Убить злодея

— Скажите, если все время думаешь о том, чтобы кого-то убить, — это ведь нехорошо?

— Однозначно нехорошо, — кивнула я.

Крупная, даже грузноватая девушка. Густые и гладкие темные волосы, яркие губы, большие темные глаза. Представляется: Олеся, 14 лет. На вид я бы дала ей не меньше шестнадцати.

— Олеся, а кого, собственно, ты в своих мечтах собираешься отправить на тот свет?

— Да вы знаете, я вот как раз еще не решила.

Тут, как вы понимаете, я уже серьезно взволновалась. Взяла паузу, собрала себя в кучку.

Малолетняя террористка? Совершенно не похожа. Но, с другой стороны, что я знаю о том, как выглядят и как себя ведут настоящие малолетние террористы? Я же с ними ни разу в своей жизни не сталкивалась…

Олеся выглядит совершенно стабильной, задумчивой, немного печальной. А что я-то должна в таком случае предпринять? Еще немного подумала и решила вести себя как всегда.

— Расскажи мне все с самого начала. Когда я буду знать всю историю, мы подумаем, что делать дальше.

— Хорошо, — кивнула Олеся, опустила голову и сообщила грустно, выпятив полную нижнюю губу: — Мой папа умер…

— Прими мои соболезнования, — откликнулась я. — Давно это случилось?

— Полтора года назад.

— У тебя с ним были хорошие отношения?

— Прекрасные! — Олеся оживилась, темные глаза заблестели слезами и радостью одновременно. — Просто самые замечательные отношения на свете были. Папа меня очень, очень любил. Он только ради меня на маме и женился…

— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду.

— Ну, мой папа был старше мамы. Намного, если точно, то на семнадцать лет, — Олеся явно приготовилась к обстоятельному рассказу. — Папа был умный и довольно богатый. А мама сюда из Челябинска приехала, выучилась и работала у папы на фирме. Папа до мамы еще два раза был женат. И со своей первой женой всегда общался. Они когда-то учились вместе и потом всегда ездили на горных лыжах кататься. Мама всегда злилась, потому что она даже с самой маленькой горки боялась съехать, а я нет, и папа меня всегда с собой брал. И мы с тетей Виолеттой очень хорошо ладили.

— Виолетта — это первая жена твоего отца? — уточнила я. — Твой отец всю жизнь сохранял с ней дружеские отношения, а когда ты подросла, он вас с ней познакомил и вы ездили втроем кататься на горных лыжах. Так?

— Да, да!

— У твоего отца были еще дети от Виолетты и его второй жены?

— Не было, в том-то и дело! Ни там, ни там, и они тогда считали, что это из-за него. Ну что это он не может иметь детей. Но на самом деле Виолетта детей и не хотела — она сама мне это сказала. Что вот я ей, например, со стороны очень нравлюсь, но сама она ни за что ребенка не хотела бы — каждый день тревога, ответственность и всякое такое. А потом ведь все равно из него получится не то, чего ты хотела и на что надеялась… Я сейчас думаю, что она в чем-то даже права.

— Ну, мнения по этому вопросу бывают разные, — политкорректно признала я. — Но лично я считаю иначе.

— Ага, конечно, — тут же согласилась Олеся и продолжила свой рассказ.

Уже не слишком молодой, но красивый и в отличной физической форме, хорошо обеспеченный мужчина стабильно жил во втором, вполне благополучном браке, но очень хотел детей. Причем хотел почему-то не сына, а именно дочку — принцессу. Баловать ее, наряжать, покупать ей сладости, игрушки, возить везде, все показывать, и главное, конечно, — любить.

Не особенно даже привлекательная сотрудница из Челябинска изначально была, насколько я поняла, пустой интрижкой, от скуки, где-то после загородного корпоратива. Но потом встречи некоторое время повторялись — с его стороны все так же, без души и какого-либо человеческого чувства. А потом вдруг она сообщила, что беременна, что будет рожать, и на УЗИ сказали, что родится крупная девочка.

Он был потрясен.

Сразу попытался организовать что-то такое промежуточное, традиционное для обеспеченных мужчин, но женщина сформулировала предельно четко: я знаю, что ты меня не любишь, но хочешь ребенка. Поэтому решай сам: либо у нас полноценная, юридически оформленная семья, либо я уезжаю на родину, в Челябинск, рожаю и в одиночку ращу нашего ребенка там, где мои друзья, сестра и где мне помогут мои родители.

