Работа за границей. Часть 4. Три истории российских архитекторов
Сотрудники ОМА, Herzog & Meuron и бюро DUS, придумавшего 3D-принтер, — о том, как попадают в лучшие архитектурные компании мира
- Фото предоставлено автором
- Ольга Большанина
Ольга Большанина, 32 года
Herzog & De Meuron, Базель
Я родилась в Сибири и до 19 лет жила в поселке Богашево рядом с Томском. Детство у меня было замечательное, родители, бабушки-дедушки меня очень любили, и жили мы очень хорошо. Сначала я училась в средней школе в поселке, а после школы поступила на архитектурный факультет Томского архитектурно-строительного университета, где проучилась два года. Папа хотел, чтобы мы с братом учились в Европе и у нас было стабильное будущее. Брат — он старше на два года — уехал в Швейцарию и поступил в Политехнический университет Лозанны. А я совсем не хотела уезжать: мне нравилось учиться, и в университете у меня было много друзей. Наверное, если бы папа начал меня убеждать, ничего бы не вышло, но он подошел к делу стратегически и отправил меня на каникулы к брату. Я провела там две недели — брат показал мне город, университет, познакомил с друзьями с архитектурного факультета. Все это меня заинтриговало, я поняла, что с профессиональной точки зрения там у меня будет намного больше возможностей, и, несмотря на свой совсем примитивный французский, решила попробовать поехать учиться. Так я поступила в университет и проучилась там шесть лет, включая год стажировки. Обычно на стажировку все едут куда-то далеко — в Нью-Йорк или Токио. Но, так как я относительно недавно приехала в Швейцарию, я решила не уезжать из страны и отправила портфолио в «Херцог и Мерон». Их офис находился в Базеле, и меня пригласили на интервью. Но была одна проблема: я совсем не знала английский. И все же я решила: раз у меня получилось быстро выучить французский, то и тут проблем не будет. К счастью, человек, который проводил собеседование, говорил по-французски: я сказала ему, что уже учу английский и к моменту стажировки все будет хорошо. Меня взяли, и я уехала в Базель.
Первый день был ужасный. Женщина из отдела кадров устроила небольшую презентацию об офисе: где что находится и как устроено. И все на английском. Я слушала ее, понимала, что не понимаю ничего, и думала, что я авантюристка, которая пошла работать к великим архитекторам, не зная ни слова по-английски. Сначала я работала над американским проектом Bond Street (он, кстати, реализован сейчас в Нью-Йорке). Слава богу, один из членов команды был из Канады и говорил на ломаном французском. А потом я попала на австрийский проект, и в команде был француз по имени Фредерик. Так что первые шесть месяцев я общалась с ним по-французски, постепенно учила английский, адаптировалась и вливалась в общую жизнь. А когда стажировка закончилась, мне предложили закончить университет и вернуться сюда работать. Так, закончив учиться, я снова переехала в Базель и сейчас работаю тут уже семь лет. Последние три года из которых занимаю большую должность и руковожу серьезными проектами.
В нашей фирме работает где-то 450 человек. Все концепции проектов придумываются в Базеле, и только на стадии реализации мы открываем небольшие временные офисы, например, в Мадриде, Гамбурге, Нью-Йорке или Пекине. Теоретически компания очень иерархична, но в работе это не особенно чувствуется. Есть два главных партнера — это Жак и Пьер — и три старших партнера Аскан, Стефан и Кристин. Помимо них, еще семь партнеров, за которыми следуют associates (я уже три года associate). Каждый из нас ведет несколько проектов, но если у партнеров 5–10 проектов, то у associates их 2–3. Есть еще старшие архитекторы, которые одновременно являются менеджерами проектов.
У каждого проекта есть команда, которую возглавляет один из партнеров и куда входят один или два associates, старшие и младшие архитекторы и стажеры. Размер команды зависит от масштаба и фазы проекта — бывает два человека, а бывает 40. Когда мы начинали делать Сколково, нас было четверо, а когда заканчивали — около 30. Когда появляется новый проект, мы сразу собираем команду и вместе начинаем делать анализ участка, исторический анализ местности, типологическкий анализ программы, изучаем регламенты, делаем макет и так далее. Где-то через две недели мы организуем первые встречи с Жаком и Пьером. Это такой брейнсторм, как в университете, где мы студенты, а они профессора.
Рабочий день начинается где-то в 9 утра. Немцы более организованные и приходят на работу к восьми. С 10 до 10.30 у нас coffee break — традиция, которая возникла с самого начала основания офиса. Это пауза, когда все приходят в кафе и завтракают: пьют кофе или чай, делают бутерброды с маслом и джемом. И общаются. Идея в том, чтобы в большой фирме оставалось человеческое общение и люди не только концентрировались на работе, но и разговаривали друг с другом. До 12.30 мы работаем, а потом полтора часа занимает обед. Официально рабочий день заканчивается в 19.00–19.30 — в Швейцарии это восемь с половиной часов. Но на самом деле мы работаем гораздо больше. Обычно я сижу до 9 вечера. Иногда и ночами. Но никто не заставляет нас работать как рабов. Все очень сбалансировано, потому что потом нам дают отгулы. Например, мой официальный отпуск — 20 дней, но если я много работаю, мне дают две или три дополнительные недели. И так вся команда разъезжается отсыпаться и отдыхать.
Фирма выглядит как кампус. Это несколько зданий, посреди которых находится двор с кафетерием. Одно из зданий — это переговорная, которая называется garage. Средний возраст сотрудников — 35 лет, и все они из разных стран. Такое впечатление, что ты продолжаешь учиться в университете. Однажды сколковские заказчики вышли со встречи в переговорной во двор выпить кофе — как раз был coffee break и двор был полон молодых людей. Они спросили: «А что это за архитектурная школа?» — «Это не архитектурная школа, это наш офис».
Я скучаю по дому, по родителям и друзьям. Но при этом в Базеле у меня масса замечательных друзей со всего мира. В этом смысле учеба и работа очень помогают обрасти кругом общения. Обедать я хожу с подружками, а вечером после работы мы заходим в бар неподалеку от офиса, где всегда можно встретить кого-то из фирмы. Это такой «офисный» бар, где все пьют пиво и общаются. Пьют тут много — в основном пиво и белое вино. Я всех своих друзей подсадила на водку. Мы с другом — он графический дизайнер — любим устраивать большие русские ужины: я варю три кастрюли борща, мы пьем водку, говорим тосты — я тут всех научила говорить тосты.
Конечно, мне хотелось бы открыть свою фирму, но я понимаю, что у меня никогда не будет проектов такого масштаба и что мне понадобится как минимум пять лет, чтобы просто встать на ноги. Пока мне интересно, я постоянно чему-то учусь и хочу использовать все возможности, которые тут могут открыться. А через год, может, мне захочется все поменять.
Я все еще немного чувствую себя эмигранткой из-за незнания немецкого языка, но сейчас я поехала в Берлин на пару месяцев, чтобы его выучить. Если не считать этого, я полностью интегрирована в местную жизнь: я работаю и живу тут уже 13 лет, у меня масса друзей и я без акцента говорю по-французски. Чтобы стать органичной частью местной жизни, самое важное — знать язык, иметь интересную работу и друзей, с которыми можно обо всем поговорить и кому можно позвонить в любое время дня и ночи. Все остальное неважно. Мне кажется, даже если кто-то в 50 лет приедет, устроится на очень интересную работу и будет иметь возможность общаться с большим количеством людей, он интегрируется. Впрочем, наверное, это зависит еще и от того, насколько человек открыт миру.
