Солдаты Победы: от окопов 41-го до Эльбы 45-го

Булат Окуджава

Поэт, автор-исполнитель

1924–1997

В 18 лет Окуджава добровольцем ушел на фронт и увидел войну без прикрас: «Бежит человечек с автоматом — падает, другой — падает». Под Моздоком он был тяжело ранен. Песни, написанные позже, стали голосом поколения, прошедшего через ад: «До свидания, мальчики», «Нам нужна одна победа»… Окуджава не воспевал войну, а говорил о ней просто и горько: его песни звучат как реквием по тем, кто не вернулся.

Решение уйти на фронт было продиктовано не только патриотизмом. Весной 1942 года Булат жил у родственников в Тбилиси: отца еще в 37-м расстреляли по сфабрикованному делу, а мать арестовали как «врага народа». Случившееся казалось юноше чудовищной несправедливостью, и он рвался на передовую — доказать преданность Родине (возможно, смыть кровью незаслуженный позор). Спустя годы он говорил об этом так: «Воевал не я. Воевал юноша с моим именем и фамилией. Он был “сыном врагов народа” — это его ранило и побуждало идти на фронт».

Попасть на фронт оказалось непросто. Мальчишек, не достигших призывного возраста, в военкомате не ждали. Снова и снова Булат с другом приходили в тбилисский военкомат — и всякий раз получали отказ. Начальник призывной комиссии капитан Качаров, уставший от таких визитеров, однажды отрезал: «Тебе сколько лет, Окуджава?.. Чтобы я вас здесь больше не видел… Бывайте здоровы, школяры!» Позже эта фраза станет названием романа Окуджавы.

Но Булат был настойчив. Осада военкомата продолжалась полгода. Наконец осенью капитан не выдержал и махнул рукой: «Пишите свои повестки сами, у меня рука не поднимается». Едва веря своему счастью, друзья заполнили бланки. 

Так, худощавый юноша с тонкой шеей, в обмотках и слишком большой пилотке — один из тысяч таких же добровольцев — отправился на войну. Всю дорогу он мечтал о настоящих сапогах, которые ему так и не выдали.

Анатолий Папанов

Актер

1922–1987

Девятнадцатилетний Папанов служил в зенитной артиллерии, когда его взвод попал в окружение. После тяжелого ранения он вернулся инвалидом, но все‑таки поступил в ГИТИС. Прославившись в комедийных амплуа, что порой раздражало его самого, актер все же сумел отразить фронтовой опыт в образах генерала Серпилина («Живые и мертвые») и ветерана («Белорусский вокзал»).

Спустя год службы, когда Папанову исполнилось двадцать, рядом с ним разорвался вражеский снаряд. Будущий актер получил тяжелейшее ранение правой стопы. В госпитале врачи всерьез рассматривали ампутацию всей ноги — обычная практика для таких «тяжелых» случаев.

Но Папанову повезло: молодой хирург, почти его ровесник, пожалел парня и решил рискнуть. Он удалил только два пальца, понадеявшись, что гангрена не разовьется дальше. Шесть месяцев Анатолий провел на больничной койке, а домой вернулся инвалидом третьей группы — хромой, с палочкой, в солдатской шинели.

Именно таким — израненным, но не сломленным — он и пришел поступать в ГИТИС. Это был настоящий вызов судьбе и пережитому ужасу. «Инвалид, пригодный разве что для работы вахтера, стал артистом», — вспоминал он позже. Хотя со временем Папанов перестал хромать и ходить с палочкой, боль в искалеченной ноге осталась с ним навсегда.

Юрий Никулин

Артист цирка, киноактер

1921–1997

Сначала советско‑финская, затем Великая Отечественная — Никулин встретил 1941‑й в зенитных войсках под Ленинградом. Голод и куриная слепота от истощения мучили товарищей Никулина, но даже в такой обстановке ему удавалось их смешить. Этот опыт помог актеру воплотить себя в самом широком диапазоне ролей — от комичного Балбеса до пронзительного Лопатина в «Двадцати днях без войны».

