Вадим Рутковский: Государство — к ответу. Каннский фестиваль поддержал трудовой народ

Антихудожественный свист

Некоторые мои коллеги любят рассказывать в репортажах, как в Канне освистали тот или иной фильм. Тут надо прояснить, что это значит и кто издает свист, точнее, звук «бу-у-у-у». Возмущенный вой на финальных титрах (на моей памяти самый громкий и отвратительный достался «Границам рассвета» Филиппа Гарреля и «Морю деревьев» Гаса Ван Сэнта) — особенность исключительно каннских пресс-показов, где букают критики, преимущественно итальянские (на официальных премьерах и повторах все фильмы собирают аплодисменты разной степени). Эти существа мало похожи на лучших представителей человеческого рода, а самые агрессивные не похожи на людей вовсе — и если на титрах они букают, то во время просмотра пукают, хрюкают, рыкают, короче, издают уйму раздражающих звуков и запахов. Радиус поражения у них, как у атомной бомбы, широк: на фильм «Она» любимейшего Пауля Верхувена я пришел за 40 минут, занял лучшее место в первом ряду, приготовился наслаждаться — но на расстоянии ряда в три, вроде бы не близко, уселся самый паршивый из «букающих» — я называю его «Слизь» за способность забрызгивать окружающих слюной, и его адский смех изрядно подпортил просмотр (пусть этот тип будет козлом отпущения, иначе чем обьяснить, что мастерский драмеди обожаемого режиссера оставил меня настолько равнодушным).

Выдавать «бу» шумных идиотов за «в Канне освистали» несколько странно. Вот, говорят, эти создания выказали оглушительное неодобрение «Неоновому демону» Николаса Виндинга Рефна — мне повезло, я смотрел фильм не на пресс-показе и пришел в восторг. Это самый радикальный опыт фестиваля, превращающий в агрессивное, пробирающее до печенок искусство роскошь глянцевых съемок. Героиня Эль Фаннинг — совсем юная модель, делающая первые шаги в лос-анджелесской фэшн-индустрии; ее невинность —- даже больше, чем красота — вызывает не столько ревность и зависть, сколько плотоядное возбуждение окружающих (в «Драйве» Виндинг Рефн играл с детской, природной невинностью киллера, здесь открывает космическую глубину в ледяной синеве модельных глаз). В фильме есть хоть и странный, но четкий сюжет, однако пересказывать его бессмысленно: и ради эффекта непредсказуемости (Виндинг Рефн творит такое, что глазам не веришь), и потому что это сюрреалистическая поэма, страшный, болезненный, мокрый и сексуальный сон, пульсирующий оглушительной электроникой (над саундтреком вновь работал Клифф Мартинез). В моем личном рейтинге главные события фестиваля — American Honey и «Неоновый демон» — просто потому, что эти фильмы смотришь, открыв от удивления рот. Удивительного, вообще, мало.

Кстати, председатель жюри Джордж Миллер в интервью высказался примерно так же простодушно: будет, мол, судить, исходя из того, какой фильм останется в памяти. Победил «Я, Даниэль Блейк» Кена Лоуча — Лоуч стал триумфатором во второй раз; первую «Пальму» он получил в 2006-м за «Ветер, который качает вереск», — фильм, который даже не обязательно смотреть, настолько все с ним ясно заранее. Я посмотрел в последний день, на повторе, и сейчас выскажусь, но прежде договорю про «бу». Абсолютным критическим аутсайдером 69-го Канна оказался не «Демон», у которого есть фанаты и кроме меня, а «Персональный покупатель» француза Оливье Ассайяса с американкой Кристен Стюарт; второй (наряду с «Неоновым демоном») фэшн-хоррор конкурса и, как шутят зарубежные товарищи, первый в номинации What the fuck is this? года. Я не очень понял, из-за чего такое возмущение: ок, это, скорее, разочарование, но лучше быть обескураженным, чем усыпленным. А Ассайяс цепляет странностью.

