Кирилл Серебренников

23 мая 2017 домой к художественному руководителю «Гоголь-центра» Кириллу Серебренникову пришли с обыском сотрудники Следственного комитета. Тогда же следователи пришли в «Гоголь-центр», на «Винзавод» и в Российский академический молодежный театр (РАМТ), где работала директором Софья Апфельбаум, в прошлом — глава департамента господдержки искусства и народного творчества Минкультуры.

Отрывок из книги Алексея Малобродского «Следствие разберется. Хроники "театрального дела"» читайте здесь.

Наталья Киселева: Добрый вечер. Начнем с персонажа вашего фильма Юры Чурсина, который объявил нам геолокацию русского кино в 2006 году. Где сейчас находится русское кино? (Герой Юрия Чурсина в фильме Серебренникова «Изображая жертву» произносит фразу: «Русское кино в жопе». — Прим. ред.)

Алексей Малобродский, бывший гендиректор «Гоголь-центра», обвиняемый по делу «Седьмой студии»:

Заседание 3

Он никогда не выступал здесь. Большой театр так и остался единственной не покоренной им территорией. По независящим, как говорится, причинам. Сожалел ли Рудольф Нуреев об этом когда-нибудь? Кто знает! В нем был силен спортивный азарт: самый успешный, самый богатый, самые лучшие сцены мира… Вся его балетная карьера шла от рекорда к рекорду, от одного триумфа к другому. И так — пока не иссякли силы и не одолела злая болезнь. Я был на его выступлении в Мариинском театре, тогда еще Кировском, когда он прилетел на несколько дней в Ленинград. На сцене был уже очень немолодой танцовщик, умело скрывавший, как мало он уже может, но старавшийся изо всех сил держать гордую спину, замирать в картинных позах и со сдержанным достоинством принимать аплодисменты поклонников, которые по негласному уговору решили в этот вечер просто ликовать и радоваться его присутствию. «Руди вернулся!» Неспешной походкой старого барса он подходил к авансцене, обводил весь зал повелительным жестом, давая всем своим видом понять, что не собирается сдаваться или комплексовать по поводу своего уже не слишком совершенного танца. Власть имени сильнее самой безупречной балетной техники, а власть легенды круче любого административного ресурса. В конце концов, он победил. И мы хлопали его победе над темными силами, вынудившими его оставить эту сцену, театр и страну более 30 лет тому назад.

Получать вместо Кирилла эту премию для меня – большая честь. Это можно объяснить только одним: первая работа в Москве у Кирилла была со мной, на телевидении — «Темные аллеи» Ивана Бунина. Равно как и первый концерт в «Гоголь-центре». И последний спектакль, когда Серебренников выходил на поклон после своей работы, — «Ахматова. Поэма без героя», где я тоже участвую.

«Маленькие трагедии» Кирилла Серебренникова начинаются со сцены в привокзальном буфете. Там сидят какие-то тетки с кошелками, кемарит пьянь и, как всегда, ненужную чушь бубнит телевизор, давно уже не имеющий к реальной жизни никакого отношения. Там продают черствые бутерброды и скучает усталый мент. И именно туда приходит — киборг? Шестикрылый серафим? Воин, как в программке? — чтобы выбрать самого никудышного, грязного забулдыгу и… вырвать у него язык, рассечь грудь и вместо сердца вставить «угль, пылающий огнем». Все это он проделывает натурально-бутафорски, в жанре гиньоля. Представляю восторг школьников, как правило, тупо зубрящих непонятный им текст про неведомого пророка, столь дорогого сердцу училки по литературе. Представляю и обморок этой учительницы, привыкшей благоговейно, чуть не закрывая глаза произносить навязшие в зубах строки.

— А давайте споем, когда он выйдет, «Мы хотим перемен», — услышал я у себя за спиной бодрый девичий голос.

