Эдуард Бояков прочитал лекцию и показал спектакль в Екатеринбурге

Небольшой зал Дома актера в Екатеринбурге чем-то напоминает музей Бахрушина в Москве. Два этажа, тесная лестница, на стенах портреты русских артистов времен советской эпохи, длинная кишка зала и бархатные стулья. За 15 минут до начала лекции Боякова в зале сидит седовласая сотрудница Дома актера и громко рассказывает коллеге: «Я тут почитала французские пьесы. Это катастрофа. Ничего не изменилось с 90-х. Как шарманщики по кругу. И вроде характеры есть, и драматургия, и искусство, но все одно — заказ на развлечения». Эта дама, по сути, была одной из немногих, кто с самого начала понял, что название лекции «Искусство как антиполитика» — не более чем провокация. Большая часть остальных слушателей — молодые люди, выпускники или студенты последних курсов театральных или искусствоведческих вузов, — ожидали совсем иного.

Бояков выходит на сцену и начинает говорить. Речь его, казалось бы, стройная, но вся построенная на языковой игре, а потому быстро запутывает слушателей: «Политика — это ложь. Искусство как чистая и честная энергия, казалось бы, должно быть свободным от политики. Но в слове "искусство" морфема та же, что и в слове "искусственный". То есть фактически искусство — в том числе инструмент по обслуживанию политики. И вот проблема обслуживания: в нашей стране нет идеологии, поэтому мы с одинаковым рвением обслуживаем советский реализм и современное искусство, не понимая, в какой точке находимся сами».

Сзади меня сидит девочка, которая собиралась записывать лекцию, но сейчас она шепчет подруге: «Что писать?» В конечном итоге становится понятно, что наш лектор сделал немыслимый полемический кульбит: он сначала привел публику в темный глухой лес, заманивая в самую чащу, жонглируя словами, терминами, приводя противоречивые примеры, а потом показал четкую и стройную таблицу, придуманную Владимиром Мартыновым.

Таблица эта опубликована в книге «Opus Posth, или Рождение новой реальности». В ней отражено, что личность художника за последний век нивелировалась, а пространство для творчества вообще исчезло.

Комментируя таблицу и рассказывая о деградации творческих процессов, Бояков не призывает немедленно что-то делать, он призывает осознавать: «Если мы в состоянии увидеть и понять, где мы находимся, то мы уже не в этой системе, а в какой-то иной». Тем не менее формула творческого счастья есть: главное, по мнению Боякова, — это чистота души, помыслов, поступков, кристальная честность с самим собой.

После лекции мы со слушателями стоим на улице, ждем начала спектакля, делимся впечатлениями. Философы и историки обсуждают фактические ошибки: «Это было не в 70-х, а на минуточку в 30-х». Один историк разочарован несоответствием темы лекции и сутью: «Он считает, что политика и искусство должны быть в связке. А меня это не устраивает». А художник, расписывающий иконы, доволен: «Да я все понял, о чем он говорил: и про чистую совесть, и про жизнь праведную, все это мне вообще очень созвучно».

Бояков, отвечая на эту претензию, говорит: «Да, это была уловка, языковая манипуляция. Конечно, настоящий художник по другую сторону от политики, но это не значит, что он к ней не имеет никакого отношения. Он всегда должен быть в оппозиции — и это главный творческий импульс творца и его гражданская позиция. Давайте думать о душе, не идти на сделку с совестью. И если вас больше устраивает карамельный глянец, то мне в таком случае ближе Михалков, который на каждом углу и в каждом фильме пытается исследовать душу человека».

После лекции начинается «Человек.doc. Олег Кулик» — спектакль из большого цикла «Человек.doc». Идея проекта в том, что были взяты 10 человек, которые, по мнению Боякова, определяют вектор развития культуры в XX и XXI веке. С этими людьми были проведены глубокие интервью, которые потом были переведены в пьесы.

Играют в моноспектаклях сами герои. И по идее в «Олеге Кулике» на сцене должен был появиться сам Кулик. Однако это единственный спектакль, где героя играет актер Антон Кукушкин. Почему? Ответ в самом конце спектакля («Я сейчас абсолютно спокоен, я знаю, чем я должен заниматься, и мне не нужно и не важно играть самого себя»), но уже в середине зрители забывают об этом вопросе и жадно внимают истории, рассказанной Куликом.