От «Вечернего Урганта» до «Битвы экстрасенсов»: 12 историй о том, как устроены главные российские телешоу

Анна Куликова, стейдж-менеджер шоу «Вечерний Ургант» на «Первом канале»:

На работе я всегда слышу два голоса в своей голове: наушник от рации в левом ухе передает переговоры административной группы, технических служб и всю информацию, связанную с логистикой артистов. Правым ухом слушаю работу режиссерской команды, коммуницирую с операторами и осветителями. Третий источник информации — сотрудники, которые подходят, дают задания и сообщают о нюансах съемки.

Я не просто слушаю голоса в голове, я также раздаю команды кому надо, решаю возникающие по ходу проблемы и стараюсь их предчувствовать — пожалуй, последнее является самым важным в моей работе. Например, у сидящего гостя застряла в прическе длинная серьга или расстегнулась пуговица на животе — воспользовавшись несколькими секундами, пока показывают видеосюжет, подскакиваю и поправляю. В ухо сообщают, что опаздывает на съемку артист, который выходит на площадку следующим — оперативно обсуждаю с продюсерами, с кем поменять местами опаздывающего, чтобы процесс не останавливался. Периодически появляющиеся в кадре руки — мои: я подаю Ивану реквизит, скажем, букет цветов, медицинский халат, олимпийский факел, мяч и прочее.

Больше всего я боюсь заболеть и надолго отлучиться, поэтому работать на разрыв аорты, как на открытии Олимпиады нельзя, завтра такой же рабочий день, где ты должен быть предельно сконцентрирован. Работа «невидимой феей» на ТВ — это призвание: нужно все время чувствовать процесс, уметь не лезть под руку, но быть на виду у тех, кому ты нужен. Особенно это касается ассистентов Ивана Урганта: VIP-менеджера и сегмент-продюсеров, которые подготавливают интервью с гостями, курируют их с момента, когда они переступают порог «Останкино», и до конца съемочного процесса. У этих сотрудников особый склад характера — они настойчивы, но при этом очень корректно себя ведут, улавливая настроение каждого гостя. Только с такими качествами можно непринужденно настроить артиста сделать то, что нужно для успешного выпуска.

Какой Иван за кадром? Деловой и сосредоточенный. Он постоянно думает о том, как должен выглядеть наш конечный продукт, поэтому работает не только со сценарием и монологами — ему важно все, что появится в итоге на экране: начиная от схемы света на том или ином номере, заканчивая типом бумаги, на которой будет напечатан текст.

Со зрителями в студии у нас отношения особенные. Это не статисты, решившие подработать в массовке, а гости, которые пришли смотреть шоу. У нас с самого разогрева и до конца не бывает скучно, всегда играет музыка — та самая группа «Фрукты». С постоянными зрителями мы уже здороваемся, общаемся и дружим, самым преданным даем возможность сняться в эпизодах. Один молодой человек приходил к нам на съемки в течение полугода каждый день, а теперь сам работает у нас администратором по зрителям.

Разумеется, попадались импульсивные зрители — однажды я своей грудью заслоняла Джареда Лето от 16-летних фанатов. Между площадкой и зрительным залом у нас барьера нет, поэтому, когда Ивану и Джареду захотелось сделать селфи со зрителями, они начали довольно активно осаждать звезду. В основном же наши зрители очень милые. Большинство — студенты в бабочках и пиджаках, которые хотят быть как Ваня.

Елена Новикова, художник по костюмам шоу «Ледниковый период» на «Первом канале»:

На изготовление одного костюма для шоу уходит от одного часа до трех дней. Но первое — это крайний случай, когда артист неделю не мог приезжать на репетиции и появился на площадке только утром съемочного дня.

Моя задача — воплотить задумку режиссера в конкретный образ, который и увидят на экране зрители. Самое сложное — это придумать костюмы к номеру под рабочим названием «мужчина и женщина». Представьте: ледовая эпопея длится восемь лет, и в каждом выпуске программы обязательно бывает номер в таком духе. Короли, военные, монстры, ангелы, погорельцы — такие образы воплотить гораздо проще, даже если приходится мудрить с изготовлением самих костюмов. Когда режиссер подходит к тебе с особым выражением лица, уже понятно: будь готов к «мужчине и женщине». Начинаешь его допрашивать, пытать: из какой эпохи наши герои, каков их возраст, что между ними происходит — любят, ссорятся ли, кто у них главный. Как только удается зацепиться за нужное в их истории, я даю задание своей команде: под моим началом в мастерской работают пять человек.

Не все костюмы должны поражать воображение. Иногда чем меньше наворотов, тем лучше — ничто не отвлекает от пластики актеров. Я люблю джинсы, например: мужчина в джинсах и рубашке может сыграть кого угодно — хоть брутального мужика, хоть принца.

У фигуристов есть много приемов манипуляции с костюмом. В каких-то сложных нарядах кататься опасно, поэтому они могут появиться на льду в шинели, меховом плаще или огромном цилиндре, презентовать свой образ зрителям и тут же лишнее снять, чтобы не наехать на шлейф и без проблем отказать программу с поддержками и другими трюками.

Сколько за все время было создано костюмов, сказать сложно. Страшно много. У Ильи Авербуха есть склад, где это все хранится. Мы ничего не выбрасываем, потому что базовые вещи используются по многу раз, и, кроме того, артисты с этими вещами ездят в туры по всей стране. На складе мы стараемся хранить вещи каждого артиста в отдельном кофре. У кого-то по три-четыре кофра костюмов, а у Сихарулидзе — всегда один: с тремя брюками, четырьмя рубашками и одним пальто. На его кофре так и написано: «Сихарулидзе — всё». Такие уж у него были постановочные номера и отношения — он любит аскетизм, и с одним и тем же комплектом из рубашки и брюк создает множество образов.