Морин, героиня Кристен Стюарт, работает на условную «Ксению Собчак» — диву по имени Кира, звезду светской хроники, профессиональную благотворительницу: Морин экономит время своей работодательницы на покупках. Помимо хорошего вкуса к платьям, туфлям, сумкам и прочим аксессуарам, Морин обладает паранормальными способностями и общается с духами. Но установить связь с покойным братом Льюисом — он умер три месяца назад от врожденного порока сердца, которым страдает и Морин, — не получается. Такая завязка; впрочем, от вменяемого развития событий Ассайяс бежит — в морок и туман. Зато «Персональный покупатель» предлагает неожиданную форму: это по сути монофильм Стюарт, проводящей две трети экранного времени в iMessage-переписке с неизвестным (возможно, даже не человеком, а привидением). Дать внятную трактовку спиритическим фантазиям Ассайяса сложно, оттого «Покупатель» огреб запредельное «бу» и приз за режиссуру — пополам с «Бакалавриатом» румына Кристиана Мунджу.

Из двух конкурсных румынов я бы выбрал «Сьераневаду» Кристи Пуйю, но фильм Мунджу — о повседневности и морали — тоже очень хорош. А «бу» гроша не стоит; забавнее всего было слышать его во время церемонии награждения, когда получившая «Золотую камеру» за лучший дебют Худа Беньямина (фильм «Божественная», Divines, драйвовая история об арабской девчонке в Париже, зарабатывающей на жизнь торговлей легкой наркотой и влюбленной в белого парня — охранника в супермаркете днем и актера-танцовщика в любительском театре по ночам) слишком увлеклась. Видимо, чтобы остановить затянувшуюся речь, критическое зверье завыло — забыв, что его никто не слышит, ибо критики смотрят церемонию в прямой трансляции, в отдельном зале; войте, сколько влезет.

Разговор в пользу бедных

Беньямина заслужила приз уже одной этой речью — с ненормативной лексикой, слезами, хохотом. Не менее значимой, чем фильм «Я, Даниэль Блейк», стала и речь Кена Лоуча на церемонии награждения. Мне обидно за то, что мой любимый фильм American Honey получил только «утешительный» приз жюри, «Водолея», «Демона» или «Сьераневаду» вообще обошли вниманием, а золото досталось картине, герои которой вызвали у меня отвращение, но в решении жюри есть бронебойная логика — поощрить фильм левого толка, снятый 79-летним классиком; использовать самый недемократичный киносмотр планеты как рупор «бедных людей»; выступить против системы государственного давления; поддержать, наконец, умеренный и добротный реализм. На сцене Лоуч выдал целый политический манифест, не поленившись в очередной раз пнуть ненавидимый им неолиберализм, доведший до катастрофы, и заявить, что другой, справедливый мир возможен. Для меня проблема Лоуча в том, что он наивен, верит, будто счастье (как минимум его персонажей) зависит от того, кто победит на выборах; в бедах человека виноваты тори, среда, бюрократическая машина, конфликт с которой доводит до смерти благородного старика Даниэля Блейка. Суть в том, что пожилой плотник Блейк оказывается на грани нищеты из-за того, что проблемы с сердцем не позволяют ему работать, но социальные службы не считают эти проблемы достаточными для пенсионного обеспечения и пускают Блейка по замкнутому кругу бессмысленной бумажной волокиты. Хотя даже не бумажной, а цифровой — одно из мучений Блейка в том, что он не способен заполнить компьютерную анкету, будучи «человеком карандаша».

