Два письма, или Как найти выход из безвыходной ситуации

Мужчина очень нервничал. В руках он держал ключи от машины и свернутый в четыре раза лист бумаги, уже стершийся на сгибах. Я подумала, что на листке либо характеристика из школы, либо вопросы, которые просила задать про ребенка жена.

— Я не знаю, что делать, — сказал мужчина дрогнувшим голосом.

Мне сразу стало его жалко. Подумалось вдруг, что мужчины практически никогда не приходят ко мне с пустяками.

— Рассказывайте. Что за листок у вас в руках?

— Это я распечатал. Письмо. Мне. Пришло полтора года назад.

— От кого письмо?

— От Татьяны, женщины, которая… мы в детстве на одной улице жили, в моем родном городке. Учились в одной школе, играли, можно сказать, вместе росли.

— У вас был роман?

— Нет! Нет! С ней — не было. Прочтите! — наконец решился он.

Я развернула распечатку, уже понимая, что передо мной — трагедия.

«Здравствуй, Степан!
Пишет тебе Таня Конокошина, может, ты меня еще помнишь, мы через два дома от вас жили, я училась в параллельном. Черненькая такая, с двумя косами, ты меня в детстве вечно за них дергал и кричал: ”Но, лошадка!” Я с Люсей Митрохиной всегда дружила. Вспомнил? Написать теперь хочу тебе про Люсю, потому что сама она не напишет ни за что, а мне кажется важно, чтоб ты знал. Я тебя сама нашла в интернете во “ВКонтакте”, и там фотографии видела, и страничку твоей жены смотрела, и адрес почты там тоже был. Но Люся, конечно, все это тоже видела, не думай, потому что все эти годы она тебя ни на минуту не забывала, уж я-то знаю.
Чтобы не тянуть, потому что больно очень и тягостно писать, прямо пальцы у меня сводит и в сердце свербит. У тебя, Степан, есть дочь, Настя, 12 лет. Она больная, отстает в развитии, а подробнее я не знаю, но так девка очень милая, добрая и веселая. Люся ее растила сначала с мамой своей, а потом четыре года назад тетя Тамара умерла. А нынче Люся тоже заболела злосчастной нехорошей болезнью — раком желудка. И если она помрет, то Насте одна дорога — в детский дом. А как есть у девки живой отец, я считаю, он знать должен.
Надо мне тебе, наверное, еще объяснить, почему так вышло. Это от гордости все, чтоб ей пусто было. Ты когда в армию ушел, Люська, как узнала, что у нее ребеночек будет, тебе не написала, потому что хотела сначала родить и тебе подарок и сюрприз сделать: возвращаешься ты такой, а у тебя уже и жена, и сын готовый или дочка. А Настя раньше времени и сразу больная родилась. А может, врачи что-то там с ней напортачили, ты нашу больничку районную сам знаешь, чего тебе рассказывать. То ли не дышала она, то ли не ела сначала, я уж не помню. И Люська решила, что такой ребенок — какой же сюрприз? Обуза сплошная. Говорила: буду пока лечить, вытягивать, а там Степа сам как решит. Пока ты ей еще писал из Питера — она все надеялась и ждала. А как потом написал: не жди, не приеду, будь счастлива, — так и все. Она четыре дня лежала, почернела вся, тетя Тамара ей насильно еду и питье впихивала, и мы все вокруг на разные голоса скулили, а потом Настька рядом с ней легла, обняла ее и так лежала, и тоже не ела и не пила и в туалет не ходила. Тогда Люся встала, улыбнулась и сказала нам: ну что ж, живем дальше. Я ей говорила сто раз: напиши Степану, в Питере же возможности Настю лечить — не сравнить с нашим райцентром, может там врачи чего дельное скажут. А она: если я ему не нужна, так чего ж его дефективным ребенком обременять. Говорю: гордость все это, чтоб ей ни дна ни покрышки.
В общем все тебе как есть обсказала, а теперь сам решай. Прости, что смутила твою счастливую жизнь, но так уж мне показалось, что теперь правильно будет. Ругай меня теперь, если захочешь и тебе так легче будет.
Таня».