Марина Баденкова, художник по реквизиту шоу «Ледниковый период» на «Первом канале»:

Илья Авербух фонтанирует идеями. Как-то раз он позвонил мне в час ночи и сказал, что ему нужна береза с падающими листьями. Я ему: «Илюша, выгляни в окно, какие листья! На улице снег!». «Ну, ты что-нибудь придумаешь». Я дала задание своим девочкам, моя сотрудница пошла ночью с собакой собирать эти листья, потом феном каждый сушила, ведь утром уже съемка. Авербуха предупредили, чтобы он не рассчитывал на красоту: листья, лежавшие под снегом, упадут одним шлепком. Ну, шлепком и упали. Зато по окончании съемки из-под потолка очень красиво, плавно и медленно полетели оставшиеся листья, которые подсохли и дошли до нужной кондиции.

В другой раз я увидела на репетиции шоу «Театра эстрады» умопомрачительную машину из пенокартона и решила, что в «Ледниковом» она будет отлично смотреться в американском ретро-танце Повиласа Ванагаса и Анны Бегуновой. На следующей репетиции Повилас уже на ней разъезжал, но Авербух решил, что машина не нужна, а вместо нее нужна американская бензоколонка. Мы сначала вообще не представляли, как она должна выглядеть, но уже через четыре дня колонка стояла на льду. Четыре дня для нас — уйма времени.

Самые часто используемые предметы на льду — стол, стул. На столах огромное количество слоев краски, иногда один и тот же стол в начале программы белого цвета, а в конце — черный. Мебель иногда прикручивается ко льду саморезами, чтобы предметы не разъезжались по арене. Один раз на льду остался прикрученный стол, и Алексей Ягудин, который с удовольствием помогает нам увозить реквизит, решил его укатить. Дергал и толкал до тех пор, пока мы все не собрались за бортиком и не начали, хохоча, кричать ему, чтобы он оставил стол в покое.

Часто реквизиторы делают невероятно сложные вещи вопреки всему, а на простых, вроде авторучки или элементарной конфеты, случаются затыки. Для Кристины Асмус и Алексея Тихонова придумали номер, в котором Кристина играла собачку, а Алексей — хозяина, который мотал перед ней на веревочке конфетку. Кристина должна была ее развернуть и съесть буквально за три секунды, поэтому реквизит должен был в прямом смысле слова растаять во рту. Мы перебрали миллион конфет, целыми мешками их закупали, водителям заказывали, сами искали. Кристина пробовала все варианты: от каких-то у нее зубы слипались, от одной ей по-настоящему стало плохо. В конце концов подобрали подходящую конфету — «Мишку на севере» — и немного ее укоротили.

Однажды жюри из-за нас снизили участникам оценку за артистизм. Это случилось из-за живых бабочек, которых планировалось задействовать в постановке. Когда коробку с бабочками подкинули, три из восемнадцати не взлетели, а упали на лед и замерзли, хоть мы их грели изо всех сил, дули на них. Татьяна Анатольевна Тарасова, занижая оценку, тогда сказала, что все, что выносится на лед, должно работать. Читать далее >>

Анна Чичерина, кастинг-директор шоу «Битва экстрасенсов» на ТНТ:

За сезон нам со всей России приходит около 10-15 тысяч заявок от людей, называющих себя экстрасенсами. Физически мы не можем столько обработать, тестируем примерно тысячу человек, искренне стараясь найти таланты в самых отдаленных городах и весях. Часто попадаются люди, которые просто любят ходить на кастинги. Некоторых я вижу сначала в «Доме-2», потом на «Битве», потом в «Холостяке».

У нас от сезона к сезону статистика становится все занимательней: на прошлый приходили одни массажисты и педагоги. Огромное количество людей, которые работают в школе с детьми, считают себя экстрасенсами! На втором месте — врачи. Мы не раз слышали истории о том, как врачи принимали решения по зову сердца, как интуиция помогала им лечить пациентов. К нам приходили кандидаты, утверждавшие, что работают на силовиков. Чтобы создать образ для нашего шоу, люди не ограничиваются одним только готическим макияжем, но и окутывают себя шлейфом загадочных историй. Многие говорят, что помогают спецслужбам в розыске и в предотвращении терактов. Были истории, когда эти люди звонили и говорили, что они не смогут продолжать участвовать в кастинге, потому что «им запретили».

На кастинге после базовых вопросов кандидату о его биографии мы проводим несколько тестов, главный из которых — перечислить как можно больше фактов из жизни незнакомого человека, который появляется в черных одеждах и садится перед испытуемым. Так выявляются экстрасенсорные способности. Иногда ведь к нам приходят соискатели, явно насмотревшиеся «Битвы экстрасенсов» и ощутившие в себе способности, которых у них, естественно, нет. Но бывает, среди тысяч интервьюируемых повстречается человек, который тебя удивит настолько, что думаешь: «Вот — вторая Ванга, ура! Срочно начинаем съемки».

После предварительного кастинга участники проходят через «Театр» — первый телевизионный кастинг. На нем собираются 200-300 человек со всей России, и им предстоит угадать, что находится за ширмой. Начинаются сентиментальные истории: человек, который пару дней назад про тебя рассказывал все, вплоть до того, чем ты занимался в десять часов вечера, не может определить, что там, и уверяет, что другие участники забрали у него силу и способности. Еще пара этапов — и из трех сотен остаются 10 человек, которые и попадают в итоге на шоу.

