Почему мы стали жить дольше — и почему это предел

Разумеется, я могу ошибаться, потому что не являюсь ни социологом, ни статистиком. Но я все же возрастной психолог, биолог и вообще уже очень долго живу на этом свете, умею наблюдать и сопоставлять.

И вот чем дальше, тем больше мне кажется, что вся эта история с непрерывным увеличением продолжительности человеческой жизни, отступлением старости и триумфальным приближением человечества к полному бессмертию отдельной особи — это все какая-то, как говорили в перестройку, огромная «разводка», имеющая в своей основе как психологические, так и, разумеется, экономические причины.

С психологическими причинами все понятно — многим (но далеко не всем!) хочется жить вечно. Это и из истории известно, и из повседневной практики. Многие люди воспринимают старость и индивидуальную смерть не как отточенное милосердие природы, а как сплошной ужас-ужас. И если кто-то обещает в ближайшие две-три пятилетки (я еще успею!!) победить смерть, то ему, разумеется, рукоплещут. Если кто-то намерен победить старость с помощью чудо-таблеток или чудо-процедур, то туда, конечно, также сбегаются табунами.

Что касается экономики, то тут тоже все достаточно просто. Есть спрос на тему (издавна и посейчас), есть те, кто может и хочет платить (в невиданных прежде количествах), значит, есть и предложение — и мы его, конечно же, раздуем до совершенно неприличных размеров и наварим огромные проценты.

В результате всего этого «антивозрастного» и даже «антисмертельного» медиабума становится все больше вполне себе нормальных и даже образованных людей, которые совершенно искренне уверены приблизительно вот в чем: «Ученые (наши или британские — не уточняется) неопровержимо доказали: продолжительность жизни отдельного человека за последние сто лет увеличилась в два раза и продолжает увеличиваться. Была сорок лет (и в сорок лет они все были уже стариками и старухами), стала восемьдесят (и в восемьдесят лет все мы, если захотим, можем быть совершеннейшими огурчиками и жить веселой жизнью — с зажигательным сексом и продуктивным, как в молодости, творчеством). Вот-вот наука еще немного продвинется, и тогда мы станем жить вечно».

Вот эта искренняя «средне-культуральная» убежденность кажется мне весьма странной, потому что абсолютно не совпадает с тем, что я знаю, думаю, а также непосредственно наблюдаю вокруг себя.

Начнем с непосредственных наблюдений.

Моя мама и моя бабушка скончались в возрасте 87 и 83 лет соответственно. Причем все понимают, что, в связи с историей нашей страны и местом проживания (преимущественно — город Ленинград), их жизнь вовсе не была легкой и безоблачной. Моя прабабушка умерла в возрасте 37 лет вместе с двумя из семи своих детей — от холеры во времена гражданской войны.

Дедушка умер в возрасте 64 лет от последствий ранения на фронте. Его брат погиб на войне. Прабабушка дожила до 92-х лет. Все сестры (в семье было 11 детей) тоже справили 80-летие. Вдова баба Маня, одна из моих двоюродных бабушек, в 70 лет сделала круговую подтяжку лица (в то время это была просто страшная редкость) и вышла замуж за человека на двенадцать лет ее моложе. Через два года он умер, а баба Маня еще долго жила и ухаживала за садом, в котором было 34 яблони.

В общем-то, это как раз те самые «сто лет назад», когда люди «жили по сорок лет и все были уже стариками». 

— А откуда вы знаете, что они были?

— Да вы литературу того времени почитайте! Хоть бы Чехова! Там же написано «в комнате сидела старуха», а если внимательно посчитать, то старухе было 44 года!

Надо признать, что у Чехова действительно были довольно странные отношения с возрастом. Например, «Скучную историю» про глубокую психологическую старость от имени героя, которому 62 года, он написал в возрасте 29 лет.

Но из других описаний и мемуаров, а также из личных рассказов, которые я слушала в детстве, я прекрасно знаю (и записи в метрических книгах это подтверждают), что в XIX веке даже в деревнях (где люди много и очень тяжело работали и действительно рано физически изнашивались) были отнюдь не единичные случаи, когда женщина рожала последнего выжившего и впоследствии выросшего ребенка в 44 и даже в 46 лет. Причем обратите внимание на то, что это случалось во времена полного и окончательного отсутствия репродуктивных технологий и очень несовершенного родовспоможения.

