«НОС» повелся на «Мотыльков»
За пять лет у «НОСа» сложилась особая репутация. Премия-провокация, премия-розыгрыш, когда непосвященному зрителю-читателю и не въехать сразу: что это такое? Спектакль? Публичный диспут? Странноватый перформанс с непременной загадочной фигурой, облаченной во фрак и с головой в виде скульптурно вылепленного носа.
Нос, как и полагается, безмолвствует, зато члены жюри и эксперты говорят беспрерывно. Наверное, это самое говорливое и публичное жюри за всю историю литературных премий в России. И правильно! Знатных критиков и литературоведов позвали сюда не для того, чтобы скучать в президиуме, а спорить, убеждать, отстаивать свой выбор на глазах у всех. То, что на других премиях происходит за закрытыми дверьми, в строжайшей тайне, «НОС» беззастенчиво предъявляет публике — вот мол, смотрите, это ваши судьи, это ваши самые профессиональные читатели. Можете им верить, можете — нет, но этот опыт публичной полемики, наверное, самое интересное, что есть в премии «НОС».
Как и любая полемика, не отягощенная долгой традицией, носовские дебаты вокруг главной книги года не лишены даже скандального привкуса коммунальных разборок. Я сам свистел и топал ногами, когда жюри посчитало не достойной первой премии прекрасную книгу Ирины Ясиной «История болезни». И дело даже не в том, что не наградили, а в том, как со сцены Политехнического музея здоровенный мужик с нескрываемым удовольствием объяснял Ире, сидевшей в инвалидном кресле, что ее болезнь — недостаточное основание для того, чтобы ее премировать. Это была такая тошнотворная мизансцена, что невольно закрадывалась мысль: а может, и не нужна нам такая публичность? Не готовы мы к ней. А той, что имеется, вполне хватает и на экранах ТВ, и в нашей блогосфере. Но сопредседатель фонда Ирина Прохорова не отступает от своих принципов и даже в самые острые моменты сохраняет улыбчивое хладнокровие, утверждая, что уникальность премии именно в ее публичности. А то, что мы видим, — это вовсе не литературные ристалища, а «занимательная демократия», уроки которой нам всем еще предстоит выучить.
Впрочем, на этот раз ничто не предвещало скандала и даже каких-то столкновений. Сам шорт-лист мне показался даже слишком выверенным. Обласканный и увенчанный в течение всего прошлого года «Лавр» Евгения Водолазкина, бесспорный биографический бестселлер «Гумилев сын Гумилева» Сергея Белякова, замечательная мемуарная проза Эдуарда Кочергина «Записки Планшетной крысы», мощный роман «Дознаватель» Маргариты Хемлин… Да и само жюри, представленное такими авторитетными именами, как Галина Юзефович, Николай Александров, Андрей Аствацатуров, Максим Кронгауз, предложило практически беспроигрышную концепцию, которую председатель жюри литературный критик Константин Мильчин сформулировал как «попытку разговора с собственной историей».
Некоторое оживление в этот разговор привнесли юные танцовщицы, которые начали свои пластические экзерсисы еще в фойе, а продолжили на сцене во время церемонии. Девушки в белых тюниках то и дело возникали из-за кулис без всякой связи с происходящей дискуссией. Иногда они вытаскивали с собой какие-то пальто и платья, иногда жевали пирожные, лукаво поглядывая в зал. Получился такой немного абсурдный балет, где литераторы и критики невольно выступали в роли миманса.
Суть традиционной дискуссии между жюри и экспертами свелась к одному вопросу: что нового открывают произведения из шорт-листа? Какие тренды формируют или обозначают? По мнению писателя Дмитрия Кузьмина, добровольно взявшего на себя роль главного раздражителя и оппонента, вся нынешняя литература обращена в прошлое. У нее нет будущего, а установка жюри на бесконечное разбирательство с собственной историей абсолютно неплодотворна, потому что исключает развитие и перспективу.
Жюри, конечно, от таких слов пришло в легкое негодование и тут же поспешило дать отпор, выставив на первую линию обороны прекрасную Галину Юзефович в вечернем платье с голой спиной. Гневно сверкая глазами, известная критикесса обрушилась на Кузьмина с обвинениями, что он, дескать, плохо учился в школе, что прогресс, к которому он апеллирует, — дурное наследие «позитивизма», с которым все просвещенные люди простились еще в ХIX веке, и что на самом деле история никуда не движется и совершенно не обязана двигаться, как ей предписывает г-н Кузьмин. Тот на какое-то время умолк, то ли потрясенный красноречием г-жи Юзефович, то ли видом очередной танцовщицы, фланирующей по сцене.