Коллеги спрашивают нас, обращаемся ли мы сами к экстрасенсам и можем ли кого-то рекомендовать. Наш ответ — однозначно нет! Я не верю кандидатам, которые мне пересказывают мое прошлое — думаю, им просто сливают информацию. «Битва экстрасенсов» — это большой телевизионный эксперимент. Мы убеждаем всех не ходить к экстрасенсам, не платить им деньги. Потому что практика программы показывает, что ни один участник не прошел всех испытаний до конца — а мы собираем лучших со всей России! Меж тем, очень многие участники, засветившиеся хотя бы на общем кастинге «Битвы», начинают брать большие деньги за свои услуги.

К экстрасенсам в России обращаются все: от звезд шоу-бизнеса до министров. К нам известные артисты приводят своих личных экстрасенсов, заявляя: «Я даты всех своих гастролей с ним согласовываю!» Почему так? Когда человеку нужно принять решение, особенно тяжелое и судьбоносное, не у каждого найдутся силы взять на себя за это ответственность, всегда хочется разделить ее с другим человеком, особенно если этот человек — экстрасенс, чтобы в случае чего переложить на него вину за неудачу. Если бы люди в нашей стране больше знали о психологии, они бы обходились без экстрасенсов.

Отсеянные кандидаты ведут себя по-разному. Когда они начинают обрывать телефон или присылать повторно свои заявки, мы их блокируем. Хуже, когда они всеми правдами и неправдами узнают места съемок, открывают дверь с ноги и кричат, что это они — настоящие экстрасенсы, и снимать надо их. Нашу редакцию периодически проклинают, но оберегов мы на кастинг не надеваем. Лично меня эти проклятия не касаются — наоборот, некоторые присылали цветы, пытались добиться расположения и таким вот способом оказаться на проекте. Думаю, что гораздо больше негатива я выхвачу в пробке от стоящего рядом автолюбителя, чем на «Битве экстрасенсов».

Александр Салоид, бродкаст-композитор, автор музыки для телеканалов «Россия-1», «Россия-2» и «Россия-24»:

Я делаю музыкальное оформление каналов ВГТРК уже десять лет. До этого я был музыкантом-электронщиком, бегал по клубам, пластинки играл. Я писал эмбиент и транс — мои винилы в Германии продавались. Черты этих стилей можно уловить в заставках «Вестей». Что такое музыка для новостных программ? Это электроника с оркестровым пафосом классических киношных саундтреков. Она должна быть такой, чтобы человек, который услышал ее, сразу понимал: ему сейчас все расскажут. Опираясь на опыт зарубежных композиторов, я выделил основные работающие приемы — например, пульсирующие звуки, сильное нагнетание темы в конце.

От моушн-дизайнеров мне приходят немые заставки, и я их «описываю» музыкой. Руководству — продюсерам, принимающим мои готовые труды, — не обязательно иметь абсолютный слух и оканчивать музыкальную школу, равно как и телезрителям, чтобы понять, звучит ли музыка профессионально и согласно духу времени. Чтобы понять, подходит ли трек, создается набросок программы с куском эфира, вставляется голос Киселева — одним словом, конструируется какая-то модель для условного телезрителя. Иного способа понять, подходит ли музыка, — нет: она ведь может не сочетаться с тембром голоса и манерой ведущего держаться в кадре. Создавая музыку для программы того же Киселева, я, конечно, держу в голове его имидж, стиль выступления. Когда меня впервые попросили сделать музыку к его программе, мне сказали, что трек должен вызывать у зрителя такие ощущения, словно рядом с ними проплывает ледокол «Россия».

Очень многое в восприятии телевизионной музыки зависит не от красоты того или иного трека, а от скрупулезности озвучивания всего телеканала. Конечно, каждый кулик свое болото хватит, но мне нравится подход ВГТРК, потому что здесь стараются придерживаться единой музыкальной стилистики. Между тем, я очень часто слышу на уважаемых телеканалах, в том числе американских и европейских, довольно невнятный винегрет.

Как и все работники телевидения, я большой поклонник творчества Дэвида Лоуи, который делал музыкальное оформление BBC. У меня есть все его работы. Многие берут с него пример, хотя его музыка корнями уходит в начало нулевых.

Из наших я бы выделил, конечно, Олега Эмирова, который работал на НТВ с 2006 года, и саунд-дизайнеров, которые работают в связке с командой Сергея Шановича на ТНТ и СТС.

Основной источник моего вдохновения — саундтреки для фильмов. Мне нравятся все композиции Клинта Мэнселла, Алана Сильвестри, Дэнни Эльфмана — голливудских композиторов, которые начали работать еще в начале девяностых, и сейчас по-прежнему в строю. Для любого композитора написать саундтрек к фильму — это, безусловно, профессиональная вершина. Я хожу в кинотеатры несколько раз в неделю — как минимум, ради музыки. Из кинозалов выношу какие-то нужные для себя вещи. Когда я не занят работой над очередной двадцатисекундной «открывашкой», пишу саундтреки к несуществующим фильмам — триллерам и научной фантастике. Иногда бывает обидно, когда некоторые люди, послушав, говорят, что моя музыка ассоциируется с «новостями». Зато было приятно, когда я один раз услышал в общественном транспорте, как у человека телефон зазвонил мелодией из «Вестей».

Екатерина Муравицкая, продюсер шоу «Давай поженимся!» на «Первом канале»:

Героями нашей программы становятся так: после того, как мы выбрали анкету, приглашаем соискателя на разговор по душам, чтобы послушать любовные истории — они лучше всего характеризуют человека. Люди, знающие, на что идут, готовы откровенничать и изливать душу, причем не только нам, но и всей стране. Мы им безумно благодарны, потому что мы не брачное агентство и гарантий замужества не даем.