Я долго молчала, в красках представляя себе всю эту долгую-долгую историю. Степан смотрел в пол и крутил в пальцах ключи.

— Это было полтора года назад, — наконец сказала я.

— Да.

— Как я поняла из письма, вы женаты. В браке есть дети?

— Да, двое мальчиков. Шесть лет и три с половиной.

— Получив письмо, вы…?

— Поехал в родной поселок.

— Там на тот момент оставался кто-то из ваших?

— Нет, мои родители продали все и уехали с сестрами в Краснодарский край практически сразу, как я в армию ушел. Мама моя оттуда, ей на севере всегда не нравилось.

— Вы приехали и…?

— Увидел Люсю. Познакомился с Настей, — на его скулах ходили желваки. Я испугалась, что сейчас он сломает ключ и не сможет открыть машину. — Люсе сделали операцию, она выглядела ужасно. Настя… Насте по уму было лет пять-шесть, но у нее уже росла грудь.

— А потом?

— Потом я оставил денег и уехал. И еще потом, конечно, деньги переводил.

— Вы любили Люсю?

— В наши с ней 15–18 лет? Конечно, любил! Это была моя первая настоящая любовь. Мы оба были друг у друга первыми. Помню, как у меня прям сердце от нежности заходилось, когда я на нее смотрел… Но… мне всегда хотелось уехать из поселка. А она хотела жить там. Любила там все: лес, поля, речку. Чтобы были куры, дети, хозяйство, баня… Мечтала об этом все время, рассказывала мне во всех подробностях, как у нас будет. Я не возражал, слушал, чтобы ее не расстраивать, да я и вообще мало что тогда мог сказать, да и сейчас…

— Ваша нынешняя семья…

— Очень счастливая. Но не с неба упало. Жена моя тоже приезжая. Мы втроем в студии жили, а теперь, как младший родился, ипотеку взяли. Двухкомнатная квартира у нас. В одной наша спальня, другая — детская. Жена с мальчишками к вам приходила (вы не помните, конечно), вы ей сказали, чтоб никаких двухъярусных кроватей, а нужно сразу комнату зонировать, и чтоб у каждого — место только для него и можно отделиться. Мы так и сделали, я сам все придумал и построил, чтобы складывалось гармошкой, и теперь можно убрать — получается большая комната, а можно разделить — и каждый в своем пространстве. Им и так, и так нравится, они в гости друг к другу ходят, но вообще-то — дружные ребята. И мы с женой — тоже. Жена у меня, она вообще-то декоратор по образованию, с художественной то есть жилкой. Мы с ней вместе для нашей квартиры по магазинам ходили — считай, каждый гвоздь выбирали, чтобы сразу на своем месте. Мы с женой решили так: это наша окончательная уже квартира, мальчишки вырастут, пойдут судьбу искать, как мы сами когда-то, а мы с ней тут останемся. Старая у нас квартира, с историей, с высокими потолками, мы только так и хотели, за Невой, до центра 10 минут езды, мы туда все время семьей гулять ездим или даже пешком через мост — очень нам обоим Петербург нравится, красиво так, ходили бы и ходили, а мальчишкам чтобы с самого начала — родное, свое. А еще мы собираемся за следующие лет десять дом за городом построить — это как бы дача, но со всеми удобствами. Родовое, так сказать, гнездо, чтобы в старости там самим жить, и мальчики чтобы с внуками приезжали. Место уже присмотрели, сейчас ищем участок подходящий, чтобы у реки или озера…

— Степан!

— Да. Простите. Люся умерла. И сейчас у меня выбор.

— Ваша жена знает?

— Да. Я ей сразу сказал. И письмо Татьяны дал прочесть. Она сказала: «Как ты решишь. Я со всем соглашусь». Так и правильно, конечно, это же моя история. Но нечестно — нет у нее на самом деле никакого выбора и деваться ей, что б я ни решил, некуда, она сейчас из дома подрабатывает чуть-чуть, но в основном, конечно, я добытчик, и квартира — на меня, и машина, и вообще… Если я сейчас Настю привезу, то все сразу рухнет. Вообще все. Где ей жить? У нас в спальне? На кухне? С мальчиками? Ей сейчас 14, она не злая совсем, но крупная, расторможенная и капризная, чуть что — начинает визжать и топать ногами. И еще — это Таня меня предупредила — сексуально озабоченная, очень ее эта сфера в последнее время интересует. Учитывая, что она нас фактически не знает…

— Степан!

