Никто никогда не занимался на космическом корабле сексом — это я вам точно говорю. Я три раза летал в космос на шаттле и знаю: там нет прайваси. А астронавты сплетники еще те — сразу бы рассказали другим, если бы увидели что-то. При этом нельзя сказать, что секса в космосе не хочется, напротив, невесомость поднимает кровь в верхние части тела и получается эффект виагры. Но ты просишь мозг сосредоточиться на работе, и возбуждение проходит — не то чтобы ты прямо весь день плавал по кораблю с эрекцией.  

После того как в Америке вышла моя книга «Верхом на ракете», ко мне обращаются журналисты из мужских журналов — просят рассказать побольше на эту тему. И я скажу вот что: вопрос, что делать с сексом, начнет волновать не только журналистов, но и экспертов из НАСА, когда начнутся полеты Марс. До Марса лететь три года, на корабле будут молодые мужчины и женщины, и нужно понимать, что если они в течение всего этого времени будут сексуально не удовлетворены, это может сказаться на успехе всей миссии.

Я приступил к написанию книги в 1990 году, когда вышел на пенсию. Вообще-то я не собирался так рано выходить на пенсию — я успел побывать в космосе три раза на шаттле, и моей мечтой был выход в открытый космос. Но моя жена не выдержала бы еще одного полета. Она вообще не приспособлена для роли жены астронавта, потому что совершенно не переносит стресс. А быть женой астронавта — эмоционально затратно. Она уже была выжата, как мочалка, и я пошел на компромисс. Счастливый брак ведь про компромиссы. Поэтому вчера мы отметили 50-ю годовщину нашей свадьбы.

Астронавты — одержимые люди, и выходить на пенсию для них катастрофа. Мы представляем жизнь как лестницу — постоянно ждем следующей ступени, следующего вызова. А когда выходишь на пенсию, надо спускаться по лестнице. Это тяжело, многие пенсионеры не справляются с жизнью после полетов в космос. Но я нашел себя — люблю ходить в горы, написал книгу, у меня внуки.

[blockquote]Атмосфера работает как призма — делит восход на сотни цветов, — и сначала ты видишь синюю полоску, потом голубую, потом желтую, и так ты двигаешься, пока не видишь целую радугу[/blockquote]

Книжка получилась из дневниковых записей, которые я делал, пока был астронавтом. Я вел дневник скорее для себя — чтобы в старости не забыть, каково было в космосе. Но потом издатель увидел мои записи, влюбился в них и выпустил книгу. У НАСА я разрешения на публикацию не спрашивал, хотя я много критикую руководство. Пока я работал в НАСА, то держал рот на замке — хотел летать, а на космический туризм у меня денег не было. Но меня всегда возмущало, что нам не разрешали высказывать мнение, отличное от мнения руководства. В таком опасном деле, как космические полеты, не должно быть никакого замалчивания, руководство должно, наоборот, говорить своим астронавтам: «Если у вас есть проблемы или опасения, делитесь с нами, это никак не скажется на вашей карьере». Но нам такого не говорили.

Самое красивое, что видишь в космосе, — орбитальный восход. Представьте, вы пролетаете темную, ночную сторону Земли, двигаетесь на восток, а атмосфера работает как призма — делит восход на сотни цветов, — и сначала ты видишь синюю полоску, потом голубую, потом желтую, и так ты двигаешься, пока не видишь целую радугу. Через 45 минут уже закат, и ты видишь всю ту же красоту, только в обратном порядке. Картина повторяется каждые 45 минут, но никогда не надоедает. Как только я заканчивал с работой, сразу приклеивался к окну и смотрел на восходы и закаты. Астронавты за место у окошка не дерутся, потому что иллюминаторов всем хватает. Но отпечатки любопытных носов на иллюминаторе в космосе нужно протирать регулярно.

В космосе не бывает страшно. Страшно за пару месяцев до полета. Ты постоянно мечтаешь о предстоящем полете и ужасно боишься, что кто-то похитит у тебя твой космос. Боишься, например, что у тех, кто полетел прямо перед тобой, случится серьезная проблема и твой полет отложат, или что заболеешь и тебя оставят на земле. Но потом наступает день, когда ракета, которая была перед твоей в очереди, успешно приземляется, и твоя — следующая. Когда остаются считаные дни до полета, то просыпаешься среди ночи от эмоций. Страх, радость — все вместе. Но самый интересный эмоциональный микс — за минуту до взлета. Ты боишься за свою жизнь, сидишь и думаешь: «Через минуту-две я, может быть, уже буду мертвым».