Если героиня нашего шоу — состоявшаяся женщина, она обычно устанавливает высокую планку для партнера. Ну, а мужчина, который теоретически может понравиться такой успешной женщине, как правило, ищет девушку от 18 до 19,5 лет. Остальное ему неважно. За время существования программы «Давай поженимся!» я научилась смотреть на женщину мужскими глазами. Претендентка может быть привлекательной, стройной, хорошо одетой умницей, но я, глядя на нее, понимаю, что она пролетает. А кто точно не пролетит — 25-летняя девушка с большой грудью в обтягивающем платье, которая станцует танец живота. Но мы все равно стараемся делать так, чтобы в тройке претенденток на внимание главного героя были женщины разных образов и с разным характером.

Бывает, что нам нужен особый типаж, который невозможно найти среди людей, отправивших нам анкету. Поэтому иногда на программу попадают буквально люди с улицы. У всей редакторской группы, и у меня тоже, глаз пристрелян: стою я, скажем, в очереди в магазине, фотографирую людей глазами и понимаю: вот стоит наш герой! Тогда я подхожу и задаю незнакомцу неловкий вопрос: «Молодой человек, вы не женаты?». Случалось, что мужчина или женщина из супермаркета приходили-таки на съемки.

Мы стараемся бороться с людьми, которые откровенно хотят пропиариться за наш счет. Однажды у нас снимался парень, который захотел появиться в шоу еще раз. Начал писать в фэйсбуке: «Екатерина, здравствуйте. Помните, вы меня снимали? Я танцевал с розочкой...» Говорил, что страшно переживает (его тогда не выбрали), мечтает найти любовь и завести детей, ведь возраст уже обязывает. Я ответила, что мы, к сожалению, не можем еще раз позвать его на программу, но если он пришлет свои фотографии, мы подберем ему пару, хотя уже и не в рамках нашего шоу. Он тут же раскололся: «Нет, мне этого не нужно — мне нужен пиар! Потому что я хочу на большую сцену!» Занавес.

Кошмарный сон редактора выглядит так: наступает съемочный день, а герой отказывается сниматься. Чаще всего слетают мужчины. Самая популярная отговорка — «мне позвонила моя бывшая и сказала, что она беременна». Я это слышала десятки раз. На втором месте — «попал в аварию», на третьем — «заболел». Но в большинстве случаев просто не берут трубку, и все. Иногда новый герой находится за час до съемки. Причем даже если у нас всего час до команды «Мотор!», мы все равно устраиваем кастинг, чтобы у нового участника был нужный типаж и он не смотрелся в группе, как вставной зуб. Однажды мы изменили своим принципам и взяли вместо исчезнувшего жениха очень красивого музыканта. Он честно сказал, что жениться он не хочет, а хочет попасть на «Первый канал». Но вариантов у нас тогда совсем не было. Главная героиня его не выбрала, но они встретились через день. Сейчас они женаты, у них растет ребенок. Читать далее >>

Татьяна Сашина, шеф-редактор программы «Школа ремонта» на ТНТ:

Ремонт носит косметический характер, и весь упор в нем делается на дизайн, потому что мы действительно, как и заявлено в титрах программы, снимаем каждый выпуск 72 рабочих часа. Когда дизайнер говорит, что хочет положить какое-нибудь сложное декоративное покрытие, но оно будет сохнуть неделю, мы начинаем ломать голову, чем это можно заменить, чтобы и дизайн-проект сохранить, и нужный художественный эффект создать. А главное — чтобы не схалтурить. Ведь после нашей программы людям в этих квартирах жить.

Аудитория канала ТНТ довольно молодая, а какой интерес у 25-летних к ремонту, если они еще не поженились и не обзавелись своей жилплощадью? Для того чтобы покраска-шпаклевка не были скучными для молодежи, мы делаем ремонт весело и в каждом выпуске рассказываем жизненную историю. Например, в недавней программе рассказывали о муже и жене: у него возникли финансовые проблемы, и он решил вернуться со съемной квартиры в родительский дом. А она не хотела жить с его родителями, да еще в комнате, где прошли холостяцкие годы мужа. «Школа ремонта» постаралась сделать так, чтобы после смены интерьера комнаты героиня осталась жить в этом доме, и у них с мужем все наладилось. Мы соединяем дизайн-проекты с драматургией, построенной на основе понятных каждому ситуаций.

Драматургия, характеры важны не меньше, чем свежие решения по смене домашней обстановки. Мы очень тесно общаемся с героями передачи и задаем им миллион вопросов, а затем дизайнеры создают новые интерьеры, опираясь на психологические особенности людей и какие-то истории их жизни — таким образом ремонт превращается в драматический этюд.

За 11 лет существования «Школы ремонта» (а уже вышло более 500 выпусков) нам так и не поверили, что за ремонт мы не берем ни копейки. Стройматериалы и «начинку» — от всяких безделушек до дорогущих кухонь — предоставляют партнеры. Победитель в буквальном смысле получает все, поэтому на кастинге героев, заявки которых мы отобрали, человек должен доказать, что может буквально сквозь телеэкран излучать энергию. Мы говорим «да» молодым, стильным и незакомплексованным — тем, кого любит камера. Если человек не готов шутить и говорит, что не хочет перед телекамерами лезть на стремянку как дурак — все, до свидания.

Сотрудники «Школы ремонта» иногда обзванивают бывших участников программы — подавляющее большинство оставляют после ремонта все как есть. Но бывает, что людям не нравится результат, хотя я могу буквально по пальцам пересчитать такие случаи. Если человек приходит к нам, он должен понимать, что «Школа ремонта» — это не строительное управление и не дизайн-бюро. Это телешоу, а он не заказчик, а участник шоу. И если он хочет ремонт бесплатно, то он должен быть в хорошем смысле авантюристом. Иначе лучше нанять дизайнера, строительную бригаду, вложить кучу денег и получить то, что ты хочешь. А хотят все обычно одно и то же: интерьеры в бежевых тонах. Сколько я видела квартир до ремонта — все как под копирку: бежевые обои, с одной стороны коричневая стенка, с другой — серый диван и два кресла. И это в Москве! Значит, в регионах вообще только так. Наши дизайнеры делают им проект в стиле хай-тек с синими полосками на стене, герой заходит и говорит: «Ничего себе! Оказывается, я и синий цвет люблю, и хай-тек!».