Война для юного Никулина была полна не только трудностей, но и эпизодов, балансирующих на грани трагедии и абсурда. Летом 1944 года, когда его батарея стояла под Псковом в районе Изборска, Никулина вместе с товарищем-разведчиком Ефимом Лейбовичем отправили на задание — наладить связь с одной из окрестных деревень. Бойцы беззаботно въехали прямо в центр села и лишь там осознали свою ошибку: деревня была занята немцами. Ситуацию усугубляло то, что их винтовки остались в кузове машины, придавленные катушками с кабелем.

Заметив приближающихся немецких автоматчиков, безоружные Никулин и Лейбович бросились бежать в спасительное поле высокой ржи неподалеку. Почему немцы не стали стрелять или преследовать, осталось загадкой. Позже Юрий Владимирович размышлял: «Что нас спасло? Наверное, немцы тоже что-то не поняли, может быть, приняли нас за своих… Не могли же они допустить, что среди русских нашлось несколько идиотов, которые заехали к ним в деревню без оружия».

Когда Никулин с товарищем вернулись в расположение части, комбат, уже не надеявшийся увидеть их живыми, был несказанно рад. Вскоре выяснилось, что в ту злополучную деревню их отправили по ошибке, попросту перепутав населенные пункты.

Сергей Бондарчук

Режиссер, актер

1920–1994

Бондарчук служил в Театре Красной Армии в Грозном, и самым страшным его воспоминанием тех лет стали жестокие бомбардировки города. Как режиссер о войне он смог сказать и эпическое, и лирическое слово. Не только поставил масштабные батальные сцены в «Войне и мире», но еще и сам сыграл главную роль в «Судьбе человека» и снял «Они сражались за Родину», где вместе с ним играли фронтовики Юрий Никулин и Иннокентий Смоктуновский.

Один особенно тяжелый эпизод под Грозным навсегда врезался в память Бондарчука. Во время «страшной фугасной атаки», когда, казалось, «земля горит и железо плавится», а в воздухе стоял «жуткий запах горелого человеческого мяса», он укрылся в окопе, который в любую секунду мог стать могилой.

Внезапно на краю окопа появилось искалеченное существо — опаленная, покрытая язвами собака с перебитым хвостом. Бондарчук приготовился к худшему, решив, что она сейчас бросится. Но животное остановилось. «Они встретились глазами и долго-долго смотрели друг на друга», — вспоминала позже жена режиссера Ирина Скобцева. В этом взгляде, полном ужаса и страдания, было отражение общего кошмара войны. Этот немой диалог — взгляд искалеченного войной животного — Бондарчук запомнил на всю жизнь. Годы спустя, снимая «Войну и мир», он воплотил это воспоминание в сцене, где волк смотрит на людей «как на чудовищ».

Петр Тодоровский

Режиссер, оператор

1925–2013

В 41‑м в армию забрали старшего брата Тодоровского Илью, и тот сразу же исчез. Режиссер разыскивал его всю жизнь, пока в начале нулевых скелет Ильи не нашли во рву под Ленинградом. В 44‑м году уже сам Тодоровский пошел на фронт — командовал минометным взводом, дошел до Эльбы, был ранен. Главной темой его творчества стал опыт послевоенных лет: «Анкор, еще анкор!», «Военно-полевой роман». «Я никогда не врал, — говорил Тодоровский, — свидетельством тому являются мои фильмы».

22 июня 1941 года 16-летний Петр играл с друзьями в футбол. В тот же день он узнал, что началась война, и увидел слезы матери: старший брат Илья служил где‑то на границе, и связь с ним оборвалась навсегда. Семья эвакуировалась в Сталинград, где подросток вместе с 60‑летним отцом по 12 часов в день разгружал эшелоны с углем. Когда фронт подобрался и сюда, пришлось бежать дальше — под обстрелом, через ледяной трап на баржу, затем в товарном вагоне до заброшенной деревушки в голой степи.