[blockquote]Когда ты в кабине ракеты и у тебя есть несколько часов, чтобы побыть наедине со своим страхом смерти — он увеличивается в разы [/blockquote]

До того как стать астронавтом, я служил в армии и воевал во Вьетнаме, и могу сказать, что когда ты на войне, случаются страшные моменты, например, когда мимо тебя пролетают трассирующие снаряды. Но этот страх на минуту. А когда ты в кабине ракеты и у тебя есть несколько часов, чтобы побыть наедине со своим страхом смерти — он увеличивается в разы. При этом ты абсолютно счастлив. Если бы кто-нибудь попытался меня вытащить с моего места перед взлетом, я бы ему в лоб дал.

Альпинисты рассказывают похожую историю: когда поднимаешься на Эверест и переступаешь через замерзшие трупы людей, не дошедших до вершины, боишься не столько оказаться на их месте, сколько не добраться до вершины.

В первую секунду после взлета испытываешь сильнейшее облегчение. И чем выше, тем беззаботнее. Летишь и думаешь: «Если сейчас один двигатель сломается, все равно сможем добраться до орбиты». Потом чуть выше думаешь: «Если сейчас даже два двигателя откажут, все равно доберемся до орбиты». Потом добираешься до орбиты и вскрикиваешь от радости.

Знают ли в Америке Гагарина? Это грустно, но думаю, что Гагарина знает только 1 процент населения. Есть космософилы, которые следят за всеми полетами, и они, конечно, знают, что Гагарин — крестный отец космической программы, и отмечают 12 апреля, но если ты выйдешь на улицу и спросишь у прохожих, кто такой Юрий Гагарин, — вряд ли получишь ответ.

Мой любимый космический праздник — 4 октября — годовщина запуска «Спутника-1». Мне было 12 лет в 1957 году, когда он отправился в космос. Это был самый важный день моего детства. Да и вообще, если бы не «Спутник», американцы бы, может, и плюнули на покорение Луны. Но их так шокировал запуск «Спутника» — они же не могли могли представить, что у СССР есть такие технологии, а тут просыпаются, и у них спутник над головой пролетает, — что приняли решение — срочно на Луну. Я и до 4 октября 1957 года грезил о космосе, увлекался фантастикой, но только в тот момент понял, что это может стать реальностью.

И с того дня я не пропустил ни одного показа запуска ракеты в космос по телевизору. Иногда они взрывались, но это уже не могло ничего изменить — я знал, что мне туда надо больше всего на свете. В космическом отношении Россия для США сегодня важнейший партнер. США не может допустить с Россией разногласий: если они поругаются, то американцы просто не смогут добраться до космоса, ведь мы по-прежнему добираемся туда с помощью ракеты-носителя «Союз». Поссоримся с Россией — нам не на чем лететь. Еще у России хорошие двигатели, и США закупает их для беспилотных летательных аппаратов.

[blockquote]У меня есть коллеги, которые говорили, что видели Бога из окошка. Со мной такого не было [/blockquote]

Я встречал много религиозных астронавтов — около 40 процентов из них глубоко верующие. У нас была группа астронавтов, которые вместе изучали Библию. Я не сильно верующий. Я рос в католический семье и 12 лет ходил в католическую школу, но за последние 20 лет ни разу не был в церкви. Я больше верил в Бога в те годы, что летал. Сейчас я думаю так: «Не знаю, есть ли Бог или нет, просто постараюсь прожить жизнь настолько честно, насколько смогу, и по дороге никого не обидеть». Что там с жизнью после смерти — я не в курсе. И не могу сказать, что космос помог мне продвинуться в этом вопросе. Когда я был в космосе, я скорее был раздавлен его красотой. Думал: «Мы занимаем такое крошечное место во вселенной!» И еще: «Надо бы нам аккуратнее вести себя на земле, потому что деваться с нее особо некуда». Но такие понятия, как «бесконечность», твой мозг не может охватить, даже если ты побывал в космосе. У меня есть коллеги, которые говорили, что видели Бога из окошка. Со мной такого не было.

Я не пропускаю новинки кино про космос, хоть там и сплошная ложь. «Интерстеллар» — совсем чушь. Я не мог понять, зачем фермер Мэттью Макконахи катается по кукурузному полю в погоне за дроном и переезжает всю свою кукурузу. «Пассажир» мне понравился из-за моральных вопросов, которые поднимаются в фильме. Там группа засыпает на световой век, чтобы в капсулах на корабле добраться до другой планеты. Но, пока они летят, случается сбой и один пассажир просыпается. Значит, он не доедет до планеты и умрет в одиночестве. Чтобы не страдать от одиночества, он разбудил красивую подругу. Но вообще-то он таким образом приговорил ее к смерти. И сначала его ненавидишь за это, но в конце они спасают всех от катастрофы и оказывается, что он сделал все правильно.