Он думал неделю, а потом объявил своей второй жене о разводе. Она была шокирована, но, когда узнала о будущем ребенке, все поняла. Сказала только: ну ты хотя бы все проверь, прежде чем жечь мосты. Он согласился, что совет вполне разумен, сам сводил будущую мать Олеси на платное УЗИ, где все официально подтвердили.

Брак оформили за две недели до рождения ребенка. Свадьба была не особенно радостной, но вся родня из Челябинска кричала «горько» исправно и абсолютно искренне.

Олеся родилась в срок, была здоровой, крикливой, хорошо ела, набирала вес и развивалась в соответствии со всеми медицинскими показателями.

Отец в ней просто души не чаял, с удовольствием купал, менял подгузники, гулял, вставал по ночам, заваливал погремушками и развивающими пособиями. Дочери и отцу никогда не было скучно вместе.

Мать занималась хозяйством, потом сказала, что ей надоело и она хочет работать. «Ну разумеется, как ты хочешь», — едва глянув в ее сторону, согласился муж. У Олеси появилась няня. Первые две няни девочке чем-то не понравились, и отец, ничего не выясняя, их уволил. Третья нашла с девочкой общий язык, рассказывала и разыгрывала для нее сказки, водила в частный детский садик, на танцы и на английский.

Когда Олеся подросла, в доме уже практически не утихали скандалы. Буквально каждая встреча отца и матери была взрывоопасной.

— Ты меня вообще не видишь! Я для тебя пустое место! — кричала женщина.

— Сформулируй конкретно, что тебе надо, — отвечал мужчина.

— Мне надо, чтобы ты видел во мне человека! И относился ко мне по-человечески! Это же и мой дом тоже! Мне нужно в нем хоть чуть-чуть тепла!

— Прости, но над своими чувствами я не властен. Может быть, все-таки попробуешь сформулировать материальный запрос?

Иногда мать впадала в истерику, рыдала, швыряла вещи.

Тогда отец забирал Олесю и они ехали на пикник, в музей, на концерт или в ресторан.

— Какая форма одежды? — спрашивала девочка, аккуратно обходя рыдающую мать.

— Походная, — отвечал, например, отец. — Покупаем шашлык и едем его жарить на берег Невы.

— Есть, капитан. Форма одежды — походная, — шутливо салютовала отцу девочка и лезла в шкаф за резиновыми сапогами. — Не забудь фонарик и спички.

Потом мать где-то повстречала Валеру. Валера был моложе матери на три года и приехал из Тамбова. Им было о чем поговорить, и они отлично понимали друг друга.

И вот я все время думаю, как бы кого-нибудь из них убить. Иногда хочется Валеру. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда?[/blockquote]

На время мать затихла, а потом скандалы возобновились в немного другой тональности: есть другие люди, которые могут видеть во мне человека!

Ответ: с чем тебя и поздравляю! Наконец-то.

Посыл: я от тебя уйду к тому, кто меня любит!

Ответ: скатертью дорога!

Угроза: дочь я заберу с собой! Любой суд оставит ребенка с матерью!

Угроза: даже не надейся!

Олеся говорит: я тогда очень хотела, чтобы мать ушла к Валере, и мы жили вдвоем с папой. Но ей некуда было уходить. Валера снимал маленькую однокомнатную квартиру, своего жилья у него не было.

А потом отец Олеси внезапно умер от обширного инфаркта.

Через два месяца после его смерти Валера переехал и стал жить с вдовой и ее дочкой.

Контраст получился огромный. Девочка-принцесса теперь никому не нужна. Мать смотрит на нее с трудно скрываемой неприязнью, Валера просто не замечает. За год она потолстела на 15 килограммов.

— И вот я живу и все время думаю, как бы кого-нибудь из них убить, — говорит Олеся, низко склонив голову. Темно-каштановые, распущенные волосы струятся вдоль ее лица. — Я уже много разных способов убийства знаю. Некоторые довольно простые. Иногда мне хочется Валеру убить. А иногда — собственную мать. Это ведь ужасно, правда? А иногда я вот что думаю: если я в 14 лет такая ужасная, то я ведь дочь не только отца, но и своей матери, правда? И тогда, может быть, папа не сам умер? Может быть, они с Валерой его убили? Я ведь теперь сама знаю, как можно сделать, чтобы как будто инфаркт и никто и не догадается… Уж больно оно все ловко получилось — папы нет, и квартира им досталась, и вообще все…

Я решительно и отрицательно мотаю головой, хотя — о ужас! — сама секунду назад думала ровно о том же.