Позже было пехотное училище: голод (одно время курсантов кормили только полугнилой капустой), холод в недостроенных казармах с инеем на стенах и одной чадящей буржуйкой на огромное помещение. Летом 1943‑го Петру повезло: его с несколькими товарищами отправили пилить дрова, а весь остальной курс — почти 3000 человек — бросили в самое пекло Курской дуги. На фронт младший лейтенант Тодоровский попал в августе 44‑го, приняв командование минометным взводом на 1‑м Белорусском фронте.

Война открылась ему во всей своей неприглядности: он видел расстрел двух юных солдат за мародерство, видел, как с убитого немца снимали добротную шинель (этот эпизод позже войдет в его фильм «Риорита»). Дважды был ранен. В первый раз осколок «прочертил» борозду в черепе. Во второй раз, уже в марте 1945‑го, взрыв вражеского снаряда привел к тяжелой контузии, повредил слуховой нерв и оторвал часть уха — последствия этого ранения, включая необходимость носить слуховой аппарат, остались с ним на всю жизнь.

Он участвовал в штурме Берлина, а после Победы был назначен комендантом небольшого городка на Эльбе. Там Тодоровский пережил еще один необычный эпизод. Ему доложили, что неподалеку скрывается 18‑летняя племянница фельдмаршала Паулюса — Ханнелора. После облавы девушку, бывшую зенитчицу, поймали и доставили в комендатуру. Через несколько дней между молодым советским офицером и немкой возникла короткая романтическая связь (как рассказывал сам Тодоровский, «по обоюдному согласию»). Связь оборвалась после того, как молодых людей застал начальник Тодоровского. Девушку немедленно увезли.

Зиновий Гердт

Актер

1916–1996

В 1941 году Гердт ушел на фронт добровольцем, скрыв актерскую профессию: хотел воевать, а не выступать в самодеятельности. Командовал саперным взводом, строил переправы под огнем и дошел до Харькова. В феврале 1943‑го осколок танкового снаряда раздробил ему ногу. 19-летняя санитарка Верочка Веденина вынесла его с поля боя на своих руках, а хирург Ксения Винцентини (в те годы жена конструктора Сергея Королева) спасла ногу от ампутации. После 11 операций Гердт хромал всю жизнь.

С 9 июля 1941 года по начало 1943 года актер воевал в саперной роте. В «несчастливый день», 13 февраля, в боях под Харьковом он получил тяжелейшее ранение ноги осколком танкового снаряда. Сохранилось письмо Зиновия жене: «Саданул меня ворог из танка снарядом, и осколок врезался в кость левого бедра, повыше колена. И натворил там дел скверных. Сейчас собираюсь в тыл». 

В белгородском госпитале Гердт лежал в «крошечной комнатке, метра два с половиной»: туда помещались только его кровать и табуретка. «Я должен был бы лежать в гипсе, но в Белгороде не было гипса. Никаких лекарств, кроме красного стрептоцида. И никаких перевязочных средств. Была шина. Шина металлическая, проволочная, и она выгибалась по форме сломанной ноги. А там выбито восемь сантиметров живой кости, над коленом. Вздохнуть или там чихнуть — не дай бог, я терял сознание от боли. Я не спал, потому что знал, что умру, если усну». В госпитале Гердт перенес заражение крови. Чтобы сделать первую операцию, его перевезли в Курск. Кость «долбили» без наркоза, под местной анестезией. После этого актер «лежал в гипсе почти до шеи» (кроме пальцев левой ноги), жутко голодал, но «был счастлив» — ничего не болело. Потом его перевезли в Москву. 

Всего Зиновий Ефимович прошел через одиннадцать операций и в общей сложности пролежал в госпитале четыре года: несколько раз его выпускали из больницы «на костылях», но он вскоре возвращался, потому что «начинающие срастаться» кости снова ломались. После 10 операций ногу собирались ампутировать, но Гердта спасла Ксения Винцентини, ведущий хирург Боткинской больницы военных лет. Ногу сохранили, однако после всех манипуляций она стала короче на восемь сантиметров: до конца жизни актер хромал. 