Дорогой Кирилл,

Я все думала: какое стихотворение прозвучит первым в спектакле «Гоголь-центра» «Мандельштам. Век-волкодав»? Выбор оказался небанальным. «Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме…» – это перевод с грузинского. Поэт Нико Мицишвили, расстрелянный в 1937-м, пророчески написал эти строки еще в 1921-м. Так все сразу встало на свои места: постановка Антона Адасинского (вторая в замечательном поэтическом проекте «Звезда», придуманном Кириллом Серебренниковым) – она о страшном, о последних годах затравленного властью поэта, о лагере, где сгинули миллионы и где в декабре 1938-го под Владивостоком умер Мандельштам. Поэтому и появляются в самом ее начале, как будто из-под земли, прямо из преисподней, не люди – упыри на копытах с руками-рогатками. Это они будут вершить чужие судьбы, и это в их мире, где главный пейзаж – бескрайние гулаговские просторы с электрическими столбами, прозвучат гениальные строки, очевидно, для некой гармонии мироздания. И толпа заключенных в черных одеждах с босыми ногами будет жадно их слушать.[no_access]

Мы боимся своего тела. Мы не знаем его, хотя, как правило, начинаем свой день с того, что смотрим на себя в зеркало. Чаще всего с отвращением или растерянностью.

Вой волка — сигнал к началу, крик петуха — финальная точка: на каком бы слове ни были артисты, они прекращают дозволенные речи и отпускают зрителя дальше. По «Гоголь-центру» путешествуют три группы, у каждой дороги — свой цвет: синий, красный и белый. В финале все соединяются в большом зале, эпилог у «Русских сказок» единый, а до этого, за один magical mystery tour, зритель проходит через три площадки, хотя на всех дорогах их четыре — большой, малый, репетиционный залы и деревянный сарай, построенный в фойе второго этажа: дело в том, что внутри каждого пути происходит дополнительное разветвление, кто-то отправляется в репзал, а кто-то остается в фойе, и по-хорошему даже трех вечеров недостаточно, чтобы охватить всю сказочную панораму. У меня почти получилось, но только потому, что я пренебрег парой главок, играющихся в большом зале — основная сцена «Гоголь-центра» отдана музыкантам, здесь сказки не рассказывают, а поют, и поют великолепно: стоит выделить Марию Селезневу, дебютировавшую в «Гоголе» два года назад «Пробуждением весны», и новейшее открытие центра — Риту Крон, звезду «Кому на Руси жить хорошо». Так что в моих планах полностью отвести один из холодных зимних вечеров «концертной» части спектакля, «затерявшись» на пересечении трех дорог, в джазово-рок-н-ролльном сердце народных сказок. Да и по остальным маршрутам не грех пройти раз-другой-третий — это, возможно, самый живой и изменчивый из всех столичных спектаклей, во многом импровизационный, рождающийся на глазах, переживающий на самом деле волшебные метаморфозы; он сам — русская сказка, коллективное творчество, в котором нет и не должно быть искусственной отшлифованности, но есть горячая витальная магма и театральная магия.

Первая наивная мысль: неужели поэма Николая Некрасова такая интересная — и страшная, и смешная, сказка в обнимку с физиологическим очерком, памфлет — с лирикой? Да она ли это? Мы что, в школе подделку изучали? Не подделку, конечно, но сильно сокращенный вариант, который пролетал мимо глаз и ушей. Да, про и убогую, и обильную, бессильную-всесильную матушку Русь помнится, но вот обжигающий рассказ «счастливой» деревенской бабы Матрены о сыночке Демидушке, съеденном свиньями и вскрытом в рамках следствия («и стали тело белое терзать и пластовать»), от последних советских школьников точно утаили. Да и весь текст, по сути, был спрятан за казенными формулировками, избирательным цитированием и маревом умолчаний.

