Маргарита Жамкочьян: Традиционно люди считают, что жестокость в полиции связана с плохим отбором кадров. Общество понимает, что в полицию идут люди с невысоким образовательным и социальным статусом, и многим кажется, что среди них много неуравновешенных и сумасшедших. Со своей стороны, полиция старается представить эту проблему ровно таким же образом. Но мы только сами себя обманываем: еще немного, еще почистить ряды, взять психиатров на подбор сотрудников, составить получше психологические тесты для проверки психологического здоровья соискателей — и проблема будет решена. Но я не думаю, что в полиции сумасшедших больше, чем, к примеру, среди педагогов.

Ситуации, в которых люди на службе демонстрируют запредельную жестокость, возникают не только в России. Вспомните случаи пыток заключенных в тюрьме «Абу-Грейб», когда американской армии во время военных действий доверили охранять тюрьму. Почему в американской полиции нет психов, а в армии они вдруг обнаружились? Я думаю, что причина такой жестокости — это ситуации, в которых безнаказанная власть над человеком появляется у неподготовленных людей. Бесконтрольная власть — это очень сильное искушение. Чтобы с ним совладать, нужно уметь останавливаться. Американская армия не предназначена для надзирательских функций; в отличие от полицейских, солдат не обучают тому, как управляться с этой доставшейся им властью.

Поясню эту мысль примером из зоопсихологии. Волки от природы хорошо вооружены клыками и когтями, потому ассоциируются с агрессией и силой. Голуби, напротив, кажутся совершенно безобидными. Ученые проводили наблюдения над различиями в поведении этих животных. И было замечено, что если волков посадить в одну клетку, то они друг друга не загрызут. Когда они дерутся между собой, и один из волков слабеет, он подставляет врагу незащищенное место на шее — сонную артерию. Это сигнал, после которого второй волк останавливается. Такой сигнал необходим для сохранения вида. А если посадить в клетку нескольких голубей, они заклюют друг друга до смерти. У них нет такого сигнала, нет механизма, который позволил бы им останавливаться.

Мы как голуби: у нас нет когтей и клыков, но мы голыми кулаками забиваем себе подобных. Потому что у нас нет природного механизма контроля жестокости. В человеческом обществе жестокость регулируется с помощью воспитания. Но в России с падением морали и при отсутствии авторитетов ситуация усложнилась. Когда петербургские полицейские забили до смерти подростка, люди должны были выйти на улицу. Но этого не произошло, потому что у нас катастрофическая ситуация с насилием в семье. Родители не контролируют свою власть, бьют детей как более слабых. Физическое насилие считается нормой в тюрьмах. И если мы не можем решить проблему морали и брать в полицию только воспитанных людей, значит вопрос стоит об обучении сигналам — в какой момент и как останавливаться.

Примечательно, что полицейский, который убил подростка, произнес такую фразу: «Я сам не понимаю, почему я не остановился». К сожалению, просьбы о пощаде, плач, стоны, вид лежащего человека провоцируют еще большую агрессию в нападающем. Но на каждый сигнал можно выработать условный рефлекс. В полиции должны учить людей не впадать в состояние аффекта, вырабатывать у служащих механизмы контроля первых естественных реакций. Также важно учить полицейских считывать сигналы собственного организма, когда вскипает кровь и ярость затуманивает разум. Это вещи, которые можно контролировать.

Если ограничиться тем, чтобы не брать неуравновешенных людей в полицию, проблему мы не решим. Здесь нужен не только психологический ценз, но и образовательный. Нельзя принимать на работу в полицию людей с интеллектом ниже определенного уровня, потому что они не смогут научиться считывать сигналы, а значит, контролировать агрессию, просчитывать ситуацию.

Важно понимать, что власть, безнаказанность и отсутствие воспитания могут превратить и нормального человека в садиста. Поэтому необходимо специальное обучение, чтобы человек умел не заходить за критическую черту. Иначе он будет вести себя как тупое животное.

Ениколопов Сергей: Наш сегодняшний полицейский — плоть от плоти девяностых. Большая часть нынешних полицейских — а это люди 25-45 лет — сформировались уже в постсоветской России. И все то, что называют «лихими девяностыми», — это фон их социализации. Силовые методы — это то, что они часто видели на улицах и по телевизору. Другой постоянный фон — это пренебрежение профессионализмом. Говорить о профессиональных милиционерах еще можно на примере 1970–80-х годов. Но представить себе современного российского полицейского эдаким перфекционистом, который хотел бы стать лучшим в своей профессии, невозможно.

Конечно, эти проблемы характерны для всего российского общества. Просто в полиции это сильнее бросается в глаза. Кроме того, полиция — это особая зона риска: про палочную систему и систему показателей уже всем известно. Пагубно влияет и идущая еще от Дзержинского и судов 30-х годов идея о необходимости добиться от преступника признания своей вины. Если бы этому признанию не придавалось столь большого значения, его бы и не выбивали с таким рвением из подсудимых.

Даже в развитых странах полицейские попадают в группу риска; среди них большое количество разводов и самоубийств. Что уж говорить о нас.

Андрей Бильжо: Есть такая премия, которую выдают за самые идиотские смерти. Мне запомнился случай, когда двое российских полицейских исследовали бронежилет. Один его надел и сказал второму: «Стреляй, давай проверим». Тот пять раз выстрелил в одну и ту же точку, а на шестой бронежилет не выдержал, и в результате полицейский был убит. Этот абсолютно идиотский, но документально подтвержденный пример в какой-то степени соответствует тому, что происходит в нашей полиции.

Про зверства милиционеров говорится и пишется много, тем не менее эти случаи продолжаются. Это означает, что полицейские не способны себя корректировать. Человек хоть немного думающий, знающий за собой приступы агрессии и понимающий, что к нему и его профессии приковано пристальное внимание, старается как-то себя сдерживать, хотя бы из чувства страха, что его могут наказать, посадить, лишить профессии. Видимо, у них слишком велика уверенность в том, что их отмажут. Они недостаточно боятся наказания, и механизм коррекции не работает.

Люди с разной структурой личности выбирают разные профессии. В милицию часто идут люди закомплексованные, которые пытаются, надев форму, бороться со своими комплексами и как-то себя реализовать. Маленький, невысокого роста, закомплексованный человек, надевая на себя мундир с погонами, становится значительно сильнее, ведь он может вершить суд. Работа в милиции позволяет людям со скрытой агрессией легко ее выпускать, не получая при этом никакого наказания.

Подозреваю, что определенную роль играют и наркотики, которые милиционеры конфискуют. В Москве с этим труднее, но в небольших городах, где фактически правит милиция, сотрудники могут, не особенно стесняясь, их употреблять.