Ольга Муханова, продюсер программы «Язь против еды» на «России-2»:

Виктор Гончаренко после видео с язем начал постоянно светиться на телевидении — и на «Золотой граммофон» его приглашали, и прокомментировать что-то просили. Так он и стал телеведущим два года назад. И хоть Виктор Николаевич не профессиональный ведущий, он человек необычайно искренний и постоянно удивляющийся — это и нравится зрителям.

Весь первый сезон мы с программой «Язь против еды» ездили по российским городам, отыскивая самые аутентичные блюда и ставя кулинарные рекорды, но потом мы решили повозить Виктора Николаевича по другим странам. Он много что повидал в жизни — служил в армии, был милиционером, поработал на множестве разных работ, но путешествовал совсем немного. Поэтому каждая страна у него вызывает массу эмоций, и он комментирует все, что видит, со всей своей живой непосредственностью, «русскостью», с жестами и прибаутками.

Виктор Николаевич, как нормальный русский мужик, любит хорошо поесть. Съемки отнимают очень много энергии, а он человек крупный, поэтому и аппетит у него хороший. Когда мы снимали программу на Алтае, он так вошел в раж, что показывал на все, что видел, и говорил: «Я это буду есть, и это буду есть тоже!». Так разошелся, что в доказательство своих слов достал червяка из земли и съел. Кто-то предложил ему пари: мол, вы столько всего попробовали, а пчелу, спорим, не проглотите — он и пчелу живую съел на камеру. Мы не рискуем здоровьем нашего ведущего, он пробует только то, что местные жители едят без всяких последствий. Главное — рассчитать дозировку.

Наш ведущий перепробовал немало экзотики: жуков-плавунцов, пиццу с тараканами, которую он приготовил в Таиланде, гусениц китайских шелкопрядов, саранчу, скорпионов и даже крокодила. Рецепт тайской пиццы с насекомыми я нашла в Интернете на туристических форумах — почитала, кто что пробовал и какие отзывы оставил. Найти насекомых в Таиланде не проблема — они продаются в супермаркетах и на рынке. Съемочная команда старается из вежливости тоже есть все, что приготовит Виктор Гончаренко — разумеется, если блюдо в меру отвратительное. Единственное, что никто из нас не стал пробовать — это яйцо с зародышем птенца.

Многие министерства по туризму сами заинтересованы в том, чтобы их страну представляли через национальную кухню, поэтому, когда мы к ним обращаемся, они сами организовывают поездки по нужным местам, находят хороших проводников и помогают со специфическим инвентарем. Постоянная тема «Язя против еды» — установление кулинарного рекорда, а для того, чтобы рекорд поставить, нужна и кухня соответственных габаритов. Печь для трехметровой пиццы нам нашло представительство Италии, в Абхазии местные жители сами смастерили нам пятиметровый противень для чурека (тандырный хлеб — прим. ред.), в Армении мы готовили кебаб длиной в 12 метров, и к нашему приезду тамошние умельцы встык приварили друг к другу пару дюжин мангалов. В Испании местная администрация организовала специально для нас уличное торжество, и на нашу паэлью за десять минут со всего квартала собрались нарядные люди с флажками в руках.

Местные жители удивляют регулярно. В Казахстане мы сварили 500 литров бешбармака, и в конце хотели снять, как Виктор Николаевич вместе с мужчинами красиво его ест. Только успели сказать «Мотор!», прошло минуты три — и гора еды исчезла. Просто это очень редкое, праздничное блюдо, для которого необходимо зарезать лошадь или барана, а потом варить часов шесть; местные, узнав, чем будут кормить, собрались всей деревней.

К., ассистент реквизитора шоу «Голубой огонек» на «России-1»:

Одна ночь «Голубого огонька» снималась девять суток. Меня знакомые позвали подработать на съемках шоу, и я согласилась: платят, по сравнению с другими местами, относительно прилично, и мне казалось, это легкие деньги. Я и еще двое ребят отвечали за всевозможные предметы, которые были в кадре: ретростойки для микрофонов и золотые рамы на сцене, лимонад, имитирующий шампанское, летящие блестки и серпантин в зале. Мы работали по семнадцать часов каждый день, все кругом мигало и светилось, лупили по глазам стробоскопы, и когда я приходила домой и закрывала глаза, это мелькание мне снилось каждую ночь. Когда я начала жаловаться другим людям, которые не первый год работали на этой площадке, мне говорили: «Ты тут в первый раз, что ли? Расслабься, еще год сниться будет».

В этом году съемки проходили в режиме жесткой экономии. Ребята, которые работали не в первый раз, говорили, что этот «Голубой огонек» абсолютно унылый и с точки зрения производственного процесса, и с точки зрения результата, который зрители в итоге увидят. В прошлом году на съемки живого льва приводили, а в этом году за нами ходили и следили, не слишком ли много бенгальских огней мы раздаем актерам массовых сцен.

Еще там было много всякого абсурда. Например, во время съемки с потолка непрерывно сыпались блестки. Думаете, автомат их распыляет? Нет, на самой верхотуре огромного мосфильмовского павильона, на четвертом ярусе рядами сидят толстые узбеки, голые по пояс, потому что там от света жара, как в турецкой бане, и перетирают в ладонях горсти блесток, чтобы они не комками падали, а сыпались меленько, как снег. На пятый день блестки закончились, и узбеки стали собирать их с пола в мешки, чтобы сыпать по новой. К этому времени артисты массовых сцен перебили такое количество бокалов с лимонадом, что весь пол был усыпан стеклом. Я говорила узбекам: «Остановитесь! В этих блестках стекло!». Они же были ребята подкованные и отвечали: «Когда колется, мы стекло туда, блестки сюда, и продолжаем тереть».