Геннадий Хазанов, художественный руководитель Московского государственного театра эстрады:

«Объявляю вендетту бездушным, немым, безголосым, / Всем, кто бьется за место на дыбе, за жизнь в кандалах, / Объявляю вендетту унылым ворам и их боссам / и молчащим толпам с амбарным замком на губах» — рок, надрыв, максимализм, начало спектакля: почти подросток с горящими синим пламенем глазами бросает в зал песню протеста. Это Саша Адуев, герой «Обыкновенной истории», в романе Ивана Гончарова, опубликованном в 1847-м, — дворянин, сын небогатой провинциальной помещицы, переезжающий к дяде в столичный Петербург, в спектакле Кирилла Серебренникова — наш современник, лишенный, разумеется, дворянского чина и переезжающий уже в другую столицу, Москву, но в остальном такой же восторженный до сумасбродства романтик. И дядюшка Петр Иванович Адуев, почти как у Гончарова — bel homme, умеющий владеть собой и не давать лицу быть зеркалом души. Почти — потому что жестче и самостоятельнее: тот, кто в XIX веке «служил при каком-то важном лице чиновником особых поручений и носил несколько ленточек в петлице фрака», в XXI — не самый крупный, но все же олигарх, сделавший состояние на торговле светом. Смена эпохи не противоречит главному мотиву первоисточника: Серебренников ставит спектакль о столкновении юношеского идеализма с трезвым, точнее «ледяным до ожесточения» мировоззрением, пережившим утрату иллюзий. Но не только об этом.

В латвийской Юрмале, в доме-музее Аспазии — музы и жены Яна Райниса — висит барельеф: Exodus — «Исход». Вереница людей с котомками и детьми, бредущая в неизвестность. Судьба маленькой Латвии, зажатой между Западом и Востоком, стремящимися ее поглотить. Судьба Райниса и Аспазии, скитавшихся по миру и не знавших покоя. Оба боялись обывательского существования и мыслили категориями космоса, вселенной. Оттого первый эпизод нового спектакля Национального театра «Сны Райниса», поставленного Кириллом Серебренниковым, — это человек, плывущий среди звезд: «Тоскующие души… Куда ты несешь их, земля? — В другие миры!»[no_access]

Для Кирилла Серебренникова грядущий театральный сезон будет напряженным: после осенних показов «Мученика», свободной, «русифицированной» версии пьесы немца Майенбурга о мальчике с замашками тирана, превратившем библейские тексты в смертельное оружие, родной «Гоголь-центр» закроется на оперативный, но капитальный ремонт, после которого Кирилл обещает выпустить «Обыкновенную историю» с Федором Бондарчуком в роли дядюшки Адуева. Параллельно — балет «Герой нашего времени» в Большом театре, перформанс по латышскому классику Янису Райнису в Риге, спектакль по Кафке — в Праге, «Бориса Годунова» с Дени Лаваном — в Париже, оперу Рихарда Штрауса «Саломея» — в Штутгарте.

Сергей Капков потребовал отменить российскую премьеру фильма «Показательный процесс: История "Пусси Райот"», которая должна была состояться в московском Гоголь-центре. Об этом сообщил художественный руководитель театра Кирилл Серебренников в фейсбуке. Серебренников также опубликовал письмо Сергея Капкова, адресованное руководству театра.

Трансформация театра в современное искусство — это тема большого исследования, потому что она связана не только с театром, как ни странно, а еще и с «физиологией смотрения» и с новыми медиа, которые эту физиологию сильно изменили. Нынешнее поколение молодых людей, которые активно пользуются новыми технологиями, гаджетами, социальными сетями, — оно совсем иное, чем поколение их родителей-театралов.

Авторы фильма «Чайковский» решили вернуть Министерству культуры выделенные на него 30 миллионов рублей. Об этом сегодня сообщил режиссер картины Кирилл Серебренников. «Фонд кино не дал денег фильму "Чайковский" (сценарий Арабова и Серебренникова). Сказали, что "не видят зрительского потенциала". Перед этим в прессе вышло несколько интервью разных деятелей отечественной культуры с зажигательными размышлениями про "был ли Петр Ильич геем или не был". "Не был", утверждают министр культуры и мой соавтор», – написал Серебренников.

