На что жалуемся?
«Сноб» поговорил с московскими психологами о том, что заставило людей в конце декабря выйти на площадь, как это на всех повлияло и что будет дальше. А также выяснил, как общественные волнения сказались на содержании бесед с психотерапевтом
-
- Фото: РИА Новости
Маргарита Жамкочьян: Один известный американский социальный психолог Мартин Селигман начинал свои исследования по оптимизму с такого эксперимента: собак запирали в вольер и затем включали слабый ток, который был подведен к полу. Собаки начинали метаться по вольеру, но, не найдя выхода, вскоре распластывались на полу, отказывались двигаться и переставали принимать пищу. Потом собак переводили в другой вольер — тоже с током, но с более низкими перегородками, которые можно было перепрыгнуть. Однако собаки уже не предпринимали попыток выбраться. Затем в эту группу приводили новую собаку с улицы, и та моментально находила выход — перепрыгивала через забор и убегала подальше от клетки. Когда появляется такая нетравмированная собака, остальные тоже могут за ней последовать.
Аналогичные процессы происходят в человеческом обществе.
Не секрет, что рокировка Медведева и Путина стала событием, которое оказало сильное эмоциональное воздействие на всех. У большинства это известие вызвало депрессивное состояние, за которым стояло чувство беспомощности. Люди увидели перед собой тупик и потеряли ощущение перспективы. То, что случилось потом на выборах в Думу, — это был тот самый эффект собаки Селигмана. В одночасье все стало меняться, люди почувствовали, что это их страна и они могут что-то сделать. Так сложилось, что той самой собакой, которая перепрыгнула барьер, стал Навальный, а средой протеста стал интернет.
Все социологи признают, что наше общество атомарно и разобщено. Но после выборов, когда многие вслед за Навальным «перепрыгнули стенки вольера», психологически ситуация поменялась на противоположную: разрозненные «атомы» вдруг увидели друг друга. Это было главное переживание, которое люди вынесли с митингов. Они испытали чувство узнавания.
С этим чувством связана радость ребенка, когда на 21-й день жизни он начинает выделять из окружающего мира свою маму. Это вызывает у него первую улыбку. Именно благодаря радости узнавания у митингов был немного карнавальный оттенок. Все, кто выступали с трибун с чрезмерной серьезностью, не были поддержаны толпой. И отсюда же это потрясающее словотворчество в плакатах. Например, великолепный лозунг «Вы нас даже не представляете», который имеет двойной смысл: с одной стороны, вы не являетесь нашими представителями, а с другой — вы нас не знаете.
Интересно, что в воспоминаниях о февральской революции есть свидетельства о том, что вышедшие на улицы люди чувствовали себя так же радостно. Возможно, русская революция — это всегда карнавал. А вот то, что за ней следует — контрреволюция или захват власти, — отличается звериной серьезностью. Мы освобождаемся смеясь, но во что трансформируется наша свобода — жизнь покажет.
Когда объединяются классы и группировки, возникают партии; а когда объединяются одиночки, которые за двадцать лет выросли и накопили какое-то самоуважение, появляется гражданское общество. В конце 1980-х — начале 90-х не было одиночек. У нас было ощущение свободы, которую мы все получили, но мы были частью общества. Нынешние протесты объединили существующих автономно друг от друга людей. Они связаны интернетом. И готовы объединиться по собственной воле, как острова в архипелаге.
Я вижу, что идет процесс превращения общества из атомарного в молекулярное. Мораль, насаждавшаяся в советском обществе, имела в своей основе высокую идею. Мы уже лет 20-25 прожили в обществе без высоких идей — в обществе, где побеждали низкие идеи. Но мне кажется, за это время у отдельных людей сложились нравственные системы, на которые общество может опереться. Конечно, их пока мало, но, как показывают американские исследования, перемены в обществе происходят благодаря деятельности двадцати процентов активного населения.
Нам надо привыкать к тому, что, будучи даже небольшой частью общества, мы обладаем колоссальной силой. Я думаю, что после выборов (а расклад сил уже понятен) власти придется меняться под давлением этой группы.
