. Если мы это сделаем, мы просто будем чемпионами, потому что никто с такой ситуацией ещё не работал, и капитализация лично каждого из вас увеличится». Я точно знаю, что какую-то часть людей это очень сильно подкупило, и мы до сих пор вместе работаем. Поэтому у меня с ними доверие на уровне того, что если я говорю, то действительно так думаю. В худшем случае, я могу искренне заблуждаться, но я не обманываю, не манипулирую, когда заблуждаюсь.
Ирина: А еще?
Денис: Сейчас сложно признаться, наверное, в том, что мне очень тяжело не пытаться быть хорошим – один из моих самых тяжёлых психологических оппонентов: мне очень важно мнение окружающих обо мне, у меня страх оценки, мне хочется быть «красавчиком» в любой ситуации.
И я понял, что много лет назад из-за этого я столько раз принимал решения, которые не важны были мне, а какому-то собирательному образу какого-то количества людей, которые как будто бы оценивают тебя каждую неделю, типа «вот здесь ты молодец» или «вот так не нужно делать».
И мне хотелось угодить им, и там, где нужно было говорить «нет», я говорил «да», там, где нужно было от чего-то отказываться или соглашаться, я делал не так, как мне нужно, не в своих интересах, а делал в интересах какого-то собирательного образа. Наверное, самым большим осознанием было то, что, во-первых, всем пофиг на нас, точнее тому собирательному образу, которого не существует, и даже, если бы он существовал… И безусловно, есть люди, которые смотрят на меня как-то извне или знакомые, которые оценивают и думают – от их оценки вообще ничего не меняется в моей жизни. Есть очень небольшое количество людей, к чьему мнению я, действительно, прислушиваюсь.
Я до сих пор с этим борюсь, даже сейчас, когда начинаю первые шаги в формировании личного бренда, ведя соцсети, снимая какие-то видео, чаще коммуницируя, я каждый раз думаю, что вот сейчас скажут коллеги: «Дэн, ты же трушный предприниматель, тебе же сторис некогда вести, какой-то фигней занимаешься…», потому что я так какое-то время тоже оценивал других людей, думал: «Что, ты какой-то инфобизнесмен что ли? Очень странно. Настоящие ребята сидят и фигачат в офисе». И вообще у большинства из самых обеспеченных людей, которых я знаю, нет Instagram*. И я искренне восхищался, что это круто, не думая о том, что есть и другие обеспеченные люди, которые благодаря Instagram* и стали обеспеченными.
Ирина: Денис, хочу спросить про челленджи, вот например, у меня это - выступление на английском, а у тебя?
Денис: А у меня есть травма, связанная с языком. Как-то раз меня позвали выступать на одно мероприятие и не сказали, что оно будет на английском. И я узнал об этом, когда уже пришёл. Оказалось, что половина участников в зале – нерусскоговорящие, и я это понимаю за 15 минут до выхода. И первое решение, которое выкидывает мозг: «Валим отсюда! Выключай телефон и вали! Просто спрячься!». Это было ужасно. В итоге, я не убежал, сказал организаторам, и мне предложили услуги синхронного перевода. Вышло ужасно, потому что и я не умел…, потому что есть особенности, когда ты что-то рассказываешь с переводом (паузы короткие, сочетания), и переводчик технологический английский не знал... Большего своего стыда за последние 10 лет я не испытывал.
Ирина: Сначала я услышала про власть, потом про личный бренд. Все эти вещи как будто бы про нехватку признания в жизни. Это ощущается?
Денис: У меня есть особенность, такое свойство… Когда у тебя резко выражено два полярных состояния: либо ты просто король, и ты настолько крут и уверен, что можешь проломить гору, можешь продать, кому угодно, познакомиться с кем угодно, и у тебя какая-то невероятная внутренняя энергия собирается. А второе состояние – это когда ты полное ничтожество и факты так расставишь, что сам себя загонишь в тупик. Есть терапевтическое решение, как с этим бороться. Я в своё время работал с психологом, который помог понять мне, что ж меня так бросает из стороны в сторону.
Ирина: Получается, что признание ищут те, кто не дополучил его от важных людей. От кого тебе важно было получить признание?
Денис: Меня воспитывали в формате, что не бывает вторых мест. Я занимался в детстве спортом, был капитаном команды КВН, выигрывал районные олимпиады по нескольким дисциплинам, играл в двух сборных командах школы, мы были чемпионами района по баскетболу, занимался туризмом, ездил на военно-политические сборы – в общем, у меня было много всего. И это исключительно воспитание отца – если ты вышел, то либо умираешь, либо добегаешь первым. И ты не можешь просто поучаствовать. Папа считал, что только трусы придумали выражение «Главное не победа, а участие».
Главное – победа, и если ты выходишь просто поучаствовать, то зачем тебе соревнования? Тогда просто бегай и занимайся спортом, но если это выход на старт, то только одна цель – победа. И когда мы проигрывали - притом, что никогда не занимали последние места - для отца это была трагедия. Я тогда не осознавал, что это настолько плохо. И с детства я привык к тому, что как будто чтобы тебя любили, уважали, к тебе прислушивались и считали тебя значимым, ты должен только побеждать. И, скорее всего, это трансформировалось в мою потребность быть в первой лиге. Независимо от того, где играешь.
* Соцсеть принадлежит компании Meta, признанной в России экстремистской организацией