Когда снимались эстрадные номера, массовка жгла бенгальские огни. Из-за этого было очень много дыма. Режиссер ПТС регулярно приказывал открывать гигантские ворота в павильон, чтобы проветрить. Через десять дней такого проветривания съемочная площадка напоминала тубдиспансер — все кашляли. Уже достаточно времени прошло после съемок, а я все долечиться не могу. В конце концов, режиссер сжалился над нами, и вместо бенгальских огней в дело пошел серпантин. Его в итоге ушло коробок двадцать. В каждой коробке по сто пятьдесят пачек, в пачке по шесть ленточек. Мы раздаем массовке, полутора сотням людей, огромное количество серпантина, а они его даже кидать не умеют — он летит мочалками куда попало, все сидят запутанные, невозможно сквозь ряды столов продраться, а режиссер знай себе кричит в микрофон: «Больше серпантина, больше!». Пришлось провести для массовки часовой ликбез по правильному запуску бумажных ленточек, чтобы и они, как блестки с потолка, не кончились раньше времени.

Хлопушки были просроченные и постоянно взрывались в руках. Было страшно. Кто-то однажды закричал: «Быстро, дайте Баскову хлопушку на сцену!» (Басков был ведущим «Голубого огонька»). Я даю ему невскрытую хлопушку и объясняю, что надо потянуть за язычок, снять предохранитель и… Он начинает пререкаться: «Я сам должен снимать какой-то предохранитель?! Для этого же есть специально обученные службы!» — «Без проблем!» — говорю. Снимаю предохранитель, не успеваю передать — и хлопушка взрывается у меня в руках в сторону его паха. А он как раз до этого пел дурацкую песню с Натали, вроде «Николай-Николай, покажи свой лалалай, Натали-Натали, покажи свои лалали». После этого на площадке неделю шутили о том, что я чуть не оставила Николая без «лалалая». Я выработала политику работы со звездами, ведь меня постоянно отправляли им что-то подносить и наливать, и поэтому, если я делала что-то не так, я сразу поднимала на них большие глаза и с чувством говорила: «Простите!». И вот, когда Басков только открыл рот, я сразу сказала это свое «простите» — и он тут же успокоился и сам извинился, сказал, что он просто заряжался на кадр, и ему надо было на кого-то выплеснуть эмоции. Мне потом никто не верил, что Басков извинился.

А вот какой еще случай был. Камера, мотор, певица Натали начинает скакать и петь: «Шах-шах, падишах…», — и тут загорается верхушка у елки, дым начинает валить. Видимо, гирлянду замкнуло. Наконец, когда она догорела до середины, дали команду «Стоп». Массовка уже работала на автопилоте, поэтому никто даже не встал с места. Елку потушили и вынесли минут за пять. Зато потом, когда пришел продюсер и спросил, почему съемочный процесс запаздывает на четыре часа, все ссылались на пожар. Когда недосчитались реквизита, ответственные сказали, что вещи сгорели в пожаре. Елка спасла очень многих от персональной ответственности за оплошности.

Артисты массовых сцен получают по 800 рублей за съемочный день и находятся в павильоне с начала съемок и до самого конца. Раньше они уйти не могут — не заплатят. Их мотивация непонятна. Вот женщина прожгла бенгальским огнем колготки — минус 200 рублей. Скорее всего, прожгла и платье — снова минус. Ушла со съемок после часа ночи, поехала домой на такси — значит, она не просто в ноль выходит, а свои деньги платит за работу. Мотивы людей из киномассовки понятны — они надеются, что их заметят и позовут сниматься в эпизод. Главное, сидеть в первом ряду, когда Киркоров выйдет петь.

Каждое утро наша начальница на площадке произносила речь о том, что мы все входим в историю главного новогоднего шоу, выходящего в эфир более пятидесяти лет. Я постоянно задавалась вопросом: неужели «Голубой огонек» в том виде, в котором он выходит последние несколько лет, действительно кому-то нужен? Ответ на вопрос я находила среди своих же ребят. Когда на площадке появился Кобзон, мой друг внезапно расплылся в улыбке и запросился наполнять его бокал. Увидев мое лицо, он сказал: «Ну, это же дядя Йося!». Дядя Йося на сцене «Голубого огонька» для него лично ассоциировался с детским Новым годом, с конфетами в кульке, со временем, когда он был еще относительно счастлив. Наверное, поэтому люди и продолжают смотреть эту программу, и для них абсолютно не важно, что стало с ее качеством в наши дни. Читать далее >>

Борис Крюк, ведущий и генеральный продюсер телеигры «Что? Где? Когда?» на «Первом канале»:

Я начал работать в дикторской «Что? Где? Когда?» в 1989 году, после института, мне было 24 года. Обычно с ведущим в дикторской сидят два человека: один следит за таймером и счетом — это работа на подхвате — а второй общается с ведущим, если тот захочет, например, проконсультироваться, засчитывать выигрыш или нет; может подсказывать что-то во время игры. Сначала я лет пять просидел на счете, а потом Наталия Ивановна Стеценко (генеральный директор Телекомпании «Игра-ТВ» — прим. ред.) поругалась с Ворошиловым на каком-то эфире, и он сказал, что теперь я буду его редактором.

