Мой сын — дворник

— И главное, главное — я ведь все это сама, своими руками и сделала! — женщина, назвавшаяся Ириной, то сокрушенно качала головой, то останавливала это качание, в отчаянии вцепляясь пальцами в пышную прическу.

Я уже знала, что у нее и мужа один сын по имени Иван. Ивану сейчас 16 лет, он учится в десятом классе.

По всей видимости, с ним случилось что-то ужасное, но что именно — я пока не понимала.

— Иван бросил школу? — спросила я наугад.

Женщина, не поднимая лица, отрицательно помотала головой.

— Он чем-то заболел?

Опять отчетливое «нет».

— Вляпался во что-то криминальное? — Последнее мое предположение выглядело совсем уж странным, ибо как совершенно социально адаптированная на вид мать могла бы этому поспособствовать, а уж тем более «сделать это своими руками»?

Снова ожидаемое отрицательное качание головой.

— Да расскажите уже, что там у вас!

Рассказ ее был странноват, но по-своему весьма забавен и показателен. Несколько раз я ловила на своем лице улыбку, но гасила ее из уважения к переживаниям собеседницы — совершенно искренним.

И Ирина, и ее муж закончили Политех. Там и познакомились, но поженились лишь спустя восемь лет после окончания института, случайно возобновив старое студенческое знакомство, которое вдруг, неожиданно для обоих, переросло в роман. Муж Ирины и сейчас работает по специальности и является весьма востребованным, она же, слегка переучившись, занялась экономикой и сейчас занимает высокую позицию в не очень крупной фирме.

Через два года родился их единственный сын. Какие именно надежды возлагали на Ваню амбициозные и образованные родители, я думаю, всем читателям понятно, разжевывать не надо.

Ребенок был здоровый и милый, но звезд с неба не хватал.

Развивали. В три года отец пытался играть с ним в логические блоки Дьенеша и учить читать по карточкам Глена Домана, но ребенок абсолютно никакого интереса к блокам и карточкам не проявлял — любил лопать мыльные пузыри, разбивать лед на лужах, качаться на качелях и катать с горки машинки — как, в общем-то, трехлетнему ребенку и положено.

Потом было еще всякое — подробно рассказывать не буду, потому что скучно.

Но в результате все-таки удалось подготовить Ваню к гимназии.

В начальной школе Ваня учился даже неплохо — с плотной, как респиратор на лице, помощью мамы и папы. Сопротивляться не пытался, дышал аккуратно. Имел друзей отнюдь не из «элиты» класса (что родителей, конечно же, расстраивало), учительнице нравился, потому что характер имел легкий и дружелюбный. В средней школе у Ирины и ее мужа возникли идеи об учебной самостоятельности сына — «он сам должен отвечать», «он должен понимать, что учится для себя», «у него должна быть собственная мотивация» и все такое прочее. Откуда все это у Вани вдруг возьмется в сложившихся обстоятельствах, никто не задумывался.

Однако к концу пятого класса были предприняты усилия «предоставить сыну самостоятельность». Успеваемость резко скакнула вниз. Классный руководитель «указала на проблемы». Родители «спохватились», нажали на Ваню, «сели» с ним и к концу года все более-менее исправили. Потом эти качели повторялись еще не раз, парень привычно «запускал» учебу, прекрасно зная, что самому напрягаться и контролировать процесс не надо, связка «учитель — родители» в нужный момент прибежит, наорет, надавит на него с нужной силой, предоставит ресурсы, и все как-то образуется. 

Однако общий тренд оставался нерадостным: гимназическая программа становилась все сложнее, Ваня учился все хуже. Родители пытались внушать, грозить, запугивать, но получалось плохо — Ваня им то ли не верил, то ли просто не очень боялся. «Тебя выгонят из гимназии!» — «Ну выгонят». — «Ты не сможешь поступить в институт!» — «Ну не смогу». — «Ты пойдешь в армию!» — «Ну пойду». — «Ты не найдешь интересной работы и будешь работать дворником!» — «Ну посмотрим». Однако на психосоматическом уровне наезды, кажется, действовали: у всегда здорового Вани вдруг появились тики и экзема. Ходили к специалистам. Специалисты прописали мази и таблетки и все в один голос сказали: отстаньте от парня, с ним все в порядке.

В конце концов родители сели за стол, устроили мозговой штурм и пришли к в общем-то верным выводам:

— Мы всегда все решали и почти все делали за него. У него всегда все было. Ему реально не для чего напрягаться. Он просто не знает, что это такое, зачем нужно, в чем радость и ценность преодоления и т. д. И поэтому он такой никчемный и ни в чем не заинтересованный.

Поделились своими выводами с Ваней. В заключение хором, пафосно произнесли хрестоматийное: ты не знаешь, что такое неквалифицированный физический труд, ты даже кровать за собой заправить не можешь! Вот станешь дворником…

Не знаю, на какую реакцию они рассчитывали, но давно уже апатично-вялый Ваня вдруг оживился и сказал:

— А я хочу попробовать, мне уже 14, можно мне дворником?

Родители переглянулись. 

— А пусть попробует! — сказал отец.

— Согласна! — сказала Ирина.