Что же у нас сейчас происходит с возрастом и продолжительностью жизни, на мой собственный взгляд?

Мне кажется, что здесь все достаточно просто и не очень оптимистично для провозвестников «вечной жизни и веселой старости». Но вполне оптимистично для тех, кто любит жизнь такой, какой она задумана природой и усовершенствована человеческой цивилизацией. 

1. Существует видовой предел жизни особи любого биологического вида. При хорошей генетике, благоприятном уходе, адекватном лечении и отсутствии естественных врагов какой-то (небольшой) процент особей вида может дожить до глубочайшей и почти беспомощной старости. Судя по всему, у вида «человек» этот предел находится где-то в районе 120 лет. Перепрыгнуть его, оставаясь в пределах своего вида, мы не сможем. Единичные люди, дожившие до этого предела, были известны всегда, у любых народов и в любую эпоху. Значимо и достоверно перевалившие этот предел — неизвестны.

2. В природных условиях никакие животные до естественного видового предела продолжительности жизни и даже до глубокой старости не доживают никогда. Они гибнут от болезней, ран, их съедают те, кто ими питается, или с возрастом они теряют силы, перестают добывать себе еду и умирают от голода.

3. В неволе практически у всех животных, для которых найдены адекватные условия содержания, продолжительность жизни существенно увеличивается. Иногда в разы. Это связано с отсутствием в неволе естественных врагов, гигиеничностью среды, постоянной доступностью разнообразного корма, неподвластностью природным катаклизмам и лечению антибактериальными и прочими препаратами. Например, средняя продолжительность жизни бурундуков на воле — полтора-два года. Бурундук Мяфочка в моей квартире прожил почти семь лет.

4. Отдельные особи вида человек всегда доживали до весьма преклонных лет. Массово — никогда не доживали. Ибо работа у значительной части населения была изнуряюще тяжелой и опасной, адекватных лекарств не было, а условия коллективного бытия способствовали разнообразным эпидемиям.

5. Что изменилось за последние сто лет? Были наконец выработаны оптимальные условия «содержания человека в неволе». Скачком улучшились массовые гигиенические навыки. Отступили голод и холод. Работа стала гораздо легче физически (но не психологически!). Медицина внедрила антисептику, антибиотики и гормональные препараты. 

6. Что касается статистики про «продолжительность жизни увеличилась в два раза». Надо понимать: это средняя продолжительность жизни по популяции, вроде средней температуры по больнице. Но тем не менее — статистически увеличилась? Увеличилась. Первая и главная составляющая: качественное уменьшение младенческой и детской смертности. Вторая, очень значительная — отсутствие на сегодня массовой смертности от массовых же эпидемий, вроде тифа, испанки, холеры и пр. И, наконец, третья и не такая большая: «в неволе все звери живут несколько дольше» (до бурундуков нам тут далеко, что показывает пример моих недавних предков). 

Подытожим. В более-менее благоприятных физических, эпидемиологических, гигиенических и психологических условиях человеческая особь всегда могла и сейчас может прожить около восьмидесяти лет. Причем последние годы часто (но не всегда!) — это глубокая старость, требующая общественного ухода.

Единичные особи могут прожить чуть ли не в полтора раза больше, но это увеличение продлевает именно старость, а не молодость и даже не зрелость.

Вся динамика, которую мы наблюдаем в последние 50-70 лет, связана только с улучшением условий повседневной индивидуальной жизни, которые в цивилизованных странах (которые, собственно, и озабочены означенными проблемами) улучшать уже особо некуда, ибо они и так вполне адекватны. Так что можно надеяться только на прогресс медицины. Но здесь тоже, кажется, обозначаются проблемы, связанные с тем, что у «длительно и хорошо живущих в неволе» цивилизованных людей вроде бы достоверно растет количество заболеваний, которые условно можно назвать «болезнями эскапизма» — аутоиммунные заболевания (включая рак), ранний альцгеймер и прочие нейродегенеративные болезни, заболевания аутистического спектра и всякое такое. Я бы связала это с тем, что, хотя современная жизнь стала несравнимо легче и комфортнее физически, психологически возникли новые нагрузки, к которым наш организм и наша психика пока не очень адаптировались. Но это уже совсем другая тема.

В заключение: разумеется, я не претендую ни на какую истину. Просто размышления вслух на тему, которая в последние годы уж очень у всех «на слуху».