Ворошилова я очень хорошо чувствовал как ведущего. У него с Наталией Ивановной сложилась традиция общаться записками. Пока идет минута мозгового штурма знатоков, разговаривать нельзя — микрофоны включены, поэтому — только записки. Позже я придумал ставить перед монитором карточки с фамилиями знатоков, и если я на одну из карточек показывал, это означало, что будет озвучена версия данного знатока. В записках я по ходу программы передавал свои наблюдения: допустим, «Друзь заснул», «где Друзь». Это значит, пол-игры прошло, а знаток версий не предлагает, мало себя проявляет, и ведущий, если хочет, может с ним разобраться. Бывало, сам ведущий общался с одним капитаном всю игру — тогда я писал ему, мол, отстаньте, займитесь кем-нибудь другим.

Редактор Валентина Алексеевна Андреева, которая отвечает за коммуникацию со знатоками, работает на программе лет 25, а то и 30. Ее по голосу узнают папы, мамы, жены, дети знатоков. Она помнит все: кто из знатоков играет, кто уже не играет, кто не играет только в этом году, кто куда ездил в отпуск. Все это она мне передает.

В месяц поступает примерно 6 тысяч вопросов от телезрителей, то есть 72 тысячи в год. Вопросами занимаются четверо разборщиков. Мы ведем базу озвученных вопросов, потому что бывало пару раз, что знатоки говорили нам: «Ребят, мы вообще-то в это уже играли!». Последние пять лет такого не случалось. В базе уже около 5 с половиной тысяч вопросов. Был такой случай: правильный ответ на один вопрос был «судьба», а знаток ответил «успех» — я тогда очко не засчитал, но спустя шесть лет, когда снова задали этот вопрос и знатоки ответили «успех», я признал ответ правильным.

Есть особая группа любителей «Что? Где? Когда?», которая демонстрирует невероятную активость на сайте. Один человек, Женя Галкин, оказался уникальным. У него был ник Почтальон Печкин — его до сих пор Печкиным зовут. Он был влюблен в старые декорации, и после смерти Ворошилова он со мной все время воевал, требовал то старую люстру вернуть, то еще что-то. Я ему периодически отвечал. Потом он заявил: «Я к вам привык!» — и устроился к нам на работу. Сейчас Женя ведет трансляции в Интернете до эфира и после — общается со знатоками, показывает закулисье. Раньше мы с Наталией Ивановной считали, что мы истина в последней инстанции, только мы знаем, что когда было на съемках программы. После появления этого двадцатилетнего парня (сейчас ему 28) мы сдались. Спросите, когда звучал тот или иной вопрос — он вам назовет год, серию, команду. Правда, может забыть дату. Самое удивительное в истории Жени Галкина — он с 12 лет говорил родителям, что будет работать на «Что? Где? Когда?», а ему отвечали: «Женя, ты что! Там же блат один!»

Сергей Шанович, креативный директор проекта «ТАНЦЫ» на ТНТ:

Каждый танцевальный номер — а их в выпуске не менее 11 — придумывается и делается в течение четырех дней. Это очень быстро, потому что в индустрии аналогичные номера делаются несколько месяцев. Так мы работаем каждую неделю вплоть до Нового года. Поэтому уже мечтаем о завершении проекта и съемке гранд-финала 29 декабря.

После того как креативная команда проекта определила состав пар на следующую программу, а наставники Егор Дружинин и Мигель с хореографами придумали номера для своих команд, выбрали и согласовали музыку для каждого номера с музыкальными редакторами, в работу вступает сразу несколько цехов: художники, декораторы, пиротехники, стилисты, графики. Мы получаем промежуточный результат за 2-3 дня до эфира, а конечный результат — полноценный поставленный и оформленный номер, как правило, складывается только в день эфира, когда уже режиссерская и операторские группы снимают все действие на сцене. Решающее слово, вердикт «в эфир!» дает главный творец и продюсер проекта Вячеслав Дусмухаметов. Он принимает готовый продукт у всего творческого коллектива, и именно он собрал и вдохновил всю команду на этот танцевальный марафон. Вместе с креативными продюсерами Константином Обуховыми и Арменом Оганяном они выстраивают драматургический сюжет программы, который включает в себя не только танцевальные номера участников, но и их истории, которые они рассказывают до выступления.

У съемки хореографических номеров есть специфика: не все театральные эффекты, приемы из мюзиклов или музыкальных концертов хорошо работают в формате телепрограммы. То, что нас захватывает и поражает, когда мы это видим живьем, не всегда можно снять в столь короткие сроки в этом хронометраже и монтаже. Чтобы снять музыкальный номер, его надо раскадровать, как музыкальный клип или сцену из кино, и снимать потом покадрово, как постановочную съемку. Не всегда в телепрограмме это возможно. Мы снимаем множеством камер и все равно не все успеваем снять, потому что танцоры двигаются по сцене, кувыркаются, летают.

Мы создаем телепродукт, и наше шоу должно быть интересно своей полифоничностью, тем, что все номера разные по атмосфере, и каждый раз у танцоров новая хореография, отличная от той, что была в прошлом выпуске. Творческие руководители команд Егор и Мигель могут поставить пять «темных» номеров подряд — то есть, таких, когда на сцене кромешная темнота, и танцор двигается в луче софита. Это нарушает полифоничность, поэтому, как бы Мигелю и Егору не хотелось думать в своей работе только о танце, они участвуют в телепроекте и как режиссеры-постановщики. Музыка, свет, звук, декорация, графика — все это равнозначные участники шоу, создающие образ каждого танцора. Ты можешь ставить какую угодно хореографию, но если ее не так сняли, смонтировали, подали неправильно, ты не будешь услышан. Когда программа выходит и ее смотрят зрители, ты можешь что угодно рассказывать о своей концепции, но результат твоего труда — то, что увидит зритель. Объяснить зрителю, что ты имел в виду не то, что он увидел, невозможно. Это как печатное слово, которое не вырубишь топором.

