Вадим Рутковский: Жизнь с Путиным, романтика, насилие и секс. Основные цвета фестиваля «Движение»
Начну с сугубо личного замечания — не про кино, про город Омск. Никаких рациональных объяснений этой ремарке нет — может, в прошлой жизни я был сибиряком, Бог ведает, так или иначе, здесь я чувствую себя максимально комфортно, и даже центр города, перерытый в этом году почище, чем утрамбованная собянинской плиткой Москва, кажется уютным. Несмотря на все дорожно-тротуарные работы. Мне очень нравится Омск. И для такого зачина у меня есть оправдание — документальный конкурс «Движения», сделавший акцент на почти дневниковом, предельно личном кино. В предыдущем репортаже я говорил о фильме-исповеди, я-фильме Владлены Санду «Святый Боже» — в программе нашелся почти зеркальный конкурсант: «Одна такая» Светланы Прокудиной, выпускницы мастерской Марины Разбежкиной и Михаила Угарова.
Светлана тоже снимает фильм о себе (отчасти) и своей матери (в основном); к счастью, Галина Прокудина жива и может и рассказать о себе, и постоять за себя; она обаятельна, привлекательна, полна жизни, порой смешна — как может быть смешна любая мать, увиденная глазами взрослой дочери. Как может быть смешон любой человек, в которого долго и пристально всматривается камера. Впрочем, Галина — то слишком наивная, то чрезмерно заботливая, способная расплакаться от столкновения с Москвой — «столицей Таджикистана» и расстроиться из-за переплаты 15 лат на тбилисской барахолке, уникальна; как каждый из нас; название не врет. В «Одной такой» есть эпизод, буквально рифмующийся с фрагментом фильма «Святый Боже» — встреча героинями нового года под традиционное обращение традиционного президента Путина. У Владлены Санду это глубоко трагичный эпизод: отверженность, безысходный дисконнект, несовместимость официозного благолепия в телевизоре и реальной жизни изгоев поневоле. У Светланы Прокудиной — бронебойная комедия: неунывающая Галина комментирует президентскую речь, устанавливая реальный диалог с телевизионным фантомом. Венчает сцену задушевная реплика: «Спасибо, дорогой!»
«Одна такая» — кино безусловно хорошего настроения. Как и «Лето замерзших фонтанов», участник основного конкурса, снятый грузинским режиссером Вано Бурдули. Сопродюсер — Сергей Сельянов, этим и объясняется участие фильма в национальном российском фестивале. Впрочем, один из мотивов 4-го «Движения» — интернационализм и пересечение культур; так в галлюцинаторном «Ферруме» Прокопия Бурцева, режиссера из Республики Саха, обязательное для якутской волны растворение в таежном пейзаже и синтез мифологии и назидания органично дополняют ироничные заимствования из фильмов про якудзу, японский квайдан ладит с европейской готикой и призраком Такеши Китано. В конкурсе короткого метра есть тонкие этюды на тему «любовь — это весело»: «Совпали» сделан в Литве москвичками, сценаристом Нелли Высоцкой и режиссером Марией Едемской, «Гиваргезе упал в любовь» — уроженцем Екатеринбурга Русланом Бекшеновым в киношколе Абу-Даби. Но я отвлекся; возвращаюсь к очаровавшему публику «Лету замерзших фонтанов», многофигурной композиции, составленной из жителей одного тбилисского квартала. Здесь красивы все: женщины, старики, дети, нет зла, а терпимую и не лишенную сладости боль доставляют лишь вынужденные разлуки с любимыми — или измены любимых. По сути, эта теплая комедия и структурой, и гуманистическим посылом походит на мейнстримный хит Резо Гигинеишвили и Ко «Без границ». Только здесь всё медленнее, печальней, нежнее и страннее, чем принято в мультиплексах; акварель вместо масла; меньше бодрого утра, больше сумеречной печали.
Зал растаял — как мороженое эскимо в картонной коробке одного из героев, уличного торговца, не заметившего, что лето кончилось; со зрительским умилением покончил следующий участник основного конкурса, фильм писателя Владимира Козлова (три года назад он дебютировал в кино отменной «Десяткой») «Аномия». Название, конечно, то еще, я долго запоминал; для расшифровки процитирую википедию: «от франц. anomie — беззаконие, безнормность; понятие, введенное в научный оборот для объяснения отклоняющегося поведения (суицидальные настроения, апатия, разочарование, противоправное поведение). Состояние общества, в котором разложение, дезинтеграция и распад определенной системы устоявшихся ценностей и норм, ранее поддерживавших традиционный общественный порядок, отныне не соответствует новым сформулированным и принятым государством идеалам». Фильм Козлова, снятый с непрофессиональными актерами в Калининграде, за 150 тысяч рублей, не стесняется грязного звука любительского кино, обращая особенности технологии DIY в сильнейшие эстетические достоинства.
Кажется, только так и следовало рассказывать историю двух провинциальных девиц (одной повезло, поступила и теперь выслушивает бубнеж лектора о России в кольце врагов, другая экзамены провалила и подыхает от скуки за стойкой магазина), потаскушек и подруг до гроба, ставших кровными врагами, когда не поделили парня. Гиперреализм «Аномии», построенной как набор законченных черно-белых эпизодов-открыток, уживается с брехтианской отстраненностью (можно вспомнить и бесстрастного австрийского хроникера обыкновенного безумия Зайдля) и перерастает в социальный гиньоль; повседневность под увеличительным стеклом граничит с сюром. Козлов, как когда-то Кира Муратова в «Астеническом синдроме», ставит диагноз всему обществу, поднимаясь — без видимых усилий, не выходя за рамки бытовой криминальной истории, — до глобальных обобщений. Здесь есть фиксация одного из симптомов аномии — «низкой степени воздействия социальных норм на индивидов и их слабую эффективность в качестве средства нормативной регуляции поведения», есть точнейший образ России наших дней — бесконечного гипермаркета, наполненного броуновским движением человеческих частиц. И есть сырой панковский драйв, который реально выбесил многих зрителей и членов жюри.
«Арбузные корки» Бориса Гуца (на сайте можно посмотреть его короткий метр «Твой брат так умеет») — другой конкурсный фильм, тоже независимый (но снят с безусловным профессиональным качеством; оператор — Саша Тананов — работал и на фильме «Эликсир», участнике прошлогоднего «Движения», из Омска отправившемся прямиком на Берлинале), тоже рассказывает сугубо частные истории и также метко бьет в болевые социоисторические точки. Три главы, названные по именам и прозвищам главных героев — «Герыч» (Ярослав Жалнин), «Америка» (Анастасия Пронина), «Матвей» (Евгений Алёхин), три версии одного отрезка времени — утра на еще безлюдном пляже где-то на московской окраине, запутанный клубок детских и семейных травм, сексуальных наваждений и комплексов. Со снайперской точностью в сценарии расставлены метки, якоря, пригвождающие действие к «здесь и сейчас», России времен Владимира Путина; за крепко сбитым каркасом молодежной драмы, полной блистательных диалогов, на зависть говорливым героям американского инди-кино, просвечивает эпическая драма страны.
