Консьержкина такса в доме по улице де Севр, где живет приятель. Фото приятеля.
« — Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают, так и нам можно... — сказал Захар.
— Другой — кого ты разумеешь — есть голь окаянная, грубый, необразованный человек, живет грязно, бедно, на чердаке; он и выспится себе на войлоке где-нибудь на дворе. Что этакому сделается? Ничего. Трескает-то он картофель да селедку. Нужда мечет его из угла в угол, он и бегает день-деньской. Он, пожалуй, и переедет на новую квартиру. Вон, Лягаев, возьмет линейку под мышку да две рубашки в носовой платок и идет... «Куда, мол, ты?» — «Переезжаю», — говорит. Вот это так «другой»! А я, по-твоему, «другой» — а? »
И.А. Гончаров, « Обломов ».
Какой русский не боится переездов? Всякий боится. И правильно делает, что боится. Переезд оседлому человеку горше стихийного бедствия. Потому что нет на него объективных природных причин. Глупость то есть, произвол. Невероятное количество усилий и затрат всякого рода, половина имущества переломанного в усушке-утряске (официальная статья убытков при перевозкe товаров), и все - ради того, чтобы с одного на другое место переехавши, продолжать жить, по возможности, как жил. Зачем переезжал? Переезды - это грех против здоровья и здравого смысла. Поселился, так живи себе ради бога, раз и навсегда. Что мы, басурманы какие, кочевники ?
Крепкая домовая оседласть в нас вжилась. Будь то дворянское гнездо или квартира в городке N. Успокаивающее сознание своей территории. Протоптанной с детских лет. Знакомой. Предсказуемой. Не требующей лишних телодвижений. Ни расходов на черт те что. На переезд!
"В каких рождались, в тех и умирали гнездах."[1]
Не знаю, откуда во мне взялось противоречие здравому смыслу, но я, со своей стороны всегда считала, что умирать в тех гнездах, в которых родились - это, знаете ли, счастье относительное. Я - сторонник вольного полета.
"А что насчет того, где выйдет приземлиться, - земля везде тверда..."[2]
Центростремительное социальное движение в России - явление еще новое, развивающееся. В Советской России оно регулировалось очень просто законом об обязательной прописке. Присекалось то есть. В Париже, Лондоне, Нью-Йорке прописки нет. Приехал – живи. Если выживешь.
Помимо отсутствия прописки эти города имеют еще одну общую черту: люди там без концa переезжают с места на место. В Париже человек за свою жизнь сменяет столько адресов, что всех их уж и не упомнит. Я знаю людей, которые пожили прямо-таки в каждом округе. Откуда такое непоседство? Да попросту оттуда, что в метрополии, где спрос на жилье всегда превышает предложение, и доходы не дотягивают до требуемых квартирных плат, людей трясет, как просо в решете, отметая все, что не соответствует габаритам. Ключевое слово здесь – непостоянство и неравенство доходов.
Я уже говорила, что поиски квартиры в Париже – дарвинская борьба за выживание. Выживает приспособленный. С необходимыми бумажками и подтверждениями благонадежности и платежеспособности. С поручителем. С доходом, привышающим в три раза сумму запрашиваемой квартирной платы. Это - реглaментация гражданского кодекса о жилье. Так что претенденты просеиваются на начальном этапе: «вам – в 20-ый округ, где подешевле, вам – за переферию, что вы батенька, с ума сошли? с вашими доходами вам в центре делать нечего ; вы – пожалуйте сюда, чего пожелаете?» И нечего с рылом в ряд. Демократия демократией, а законы свободного рынка – законами свободного рынка. Нормальная конкуренция капиталистической системы. Есть рыла и есть ряд. Слабонервных и воспитанных в идеях братства и равенства просят не смотреть. Потому что сами они не смотрят. Первым моим шоком в Париже, помимо не по статусу маловатой площади перед Нотр-Дам, были бездомные. Люди на улице, которым явно некуда идти. На которых никто не обращает внимания. Мне, глядя на них, до сих пор, больше четверти века спустя, не по себе. Мне с детства вбили в голову, что «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Я знаю, что крыша над головой – это потребность. Я до сих пор не могу привыкнуть к людям, которым этого не вбили в голову.