Павел Трахтман, врач-гематолог:

В пятом полнометражном фильме Серебренникова много секса и смерти; сценарий Натальи Назаровой вырос из газетной заметки о любовниках, вероломно убитых супругами. Сакраментальное «Мой муж изменяет мне. С вашей женой» становится пружиной действия, навязчивой идеей, накатывающей, как волны в симфонической поэме Рахманинова «Остров мертвых». Нехарактерный для Серебренникова позднеромантический саундтрек — и в театре, и в кино он больше работает с новой академической музыкой, а этот фильм вообще думал оставить в тишине. Условны место и время — дизайнерское «нигде» снимали в подмосковных гостиницах и домах отдыха. Хайтековские интерьеры «Свежего ветра» в Яхроме и номенклатурный комфорт советского «Олимпийца» близ Химок в оптике Олега Лукичева, оператора «Юрьева дня», превращаются в идеально холодное, лишенное примет пространство. По мере съемок, признается режиссер, он отказался от идеи мрачной футуристической антиутопии. Размыты и черты персонажей. У них даже нет имен — «он», «она», «ее муж». В квартете любовников немка Франциска Петри, македонец Деян Лилич, бывшая солистка «ВИАгры» Альбина Джанабаева и сокуровский «Отец» Андрей Щетинин. Неразбавленная мужественность и женственность. «Мы с Франциской вместе искали иррациональную природу женских поступков. Мы бесконечно говорили на эти темы, и она бесстрашно двигалась в эту темную сторону», — рассказывает режиссер. Страшное и мучительное присутствие метафизического обнажается в одной из сцен вместе с героиней Петри, которая позже убегает в лес, прочь от мрачных глубин. Увидеть картину из конкурса 69-го Венецианского кинофестиваля за три недели до официального выхода в российский прокат участники проекта смогут в среду, 11 октября, в присутствии Кирилла Серебренникова, продюсера Сабины Еремеевой и Альбины Джанабаевой.

О «Гоголь-центре»

Спектакль «Отморозки», поставленный Серебренниковым и его учениками по роману Захара Прилепина «Санькя», стал лауреатом премии в номинации «Драма/Спектакль малой формы». Показав на сцене нового героя — молодого радикала, «лимоновца», Серебренников вызвал неоднозначную реакцию в театральной среде.

Открыв для себя с немалым изумлением, что «Золотой петушок» — «не детский утренник» (как сообщает нам интервью режиссера в специальном буклете, выпущенном к премьере), Кирилл Серебренников решил сделать с этой постановкой то же, что и с другими своими — драматическими — постановками: придать ей политическую актуальность. Вернее, вернуть ту, что была заложена в оперу еще Римским-Корсаковым и автором либретто Владимиром Бельским в девятьсот пятом году, а с тех пор давно забыта. Подновлялась эта актуальность, в общем, спустя рукава: получилась не то чтобы картина мафиозного путинского режима, а скорее метафора маразматической власти вообще. В фокусе внимания была не злоба дня, а декорации и костюмы, над которыми Серебренников работал вместе с художницей Галей Солодовниковой. И те выразительные возможности, которые дает в этом смысле оперный размах, кажется, увлекли режиссера прежде всех остальных художественных целей и задач. Эти декорации — безусловная удача. Главный их элемент — золотой гербовый двуглавый петушок, сценическое пространство решено в стиле зала Дворца съездов. Царь Додон играет, соответственно, что-то вроде моложавого Брежнева.

Сцена — большая фанерная коробка. Несколько актеров распивают водку, закусывая ее кусочками автомобильной шины, и в течение пяти минут произносят одну и ту же гоголевскую фразу: «Как думаешь, доедет ли колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?»

В этом году «Территория» посвящена искусству современного Берлина. Фестиваль откроется 11 сентября в полдень на «Artplay на Яузе» (это новый творческий кластер, как модно сейчас говорить) выставкой театральных плакатов, а в 19:00 в AvantClub покажут документальный фильм с говорящим названием In Berlin.

31 мая в 18.00 на Триумфальной площади прошел митинг в поддержку 31-й статьи Конституции РФ, которая гарантирует свободу собраний.

[heroes]