— Да. В общем выбор у меня сейчас, если чуть-чуть углы заострить, получается такой: либо целиком погубить свою нынешнюю жизнь и заодно счастье жены и сыновей, либо свою душу, отказавшись от родной осиротевшей дочери.

— Почему-то мне кажется, что вы уже выбрали.

— Вам правильно кажется, — сказал Степан и, к моей досаде (надо было раньше дать ему крутить что-нибудь из моего игрушечного инвентаря!), сломал-таки машинный ключ. Тупо посмотрел на две его части и убрал обе в карман.

— Тогда давайте обсудим возможности и детали.

— А разве есть какие-то возможности? — оживился мужчина.

— Возможности всегда есть, — вздохнула я.

*** 

С трудом, но Степану удалось устроить Настю в интернат в Ленинградской области. Туда они с женой и мальчиками ездили два раза в месяц. Один раз взяли Настю на новогодние каникулы, но это обернулось таким сложносочиненным кошмаром (каждый читатель может вообразить его себе в меру своей фантазии), что последующие полгода жена и мальчики в интернат ездить категорически отказывались, и Степан ездил один. Потом медитация на тему «она же просто больной ребенок» или любовь к отцу и мужу возымела успех, и семейные посещения возобновились.

По моей наводке Степан все время искал диагностику, лечение и коррекцию. Сначала им долго не везло, а потом повезло неожиданно (или закономерно? — ибо сказано весьма давно: «ищите и обрящете») — детский психиатр из Бехтеревки подобрал-таки комбинацию лекарств, на которой практически ушли излишнее возбуждение и расторможенность девушки. Настя вдруг заинтересовалась цветами и всякими ремеслами, которые у них в интернате процветали силами волонтеров. Стала запоем читать дамские романы в мягких обложках и шить шкатулочки из открыток.

— А может, она потом сможет за городом жить? — робко мечтал Степан. — Ну вот у нас там, на озере, когда дом построим. Пока мы работаем, будет за домом присматривать, собачку ей для безопасности заведем, она животных любит…

Но пока на горизонте все равно маячил психоневрологический интернат для взрослых, а в «родовом гнезде» все еще имелся только дощатый сарайчик, капитальный ленточный фундамент и больше ничего (финансовые возможности семьи ускорить процесс, увы, не позволяли никак).

И тут на семейном горизонте возникли родители Степана. За истекшие годы обе сестры Степана выросли и уехали из станицы, где обосновались старики. Одна сестра перебралась в Краснодар, а другая — вообще в Польшу. Большое по привычке хозяйство, большой пустоватый дом и еще одно письмо, теперь уже от матери:

«Степа, мне Люся всегда очень нравилась, вы с ней были как два голубка, и если б я тогда знала, как там все обернулось, так тебя бы хоть мордой об порог заставила вернуться и вопрос решать. Да теперь что ж, упокой Господи ее душу, а вот старшая наша внучка — чего же, скажи нам с отцом ради Бога, она совсем плоха, или как? Если ничего, так привези ее на смотрины, тут солнце, земля, скотина и витамины, может, и ничего еще, надо ж нам на старость о ком-то заботиться и нам чтобы стакан воды подали, если что. Приезжайте в общем, ждем вскорости. 
Мать твоя Ирина.
ПС И отец привет шлет супруге, внукам и внучке».

Смотрины состоялись. Бабушка с внучкой рылись в огороде, кормили кур и вместе смотрели сентиментальные сериалы по телевизору. Дед сказал: «Что старый, что малый», — и махнул рукой, что, вероятнее всего, выражало согласие.

Что ж, пожелаем им удачи.

А что вы думаете об этом? Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект „Сноб” — Личное». Присоединяйтесь