Как я уже сказала – если выживешь.
Так что ж у нас там в Париже с квартирами? Город-то немалый! Куда ж они все подевались? У кого на них такой спрос и почему постоянно?! А-а-а-а-ах. Правильные вопросы. По порядку.
Снимают все. Владельцев недвижимости в Париже гораздо меньше тех, кто ее снимает. Государственных квартир по доступным всем ценам такое меньшинство, что о них почти не стоит упомянать. Получить в аренду государственную квартиру еще безнадежнее, чем получить государственную квартиру в центре Москвы, например. Ни с того ни с сего. Если вы не функционер-аппаратчик высшего эшелона. Те себе не только зарплаты и премии придумывают, но и льготы, обеспечивающие комфорт частной жизни.
То есть если вы никто и зовут вас никак, то извольте снимать квартиру на общих условиях. Дарвинских. Тех, кто не прошел испытания естесственного отбора, мы видим на улице. Остальные выкручиваются, как могут. В ход идет все – ухищрения и изворотливость личного подхода и подкупа, лесть, брань, жертвы всем чем можно, экономия на еде и элементарных коммунальных услугах, подтасовка документов и т. д. и т. п.
Студенты с радостью снимают комнаты в 10 квадратных метров. Или сплачиваются в группу, способную оплатить просторную буржуйскую квартиру на пятерых. Этo называется колок (colocation, coloc) – сожитие (не путать с сожительством) или обще-житие. Платежеспособными поручителями выступают родители. Рано или поздно студенты становятся молодыми специалистами и хождение по мукам начинается заново. На этот раз с собcтвенными документами в кармане, с контрактом на работу и квитанциями о будущей зарплате. Если она минимальная, то не извольте беспокоиться о переезде, оставайтесь в своей шамбр де бонн десяти метров, на большее у вас все равно нет денег до повышения ставки. Остальные переезжают в то, что в Париже называется «студио» – однокомнатная квартира, в которой комната слита с кухней, но уже есть отдельные ванная комната (чаще с душем: ванная в Париже – редкость и роскошь) и туалет. Это уже приличные социальные условия. Пригодные для гостеприимства. Следующий этап – сожительство (не путать с сожитием). Люди половозреют, влюбляются, находят свою половину и не хотят с ней расставаться. Первые любовные пробы и ошибки переживаются в студио. Это – тот период, когда с милым рай в шалаше. Затем начинаются поиски жилья, где можно будет не наступать друг другу на пятки, и спать, пока другой работает. Это - третий в жизни человека круг квартирного ада. Но – о радость! – документов уже больше, два дохода – это уже сила, которой можно пробить врата в рай – свою квартиру из двух комнат и даже, если повезет, c ванной, а то и балконом. Размечатались. Некоторые закладывают душу дъяволу, и в кредит покупают квартирy, чтобы уже никогда никто не погнал с насиженого места. Но большинсто продолжает снимать. По разным причинам. У них будут третий, четвертый, пятый и т.д. круги.
Люди, которые осели в Париже, с насиженных мест не слетают без уважительных на то причин. Тому есть веское основание: владелец не имеет права повышать плату за квартиру текущему квартиросъемщику больше, чем предусмотрено правилами гражданского кодексa о жилье. Это повышение - минимальное, оно ползет за инфляцией. Но едва съемщик съехал, новая цена на эту же самую квартиру может подскочить в три раза. Все зависит от рынка. Поэтому владельцу выгодно менять жильцов. Поэтому, если он не ленив (большинство, к счастью лениво – они передают полномочия сдачи квартиры в агенства и сосут лапу, – пардон, – плату; пока платa поступает, они не почешутся), то владелец может вас с квартиры попросить в любой в сущности момент. Это – дамоклов мечь, висящий над жильцом. Нужно к этому привыкнуть. Иметь железные нервы, запасной вариант, или беззаботность француза.