— Обычному современному городскому человеку сознательно убить другого человека чрезвычайно трудно. Это огромный барьер.

Я молчу о том, что незрелому подростку преодолеть этот барьер намного легче, но Олеся согласно кивает:

— Да я и сама понимаю, что это ерунда…

Мне нужно подумать.

— Олеся, расскажи мне о себе и о своей жизни еще что-нибудь, кроме ваших семейных дел.

Рассказывает. Там все благополучно. Прилично, хотя и без особого рвения учится в хорошей школе. Есть подруги, которые ей искренне сочувствуют. С детства много рисует, ходила в кружок рисования, сейчас посещает архитектурную студию, хочет быть дизайнером.

— Олеся, — я наконец собираюсь с мыслями. — В науке филологии есть такое понятие, как частотность словосочетаний. Ну то есть одни слова часто встречаются в сочетании с какими-то другими и, разумеется, это что-то реальное в жизни отражает. Давай поиграем немного?

Смотрит непонимающе. Но мне этого и надо. Сбить настройки.

— Я говорю одно слово, а ты к нему навскидку подбираешь другое, чтобы получилось словосочетание. Играть…

— В мячик! — тут же подхватывает Олеся.

— Искать…

— Грибы!

— Резать…

— Колбасу!

— Читать…

— Книгу!

— Убить…

— Злодея!

— Очень хорошо, — говорю я. — Вот так мыслит наше общее и твое, в частности, подсознание. И мыслит оно обычно правильно. Давай теперь искать злодеев. Героев на выбор у нас много: мама, папа, две его жены, ты, Валера… Давай с конца. Валера — злодей?

— Да нет, конечно! — улыбнулась Олеся. — Ему самому все неловко. Он чашку из шкафа возьмет, потом ее помоет и на место поставит. И со мной даже разговаривать боится. А маму он, кажется, и правда любит. Жалеет — точно.

— Две папины жены? Злодейки?

— Ой, да что вы, они обе очень… очень достойные — вот! Особенно Виолетта. Я ей всегда даже подражала немного…

— Папа? Ведь именно благодаря ему твоя мать многие годы жила в своей семье, вот как ты сейчас, чувствуя себя лишней, нелюбимой, никому не нужной.

— А что ему надо было — все время врать, что ли? — ощетинилась Олеся. — Он же ее сразу не любил…

«Вообще-то оба хороши! — подумала я о родителях Олеси. — Могли бы где-то и соврать, и сдержаться, да и ребенка не оповещать об обстоятельствах ее рождения в таких подробностях», а вслух сказала:

— Значит, не злодей?

— Нет!

— Ты?

Олеся думала, наверное, целую минуту.

— Да какая из меня злодейка. Мне даже мух жалко. Я их, конечно, бью, когда надоедят, но если промахиваюсь и муха взлетает — у меня облегчение. А если дохлая лежит — сразу ее жалко…

— Мама?

— Да я вообще теперь, как попробовала, не знаю, как она все эти годы жила… Сейчас вот только с Валерой…

— Чего бы хотел для тебя отец? Ну если бы вот мы с тобой могли его сейчас спросить?

— Чтобы я была счастливой! Точно! — уверенно ответила Олеся.

— Значит, в этом направлении и нужно двигаться. Хотя бы ради его памяти. Если ты своими руками, сознательно кого-нибудь убьешь, подумай: сможешь ли ты потом быть счастливой хоть когда-нибудь, хоть на мгновение?

— Нет, конечно! — замотала головой Олеся. Помолчала и добавила. — Вот об этом я действительно как-то не подумала. Я же, получается, хотела как бы еще и за него отомстить. А ведь папе-то действительно обязательно нужно было, чтобы мне было хорошо. А как же может быть хорошо, если убьешь?

— Никак, — твердо сказала я.

***

Я видела Олесю еще раз, спустя несколько лет. Она приходила, чтобы обсудить свои проблемы с молодым человеком, с которым она в ту пору встречалась.

В тот момент она уже давно жила отдельно. Мать и Валера купили ей квартиру, когда девушке едва исполнилось 16 лет, и почти сразу она туда съехала. Квартира по требованию Олеси была расположена в десяти минутах ходьбы от места, где жила Виолетта. Девушка и женщина очень сблизились и, кажется, сумели по-настоящему подружиться. Они вместе проводили вечера, ходили в кино, на концерты, ездили кататься на лыжах, понимали друг друга и часто вспоминали человека, которого оба любили.