Как найти подход к ЖЭКу с его дворниками, родители не сообразили. Но Ирина работала в небольшом офисном центре недалеко от дома, вокруг которого имелась довольно большая дворовая территория. По случаю была знакома с главным администратором, к ней и пошла. Объяснила ситуацию. Женщина (у самой двое сыновей с проблемами) отнеслась к инициативе отчаявшихся родителей с пониманием и одобрением:

— У нас есть две ставки, на полторы работает Фатима, вот ей в помощь на полставки и дадим вашего Ивана. Она ему и покажет, и научит. Только ведь это надо будет в полшестого вставать, чтобы до школы убрать, он понимает?

— Поймет! — решительно сказала Ирина. — А когда поймет, на все, что ему на блюдечке приносят, по-другому и взглянет.

— Абсолютно, вот абсолютно с вами согласна! — закивала администраторша.

С понедельника Ваня вышел на работу помощником дворника.

С тех пор прошло два года. 

***

— Он до сих пор работает? Я правильно вас поняла?

— Правильно. Фатима в прошлом году родила третьего ребенка, они с ней друг друга все время подменяют и деньги делят в соответствии.

— Ваня учится в школе? И даже как-то перешел в десятый класс?

— Да, перешел. Да, учится. Правда не в гимназии, а в обычной дворовой школе.

— И как оценки?

— Тройки, четверки.

— Он учится сам?

— Сам. Нас он к своей учебе не подпускает. Из своей зарплаты выделяет нам деньги «на еду».

— Так что же вас не устраивает?! У вас же все получилось! Он сам за все отвечает…

— Это как будто не наш сын!

— В каком смысле?

— Ему нравится работать дворником! У него нет амбиций, идей, творческих мыслей, он ничего не хочет. Он говорит как будто издалека, как человек из другого, какого-то докоперниковского мира. На праздник его куда-то звали резать барана — мы не пускали, он хлопнул дверью и ушел. Мы боимся, что он примет ислам.

— Я хочу поговорить с Ваней. Если он согласится.

***

Ваня высокий, хорошо сложенный, светловолосый, спокойный. На запястьях и за ушами следы экземы.

— Мне действительно нравится работать дворником. Мне раньше все время казалось, что я сплю. Как будто дымка и в ней ходишь и делаешь что-то. Даже не неприятно, но странно. Просыпался немного, когда играл в компьютерные игры с друзьями. Но и там — они все хотели выиграть, а я — нет. Я не знаю, почему так. Я как будто ожил, когда стал работать. Мне сразу понравилось. Можно сказать — эстетически. Во все времена года. Я же рассветы вижу, когда тихо еще, свежо и никого нет. Как шуршит лопата, когда сгребает снег. Разбивать лед. Когда листья осенние сгребаешь в кучу, они такие разноцветные и так остро и сильно пахнут. И дождь — гонишь воду к люку метлой, а она пенится. А когда трава и листья пробиваются — я же раньше жил и не видел этого. И даже мусор — это как будто такой рассказ про то, что было, как люди жили. И когда все уже убрал — идешь, смотришь, или на лавочке сидишь — красиво. И люди разные, интересные — ты их тоже видишь, как в кино, только по-настоящему. Я со многими познакомился.

— Ирина боится, что ты примешь ислам. И этот баран…

— Баранов убивать мне не нравится, я поехал, чтоб их не обидеть. Это доверие, его нарушать нельзя, вы понимаете? Фатимы младший сын позавчера сказал первый раз — Ваня. А старшему я с уроками помогаю. Ислам… не знаю пока. Я думаю. Мне хорошо. Все куда-то бегут, чего-то боятся. А у меня этих проблем нет. Знаете, почему я к вам пришел?

— Нет. Почему?

— Мама думает, что это она во всем виновата — ну что устроила меня тогда дворником, и я теперь не подпрыгиваю как все — сдать ЕГЭ и в хоть какой, но институт. А на самом деле это вы виноваты, — и лукаво-извиняющаяся улыбка.

У меня прямо челюсть отвисла. Это еще что?

Я воспитана как литературоцентричный человек, поэтому сразу стала вспоминать: не воспевала ли я где-нибудь в своих повестях и романах профессию дворника? Вроде нигде никогда, только в очень ранней повести мама одного из главных героев была дворником, но когда эту повесть издали, мать Вани еще ходила в начальную школу. Исключено!

— Мы у вас с мамой были, когда я чесался и дергался, — пояснил Ваня. — Вы не помните, конечно. А я запомнил. Вы тогда сказали: ты чего-то очень боишься. Я не знаю чего, и ты мне не говоришь, не можешь или не хочешь. Это твое право. Но есть прием: представь, что самое страшное уже случилось, и подробно вообрази, что ты будешь тогда делать. У тебя должен быть план, это заставит страх несколько отступить.

Меня всегда пугали самым страшным: ты станешь не таким, как мы хотим. Как все нормальные люди. Ты станешь дворником. Что это — быть дворником? — думал я. — Как это? Действительно страшно? А потом у меня появился план.

— Но я-то говорила «вообразить».

— Что ж, я пошел дальше, — улыбнулся Ваня. — Вы мне еще что-нибудь скажете?

— Пожалуй, остерегусь, — ухмыльнулась я и, подумав, прочитала ему Кольриджа в переводе Лозинского:

«Ты всякое полюбишь время года:
Когда всю землю одевает лето
В зеленый цвет. Иль реполов поет,
Присев меж комьев снега на суку
Замшелой яблони, а возле кровля
На солнце курится; когда капель
Слышна в затишье меж порывов ветра
Или мороз, обряд свершая тайный,
Ее развесит цепью тихих льдинок,
Сияющих под тихою луной».

— Офигенно! — помолчав, сказал Иван. — Может, он тоже дворником работал?