«Танцы» — это соревнование, и участники получают голоса телезрителей. Если тот или иной номер их раскрыл, показал зрителям, насколько они ярки, эти ребята получают больше голосов. А поражение складывается из десятка случайных факторов — например, танцор не раскрылся эмоционально, или сам номер его не раскрыл, или постановочная группа не там расставила акценты.

За прошедшие эфиры было сделано уже 84 танцевальных номера. Некоторые из них попадают в копилку наших особых достижений. Например, в первом концерте был потрясающий номер «Кровать — окно» Алисы Доценко и Антона Пануфника. У них были отношения в жизни, и теперь они встретились на проекте, попав в один номер. Им поставили такую хореографию, что на сцене они как будто заново пережили разрыв, а зрители стали свидетелями их личной истории. Получилась потрясающая, почти документальная драма.

Бывают номера с непростым сюжетом, который зритель, скорее всего, не поймет. В тринадцатом выпуске танец строился вокруг темы раздвоения личности. В паре из двух ребят один был депрессивный персонаж, другой позитивный, и у них шел внутренний диалог. Декорации изображали искривленное пространство — дверь висела над сценой, из нее сначала падал один танцор, затем, после внутренних перипетий, по лестнице к двери взбирался и падал оттуда уже другой. Номер был невероятно артовый, очень театральный, отличающийся от всего шоу. И зрителям он понравился — все понимали, что это мегакруто, хоть и не до конца вникали в смысл. Это уже было похоже не на танец, а на перформанс, понять суть действия которого без аннотации трудно.

Главное украшение проекта — так называемые «открывашки», для которых хореографы ставят не конкурсные номера, а делают особенные групповые постановки. Мои любимые на сегодня две: «Витрувианский человек» Егора Дружинина и ставший хитом в YouTube и Instagram номер «Команда Мигеля».

Стараюсь ли я как креативный директор подстраиваться под вкусы массового зрителя? Думаю, что нет. Дизайнер Массимо Веньели сказал: «Вы, конечно, можете выйти на площадь и митинговать за то, какими таблетками лучше лечить ангину, но когда заболеете по-настоящему, нужные таблетки пропишет врач». Когда мы занимаемся творчеством, самая большая в ошибка — отдавать его на откуп толпы. Создать что-либо по настоящему стоящее могут только профессионалы, которые всю жизнь занимались своим делом и что-то хотят донести своим творчеством до всех остальных. Но если то, что ты пытаешься донести до аудитории, само по себе неинтересно, то каким бы ты ни был умным и тонким, тебе нет места в медийном пространстве.

Юлия Шамаль, продюсер программы «Анна Чапман и ее мужчины» на Рен-ТВ:

Героями программы становятся богатые и популярные мужчины, у которых есть белые пятна в биографии, и задача Анны — по этим пятнам пройтись. Ведь показывать в прайм-тайм каких-то идеально гладких, как яйцо, людей — только золотое время тратить. Каверзные вопросы гостям не мы Ане придумываем — она сама. Но у нее, разумеется, есть редактор в ухе, указания которого она обычно не слушает. Аня терпеть не может, когда на нее давят. О чем мы там жужжим ей в ухо? Ну, допустим, на съемках самого первого выпуска Чапман была настроена кокетничать и улыбаться своему первому собеседнику, Иосифу Пригожину, но конкретно в его случае облучение очарованием — не тот способ, который помог бы Ане раскрыть его секреты. Поэтому я говорила: «Будь конкретнее! Будь жестче!»

Среди гостей программы у нас в приоритете представители крупного бизнеса. Но с ними всегда есть одна проблема: они стараются держаться в кадре чересчур достойно и респектабельно, а выглядят в итоге уныло. Например, Феликс Комаров, единственный гражданин России, являющийся членом Рокфеллеровского клуба, который считают частью тайного мирового правительства, ни слова не сказал Ане о политике. Слушать о том, что он думает о погоде за окном, было совсем не интересно. В итоге разговор лежит на полке, ждет второй попытки — мы на таких героях крест не ставим, а откладываем записи с ними на будущее, рассчитывая, что когда-нибудь эти гости все же согласятся ответить на все вопросы с подковыркой.

Зато если гость — актер, выпуски получаются намного интереснее. Пришел к нам Алексей Панин. О, как он рассказывал про свои ошибки, которые допустил в отношениях с женой и дочерью, как обещал исправиться! Рассказал, что остался без денег, настолько, что не хватает даже на билет до Питера и на подарок дочке. Кто-то из команды даже решил его выручить и подарил ему пять тысяч рублей.

Когда Чапман вела «Тайны мира», мы хотели, чтобы она была похожа на агента Скалли — женщину, сексуальность которой обрамляет предельно строгий, деловой образ. Запуская «Анну Чапман и ее мужчин», мы решили, что в этот раз она будет просто чистый секс. Я работаю на телевидении уже много лет и, по моему опыту, всем женщинам-ведущим надо «делать» лица. Но Аня — это отличный материал от природы: она может быть уставшей, ненакрашенной и с грязной головой, однако это вообще не будет ее портить, поскольку, говоря языком театральных режиссеров, в ней есть манкость.

Такие люди, как Познер и Ларри Кинг, берут естественностью — это и есть ключевой фактор успешности шоумена. Вот Ольга Бузова, например, искр не мечет, но она такая, какая есть, и людям это нравится. Зато когда ведущий, будучи непрофессиональным актером, пытается играть, получается у него очень плохо. Мы тоже стараемся, чтобы все видели настоящие эмоции ведущей, а не манерничанье на камеру. И даже когда Ане скучно с собеседником, пусть все видят эту скуку. Все должны нам верить. В начало >>