Михаил Пуговкин

Актер

1923–2008

В 17 лет Пуговкин добровольцем ушел на фронт, отказавшись от актерских спасительных привилегий. Воевал под Вязьмой, где чудом выжил в кровавой мясорубке 1941‑го, а потом дослужился в разведке до старшего сержанта. В 1942‑м осколок снаряда раздробил ему ногу — началась гангрена. От ампутации Пуговкина спасло буквально чудо.

Случилось это под Ворошиловградом (ныне Луганск) в 1942 году. После тяжелого ранения в ногу разведчик Пуговкин оказался в полевом госпитале, где катастрофически не хватало врачей и медсестер. Рана загноилась, началась гангрена, и врачи приняли решение об ампутации. Молодой актер умолял медиков не ставить крест на его будущей карьере, но в суровых условиях фронтовой медицины шансов почти не было.

Ногу спасло вмешательство высшей силы — правда, не небесной, а государственной. В самый критический момент, когда Пуговкина уже готовили к операции, в госпиталь пришла телеграмма за подписью Сталина с категорическим приказом — прилагать все усилия для сохранения конечностей раненым бойцам, избегая ампутаций без крайней необходимости. 

Рана еще долго напоминала о себе. В 1943 году Пуговкин, едва оправившись, вернулся в кино и снимался в картине «Свадьба». Во время съемок сцены, где его герой должен был задорно плясать, старая рана внезапно открылась. Режиссер остановил съемку — за танцующим Пуговкиным тянулся кровавый след.

Элина Быстрицкая

Актриса

1928–2019

В 13 лет Быстрицкая стала санитаркой. Три года войны она выносила раненых под обстрелами, хоронила бойцов и верила, что ее отец (военврач, пропавший под Сталинградом) еще жив. Быстрицкую даже наградили значком «Сын полка», потому что значка «Дочь полка» просто не существовало. А после Победы их с матерью и сестрой разыскал отец, и перенесшая столько горя семья наконец воссоединилась.

Свой путь на фронт тринадцатилетняя Элина начала всего через неделю после начала войны. Она отправилась в госпиталь в Нежине, где служил ее отец, с твердым намерением быть полезной. Решив действовать самостоятельно, она столкнулась с первым препятствием: часовые на проходной ее, конечно, не пропустили. Девочку это не остановило — она просто перелезла через забор.

Найдя кабинет комиссара госпиталя — фамилию Котляр она запомнила на всю жизнь, — юная Быстрицкая смело вошла и заявила: «Хочу помогать фронту». На вопрос комиссара, что же она умеет, с неподдельным достоинством ответила: «Для фронта я умею делать все». В этой решимости и уверенности уже угадывались черты будущей актрисы. Мудрый комиссар, как вспоминала позже Быстрицкая, оценил и ее порыв, и, возможно, ту пользу, которую жизнерадостная девочка могла принести израненным бойцам.

Рискуя, он взял ее в штат госпиталя, поручив разносить почту, читать раненым газеты и писать под их диктовку письма домой. Так началась фронтовая служба Элины. Но наиболее запоминающаяся военная история у Быстрицкой не связана с медициной. Однажды Элина с бригадой медиков остановились у города Сталино (нынешний Донецк). Незадолго до этого немецкие войска разбомбили почтовый эшелон. Быстрицкая наблюдала летевшие по всей округе письма.

 «Я не могу передать своего состояния при виде этой картины. Мы с мамой к тому времени давно не получали писем от отца, и я понимала, как этих писем ждут родные наших бойцов. В госпитале я видела смерть, увечья и тяжелейшие страдания людей, но до сих пор у меня перед глазами стоит именно эта картина войны: тысячи бумажных треугольничков, гонимых порывами ветра по обожженной донецкой степи…» — вспоминала актриса. 