Самая реальная картина из всего, что я видел, — «Аполло-13». Думаю, по моей книге тоже надо снять кино — про меня, мой путь и мою семью. Я смотрю на астронавта не столько как на ученого, сколько как на человека. Мой отец во Вторую мировую летал на бомбардировщике B-17. После войны его сразил полиомиелит, и он оказался в инвалидной коляске, но все равно возил меня смотреть на самолеты и на запуск ракет в пустыню. Это он привил мне любовь к космосу. Но большая часть моей книги — про мою жену и ее переживания. До меня ни один астронавт ничего толком не писал про супругов.

Моя жена не любит изменений, не любит стресса, она любит, когда все нормально. Перед моими полетами ей было тяжело, она не справлялась с эмоциями. По правилам НАСА за месяц до полета супруги астронавтов должны выбрать себе эскорта — тот человек, который будет рядом с ними во время взлета ракеты, чтобы позаботиться о «свежей вдове» в случае взрыва. То есть моя супруга должна была выбрать человека, которого хочет видеть рядом с собой, если я погибну. За месяц до полета мы были на карантине и видели жен только накануне полета — нам разрешали встретиться на пустынном пляже недалеко от ракеты, чтобы проститься. С пляжа ракету не видно, но вы сидите вдвоем у воды и понимаете, что это, возможно, ваше последнее прощание, если завтра что-то пойдет не так. Очень драматичная посиделка на пляже. Но астронавты в своих книгах не рассказывают про жен.

[blockquote]Для астронавта полет — это все. Если ради полета придется кооперироваться с теми, кто не нравится — не страшно [/blockquote]

Космонавты любят шутки. За несколько часов до запуска нас пристегивают к ракете. Пока идут последние приготовления, нас по интеркому слушает только врач. Он нас слышит, а мы его нет, поэтому шутим над ним. Например, говорим: «Ребята, а вы слышали, что дочка нашего врача выходит замуж за хироманта?» Или: «Да нашему врачу вообще все равно, сидит там, наверно, и следит за своими акциями на бирже». Нам нравилось дразнить врача, потому что он ничего не мог ответить. Дела начинаются только за 10–15 минут до взлета, так что было время для шуток.

В космосе мы продолжаем шутить. Один раз взяли запасной скафандр, запихали в него грязную одежду так, что казалось, что в этом скафандре кто-то есть. А потом на веревочке отправили его в верхнюю кабину, где в тот момент один из астронавтов делал какую-то работу. И вот наш коллега оборачивается — а перед ним зомби в скафандре. Коллега перепугался, а мы так смеялись! Потом, когда мы насмеялись, мы приклеили нашего зомби к туалетному сидению, и когда кто-то заходил в туалет, то видел это создание, сидящее на унитазе. Смешно был каждый раз. Снимали его с туалета, делали свои дела, а потом обратно приклеивали, чтобы тот, кто следующим зайдет в туалет, тоже мог посмеяться.

Внуки любят, когда я хожу к ним в школу и рассказываю их одноклассникам космические байки. Больше всего дети любят слушать про то, как в космосе работает туалет.

Я ни с кем в космосе не ссорился. Может быть, потому что мой самый длинный полет был шесть дней. Но надо понимать, для астронавта полет — это все. Если ради полета придется кооперироваться с теми, кто не нравится — не страшно. Для коротких миссий характеры астронавтов не берут в расчет, тебя не спрашивают: «Тебе о’кей лететь с этим парнем?» Это для полетов подольше проводят тесты на психологическую совместимость.

Раздражает ли что-нибудь в космосе? Невесомость — иногда. Например, стоит на минутку отвлечься от обеда — и уже не знаешь, где его искать: на потолке? В соседней кабине? Ходить в туалет в невесомости — такая морока. Нельзя просто скинуть штаны, сделать все, как на земле, и идти дальше. Нужно сначала сделать 100 вещей, привязать себя, потом обязательно попадешь мимо, надо все вытирать. Хочется зайти в туалет, щелкнуть пальцем «Невесомость — уйди», а потом вернуться к окошку и снова стать невесомым, болтаться и смотреть на восходы.