Не знаю, как вы, а я не могу сочувствовать человеку, который не способен справиться с тем, на что способен ребенок; представляю, как Лоуч и его постоянный сценарист Пол Лэверти радовались такой находке, но, по мне, в ней есть чудовищная фальшь. Энергии Блейку, кстати, не занимать, мог бы не отказываться от работы (которую ему предлагает вполне достойный прораб), во всяком случае, он без устали нянчится с другой «униженной и оскорбленной», соседкой, безработной матерью двоих детей, прижитых от явно разных отцов, только что переехавшей в социальную трущобу из клетки в социальном хостеле. Да, в финале Лоуч почти в традициях социально обличительной литературы ХIX века толкнет эту несчастную героиню на панель — вот, право, не знаю, кто польстится на ее кислое измученное лицо. Кстати, интересно, попросит ли Лоуч пустить икру с вечеринки закрытия на благотворительные нужды, а то он так переживает, что его герои голодают, сидя без витаминов на благотворительных подачках государства. Почти каждый фильм Лоуча попадает в каннский конкурс; этому повезло и из-за стариковского остервенения, и из-за отсутствия хеппи-энда, и из-за духа времени — с витающей в воздухе агрессией, напряжением, недоверием к госслужбам, выливающимся то тут, то там в акции протеста.

Вообще же решения жюри трудно назвать нерациональными: «Золотую пальмовую ветвь» Лоуча уравновесили Гран-при 27-летнему канадцу Ксавье Долану: в своей экранизации пьесы Жан-Люка Лагарса «Это всего лишь конец света» он одержим только частной жизнью, политика — вне Долана (или Долан — вне политики). Зато он так трогательно — почти как школьник из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» — предвкушает собственную смерть (перенося ее на героя — альтер эго) и фантазирует, как все заплачут. Ну, а пока он сам, получая приз, расплакался от счастья.

Награда за женскую роль — в условиях серьезнейшей конкуренции — досталась филиппинской актрисе Жаклин Жозе, «Маме Розе» из одноименного фильма. Приз за мужскую роль — при явной нехватке претендентов — иранскому актеру Шахабу Хоссейни из «Коммивояжера». Правда, герой фильма никакой не коммивояжер, а учитель, вместе с женой участвующий в театральной постановке «Смерти коммивояжера». Вымученное какое-то название — как и весь фильм, принесший, однако, режиссеру Асгару Фархади награду за лучший сценарий. Потому что про отношения и вроде как с неожиданного ракурса: пара, вынужденная покинуть находящийся в аварийном состоянии дом, переезжает в квартиру, где прежде жила дама легкого поведения (соседи точно в этом уверены), вторжение одного из ее возможных клиентов приводит к физической и эмоциональной травме «жены коммивояжера», что подвергает отношения супругов серьезному испытанию.

С чистого листа

Вот мы строим прогнозы, кто что получит, исходя из собственных вкусов и представлений о прекрасном, но забываем про одну простую вещь: для большинства членов жюри это фильмы-незнакомцы, об авторах которых они ничего не знают. Даже если это крупные авторы. Зато в «Особом взгляде» и жюри, и пресса примерно в равном положении: здесь много дебютов и неожиданностей. Жюри Марте Келлер продемонстрировало безупречно мещанский вкус, наградив финскую картину, дебют Юхо Куосманена «Самый счастливый день в жизни Олли Мяки». Показанная в предпоследний день конкурса ретроистория основана на реальной биографии боксера-неудачника, который проиграл свой матч века, потому что влюбился. Нет, ничего плохого об этом фильме сказать нельзя, он довольно элегантно снят на черно-белую 16-миллиметровую пленку (которая, конечно, все равно оцифрована, так что все усилия немного зря), он обаятельный, забавный, но я, убей Бог, не мог понять, какого черта я трачу 90 минут жизни на жизнеописание какой-то мякоти, овоща, слабака, даром что боксера. И как всерьез можно сопереживать проблеме сброса нескольких килограммов, чтобы попасть в нужную весовую категорию. Считайте, что я испорчен Голливудом, который приучил смотреть фильмы о героях, ориентированных на победу. Но подозреваю, что жюри выбрало компромиссный диетический вариант. Фильм про Олли Мяки стал единственным, на котором я пару раз отключался — и видел во сне цветные эпизоды, отсутствующие в реальности.