Владимир Самойлов

Актер

1924–1999

Владимир Самойлов, переживший оккупацию Одессы и ввиду этого заработавший клеймо возможного «пособника врага», попал в штрафбат. Он прошел 500 км с минометным расчетом и получил тяжелое ранение под Бреслау. После войны судьбоносная встреча с будущей женой Надеждой Ляшенко сделала из фронтовика актера. Девушка не желала говорить о свадьбе, пока парень не поступит в театральный, где она сама училась, и не вставит зубы. Самойлов стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа, пройдя путь от штрафника до народного любимца.

Уроженец Одесской области, Самойлов принадлежал к поколению мальчишек, чья юность оборвалась 22 июня 1941 года. Окончив школу, он сразу ушел на фронт. О войне он вспоминать не любил, отделываясь фразой «воевал, как все», но некоторые эпизоды тяжелого солдатского быта все же остались в семейных рассказах. Так, он вспоминал изнурительный марш-бросок от Вислы до Одера — почти пятьсот километров, — во время которого ему пришлось тащить на себе тяжелейшую опорную плиту от миномета.

Ранение под Бреслау едва не лишило его ноги. Осколок раздробил кость, врачи в госпитале готовились к ампутации. Но Самойлов, несмотря на контузию, проявил отчаянную волю к жизни. Как рассказывали потом, он на костылях добрался до ближайшей реки и, превозмогая чудовищную боль, опустил воспаленную, забинтованную ногу в ледяную воду. На следующий день хирург с удивлением обнаружил, что воспаление спало, гангрены больше нет и ампутация не требуется. Нога была спасена, но хромота осталась с актером навсегда — друзья шутили, что без нее он был бы слишком совершенен.

Иннокентий Смоктуновский

Актер

1925–1994

В 1943 году 18-летний Иннокентий Смоктунович (позже сменивший фамилию) совершил подвиг при форсировании Днепра, переплыв реку под огнем с донесением в зубах (буквально). Медаль «За отвагу», потерявшуюся в архивах, он получил спустя 49 лет — в 1992‑м. Немецкий плен, из которого актер чудом бежал, оставил тяжелый след: послевоенное клеймо «бывшего пленного» и запрет на въезд в 39 городов СССР.

Сам актер считал, что из него, несмотря на юность, получился хороший солдат. Его мобилизовали в 1943‑м, отправили на командирские курсы, а затем — в пехоту, на передовую. В одном из боев (предположительно, под Киевом, после форсирования Днепра) Смоктуновский попал в плен. Это испытание едва не стоило ему жизни. Вместе с другими пленными их согнали в импровизированный лагерь — огороженный колючей проволокой участок поля. Здесь, под осенними дождями и ветром, измученные солдаты рыли себе ямы руками и котелками, пытаясь укрыться от непогоды. При приближении охраны все должны были вставать навытяжку — тех, кто не мог подняться, расстреливали на месте.

«Я был в плену у немцев, учтите. Я просто погибал уже в плену, у меня… была дизентерия, дистрофия полная», — вспоминал актер. Во время одного из перегонов колонны пленных, когда немцы отступали под натиском Красной армии, Смоктуновский понял, что отстающих и обессиленных просто пристреливают. Собрав последние силы, 18‑летний юноша рванул вперед, а затем сумел бежать.

Когда он впервые после плена увидел себя в зеркало, то не узнал. Война и нечеловеческие условия превратили молодого парня в изможденное существо с ввалившимися глазами. «Я долго смотрел: „Кто же это?“», — рассказывал Смоктуновский о том страшном отражении.

Борис Васильев

Писатель

1924–2013

В 17 лет Борис Васильев добровольцем ушел на фронт и сразу попал в страшное окружение под Смоленском, где три месяца скрывался в лесах, голодал и чудом избежал смерти. В 1943 году под Вязьмой Васильев подорвался на мине — это ранение вывело его из строя. Пережитый ужас войны стал главной темой его творчества: в повести «А зори здесь тихие…» он показал трагедию девушек-зенитчиц, в романе «В списках не значился» — подвиг защитников Брестской крепости, а в «Завтра была война» — обычную жизнь советских школьников накануне лета 41‑го.