«Позвольте, - скажете вы, – все эти переезды имеют вид замкнутого круга: одни переселяются в квартиры отошедших в лучший мир предков, другие подвигаются на их местo, сбежавшие от родительского надзору студенты заполняют комнатенки съехавших молодых специалистов. Как везде. Отчего ж ад?»
Пришел, кажется, момент ответить на главный вопрос. Первый и главный вопрос в любом деле – «кто виноват?» Кто эти люди, наводняющие столицу, и откуда их берется все больше и больше каждый год? Ответ очевиден : берутся они извне и называются «приезжие».
Приезжие. А-а-а-ах, вот оно слово, которое все объясняет. Понаехали приезжие, житья не дают. Сколько раз я слышала это слово! Я всю жизнь повсюду была приезжим. У меня это слово отпечаталось на шкуре как клеймо.
– Вы - коренная ленинградка?
– Нет.
– А-а-a, приезжая!
Видела недавно в презентациях российских журналистов, прямо в био: "коренной москвич в третьем поколении". Прямо как собачья родословная: "породистый эрдель-террьер, хвост торчком, три поколения чистейших кровей". Без примесей и без "приезжих". Блеск.
Тут у нас с французами разница. Парижанином не рождаются, парижанином становятся. В Париже нет понятия «провинциал». Нет понятия «коренной парижанин». Да еще в поколении. Коренным в поколении можно быть в своем родовом замке, а не в столице государства.
В Париже - все приезжие. Жульен Сорель был «приезжим». Д’Артаньян был «приезжим». Благородный Атос и изысканный Арамис тоже были «приезжими»: они родились в своих поместьях и приехали в Париж молодыми людьми делать карьеру. На старости лет они разъехались по своим именьям на покой. Париж – не столько место жительства, сколько эпоха в жизни человека.
Париж пропускает через себя невероятное количество народу всякого роду и племени. Кто-то срастается с ним навсегда, кто-то увозит его с собой, как праздник, кто-то уезжает из него только для того, чтобы в него вернуться. Что бы ни случилось с человеком после, он остается помеченным этим городом. В котором не хватает квартир. Но в котором всем находится место. B Париже всем находится место. Я совершенно без зазрения совести могу представляться парижанкой. Я так и делаю. Я прожила в нем дольше, чем в Питере, a потом в Люксембурге, в Германии и в Италии вместе взятых, и столько же, сколько в городе моего детства. Петербурженкой я так и не стала. Не чувствовала себя. Там были « коренные », мне среди них не было места. Кто я? Сиротливое слово «приезжий» – понятие транзитное, оно не фиксирует человека на карте. О своем родном городке я говорю «я родом из». На этом его роль в моей жизни заканчивается.
Так что – да-c, Медам, Месье, я – парижанка.
Первым назвал меня парижанкой приятель парижанин. Так меня определил. Дал мне статус по параметрам. И я вдруг поняла, что он прав. Этот город я чувствую своим. Я возвращаюсь туда из поездок и чувствую себя дома. Где вы чувствуете себя дома? Это – ваш город.
[1] , [2] Михаилу Барышникову, И. Бродский.
"Да-c, Медам, Месье, я – парижанка."
Люксембургский Сад, необыкновенно теплый октябрь 2018, настоящее бабье лето. Фото с автором. Фотограф - приятель.
Читайте предыдущие главы:
Мой Париж. Отрывок 2. Без языка
и продолжение:
Мой Париж. Отрывок 4. Первый парижский округ, жемонфутизм и се ля ви
Мой Париж. Отрывок 5. Он и она
Мой Париж. Отрывок 6. Французское вино