Подготовила Ася Чачко

В России выросло не одно поколение людей с чувством подавленного и затаенного протеста. Накал внутреннего протеста зависел от политической обстановки. Каждый раз, когда в России случается очередной период либерализации, в обществе оживают надежды; в периоды реакции, репрессий люди испытывают разочарование и злость. У этих процессов имеется кумулятивный эффект: разочарование и злость накапливаются. Одновременно копятся страх и нетерпение, усиливая жажду перемен у одних и страх перед любыми изменениями в будущем у других.
Этот эффект накопления привел сегодня к тому, что эмоциональная реакция у людей и во время спада, и во время подъема усиливается. Она не вполне соразмерна происходящему здесь и сейчас — и в отчаянье, и в надеждах отзывается энергия подавленных чувств. Так травматик реагирует на сложные обстоятельства гораздо острее, чем не перенесший травму.
События, которые мы наблюдаем сегодня, начались давно. И достигли точки бифуркации, когда было объявлено о рокировке во власти. В тот момент многие впали в депрессию и пережили большое унижение, гнев и, главное, стыд. Когда человек ничего не может сделать, стыд в нем нарастает. Это сработало как сжатая пружина. Люди вышли на улицу, чтобы выразить свой протест. Общество перешло из состояния депрессии в состояние эйфории. На протяжении всего прошлого года некоторые явления протеста вызывали сильный отклик, но это был индивидуальный, точечный отклик. И вдруг точки слились в нечто большее.
С одной стороны, тем, кому хотелось перемен в стране, стало легче дышать. А с другой стороны, в состоянии эйфории многие люди высказываются оптимистично, но далеко не все эти люди смогут удержать и переработать это настроение в позитивное целенаправленное действие.
Ожидания от будущего у большинства россиян балансирует между депрессивным и эйфорическим состояниями. В сентябре, после объявления о рокировке, оно упало. Потом, в декабре оно качнулось в сторону эйфории: «нас много». А теперь начались более мелкие колебания. Разрешит ли власть шествие или нет, будут ли честные выборы или нет и так далее. Начинается этап, когда нужно совершать решительные, иногда небезопасные действия, принимать сложные решения, а не просто «быть в настроении»; нужно действовать, рисковать, брать на себя ответственность, думать и говорить о текущем моменте и о будущем, находясь в фокусе внимания большой и эмоционально заряженной аудитории. И мы можем наблюдать, что у разных людей, которые сегодня активно участвуют в общественно-политической жизни, амплитуда колебаний разная. У кого-то больше надежд, больше требований, кто-то уже пошел на затухание; один говорит: время действовать, другой: надо подождать. Разумеется, за этим стоит разное политическое и историческое мышление, но также и разный темперамент, разная сила личности.
То, как человек реагирует на социально-политические потрясения и что в итоге выйдет из его политической фрустрации или вдруг вспыхнувшего социального оптимизма, зависит от того, как он перерабатывает информацию и защищается от тревоги, как реагирует на угрозу, преувеличивает ее или преуменьшает — все это очень личные реакции. Если события вызывают в человеке сильную тревогу, он, возможно, будет бессознательно избавляться от нее и может заодно избавится от вызвавших ее впечатлений или даже напасть на тех, кто тревожит его покой. (Скажем, напишет у себя в блоге, что недавнее выступление девушек на Лобном месте — «пошлое»). Но если это умный и крепкий человек, его отчаяние и надежда могут дать толчок к деятельности, направленной на изменение реальности. Набор индивидуальных стратегий в эпоху реакции и социальной нестабильности известен, но в каждом конкретном случае трудно предсказуем. Не буду их перечислять — тут к нашим услугам вся русская литература и мемуаристика.
Конечно, выйти на улицу было для большинства приятным ощущением. Когда человек живет с тяжелыми переживаниями, которые он вынужден держать под замком, — это большой стресс. Возможность почувствовать, что твои переживания разделяют многие, — огромное облегчение. Если протестное движение снова будет смято, люди испытают депрессию. Кто-то ей поддастся. А кто-то выстоит и продолжит работать на результат, на изменения. Надеюсь, таких найдется много. Только упорные последовательные усилия, а не импульсивные действия, могут принести какие-то плоды.
Эту реплику поддерживают: Марина Резник