Свой путь на фронт Борис Васильев начал в 17 лет, сразу после школы, как и тысячи его сверстников-добровольцев. Его первым заданием стала поездка в Смоленск — вместе с другими комсомольцами он должен был помогать вывозить ценные исторические архивы из прифронтовой зоны. Однако мирная работа обернулась суровой реальностью войны буквально через несколько дней: немцы высадили десант, и об архивах пришлось забыть.

Вместо эвакуации бумаг юным добровольцам пришлось вступить в бой — их группу бросили оборонять деревянный мост. А 3 июля 1941 года Васильев оказался в окружении, из которого ему и его товарищам суждено было выбираться почти четыре месяца. Это тяжелейшее испытание стало квинтэссенцией ужаса первых месяцев войны. Писатель вспоминал об этом времени как о беспросветном кошмаре: «Это — голод, голод и еще раз — голод, потому что ты без снабжения, без связи, без поддержки, без медицинской помощи… А еще это усталость и чувство обреченности, это — сон урывками… А дороги патрулируются немцами, и наш путь должен проходить через непроходимое. Тогда есть шанс уцелеть. Крохотный, но — есть».

Владимир Этуш

Актер

1922–2019

В 1941 году 19-летний студент Щукинского училища Владимир Этуш добровольцем ушел на фронт. Владение немецким обеспечило ему место военного переводчика, но актер отличился и в боях. Однажды он лично поднял роту в атаку, уничтожив 30 гитлеровцев и захватив пулемет, за что получил орден Красной Звезды. Тяжелое ранение под Запорожьем в 1943‑м оставило его инвалидом, в 1944‑м он вернулся в Щукинское училище.

Утром 22 июня 1941 года, возвращаясь с прогулки по пустой Москве, он увидел мчащийся от Кремля автомобиль германского посольства с флажком со свастикой — это был посол фон Шуленбург, только что объявивший войну. 

Окончательное решение идти на фронт пришло осенью 41‑го, после спектакля «Фельдмаршал Кутузов», на котором в зале сидело всего 13 зрителей. «Я вдруг осознал, что в такой трагический для страны период людям не до театра», — вспоминал Этуш. На следующий день он записался добровольцем. 

Во время тяжелого отступления летом 1942‑го лейтенанта Этуша назначили комендантом стратегически важного моста в районе Аксая. Под непрерывными бомбежками он сутками регулировал движение отступающих войск и техники. Находиться на самом мосту, как ни парадоксально, оказалось безопаснее всего — зенитки не давали немецкой авиации бомбить прицельно. 

Он видел и героизм, и трагедию: однажды на его руках умер боец, раненный в легкое — пуля, летевшая в Этуша, попала в солдата, которого тот пытался приподнять.

Под Запорожьем в 1943‑м война для Этуша закончилась. Прямо перед атакой ему вручили орден Красной Звезды — командир полка сунул коробочку со словами: «Этуш, забери свой орден! Черт знает, может, тебя убьют, а может, меня...» После тяжелейшего 13‑дневного боя, когда Этушу удалось поднять бойцов в атаку и немного продвинуться вперед, он вернулся в окоп. Потеряв бдительность, встал в полный рост спиной к передовой и был тяжело ранен разрывными пулями в таз. Четыре госпиталя, полгода лечения, вторая группа инвалидности… В 1944‑м, в старой шинели и с палочкой, он вернулся в Щукинское училище — к новой жизни и новым ролям.

Перейти в спецпроект «Стена Победы» 

Портреты героев: ТАСС, РИА Новости, Wikipedia

Над спецпроектом работали:

Авторы:

Илья Склярский, Егор Спесивцев, 

Алексей Черников, Александр Юдин, 

Никита Ерофеев, Алексей Синяков

Фоторедактор:

Лена Грачева

Каллиграфия, иллюстрации: 

Лика Сочкина

Дизайн:

Артем Алексеев

Верстка:

Ольга Скворцова

Разработка:

Василий Волошин, Наталья Фурсеева

Продюсеры: 

Чермен Дзгоев, Валерия Тищенко