«Я победил Брюса Уиллиса». Виктор Сухоруков о новом «Физруке»
«Я всего хотел, а ничего не было»
В день пятнадцатилетней годовщины смерти Сергея Бодрова народный артист России Виктор Иванович Сухоруков стоит в спортзале московской гимназии перед двумя десятками детей. Дети не знают о фильме «Брат», о первом русском супергерое Даниле Багрове и не ассоциируют Сухорукова с той ролью, что навсегда изменила его жизнь, когда ему было почти уже пятьдесят. И конечно, они не знают, что треть жизни он мечтал стать актером, пытаясь выбиться из нищего барачного детства; еще треть — боролся с водкой и самим собой, а потом встретил Алексея Балабанова, сделавшего Сухорукова знаменитым, потерял его и вот теперь проживает третью треть. Ему шестьдесят пять, он стоит перед ними, тринадцатилетними. Они знают сериал «Физрук», в последнем сезоне которого сыграл Сухоруков. Сыграл отца нового супергероя — бывшего бандита и физрука по кличке Фома, Дмитрия Нагиева.
Дети задают ему вопросы: ваша любимая книга, ваше хобби. Он рассказывает детям про то, что в его время не было мобильных телефонов, зато были уроки чистописания. И жизнь была совсем иной. В это время в его сумке чарльстоном надрывается кнопочный Nokia — в этот день все снова хотят спросить его об отношениях с Бодровым и Балабановым, доволен ли он, что бандеровцы наконец ответили за Севастополь, и в чем все-таки сила? Он не будет отвечать на эти звонки. Сухоруков улыбается, искрится. Что у него в душе на самом деле?
Ɔ. Вам было интересно говорить с детьми?
Вы знаете, я сыт этими встречами. Ну, приятно, конечно.
Ɔ. С ними вообще взрослому нужно разговаривать?
Да. О чем угодно, главное, чтобы понимали.
Ɔ. Когда вы с ними говорили, они вас понимали?
Не все. Мне все тяжелее разговаривать с юными, потому что я сам их не понимаю. Не понимаю их сленга, терминологии, мировоззрения. Мне это недоступно. И я многому сопротивляюсь. Я категорически не согласен, что они породнились с этой эппловской технологией. Они как червячки в этом яблоке.
Ɔ. А что не так?
Она стирает личностное, мужское и женское! Они превращаются в унисекс. Что-то аморфное, фруталиновое. Деталактное. Личность превращается в искусственное существо. Теряет опору.
Ɔ. Но так в каждую эпоху происходит.
Не думаю. Можно одеться в тулуп, штаны, а можно в трусах выйти. Но все равно с крепкими ногами, мышцами, целеустремленным взглядом, целью. Есть у них цель?
Ɔ. Конечно есть.
Ну, мне кажется, они слабее физически. Нет крепких ног и целеустремленного взгляда. Раньше, здороваясь, я чувствовал ладонь, а теперь студень какой-то, холодец. Знаете, в наше время продукты были получше. Их было мало, но получше.
Ɔ. Вы сейчас в роли человека постарше, который брюзжит на молодежь?
Не хочу быть великовозрастным ханжой. Если я ошибаюсь, пусть будет так. Это их время, не хочу их ссорить с их временем. Главное, чтобы они не сказали старшим: вы чье, старичье? В богадельню вас всех!
Ɔ. Чему можно у них научиться?
Мне не хочется у них учиться. Зачем? Ошибок столько, сколько у них еще впереди. И неизвестно, как они с этим багажом проживут. Я развиваюсь благодаря проблемным моментам. Тоске, одиночеству, потерям.
Ɔ. А что вас еще удивляет в современной жизни?
Что я старый. Что я не успеваю туда, куда раньше успевал. Но это демагогия.
Ɔ. Куда все-таки?
К цели. Все достигнуто. Все получено. Все в порядке. Вот это скучно. Не к чему стремиться, остается только жить. Огромное количество вещей уже не сделать. Как я говорю — старичка-то я сыграю, а пионера уже нет.
Ɔ. У вас детство было счастливым?
Да. И вот почему. Помню себя трехлетним: я был очень целеустремленным. Я всего хотел, а ничего не было. Ни гитар, ни пианин, ни библиотек. Я пошел в танцевальный кружок, потому что там ничего не нужно было. Встал к подоконнику и иди по первой позиции. У меня была корыстная мечта попасть в пионерлагерь «Артек». Потому что там давали шорты, потому что там были фрукты на столах, потому что там было Черное море — бесплатно! Но меня обманули: я нигде не побеждал, нигде не становился лучшим, все мои письма в «Пионерскую правду» не дошли. Но и великое счастье, что я помню ту жизнь. И что прожил эту жизнь. И стал тем, кем стал. Тем, что я из себя представляю. И если годы раздвинуть и соединить: ту точку, эту, дитя барака с отсутствием всего и сегодняшний Сухоруков — станет ясно, какой путь был пройден.
«Когда я бросил пить, я себе сказал: запомни, Сухоруков, ты алкоголик»
Ɔ. Про переломный момент. В этом году семнадцать лет, как вы бросили пить.
Да, 21 января 2000 года. В год выхода «Брата-2».
Ɔ. А что случилось?
Запой. 2000 год, заработал денег на съемках и поехал домой на родину. Месяц гулял, кровью харкал, чуть не помер. И понял, что надо с этим заканчивать. Лежал я больной с трехлитровой банкой воды и думал: вот опять отлежусь, приведу себя в порядок. Но настолько я устал от стыда. Стыд — перед сестрой, друзьями, родными людьми, позорище перед профессией. Я задыхался от того, что я зависим — от денег, квитанций, долгов. Очень много зависимостей породило мое пьянство. И когда очухаешься, понимаешь: столько сил надо, чтобы расчистить свою жизнь. И когда я бросил, я себе сказал: запомни, Сухоруков, ты алкоголик. Второе: я хочу начать все сначала. И третье: лучше не станет. Я бросил пить, не для того, чтобы сказать: теперь я хороший. А затем, чтобы сказать Сухорукову: Вить, прости. Я способен быть таким, каким ты хочешь быть. Пойдем, попробуем. И мы пошли с ним. Это не раздвоение личности, это борьба с самим собой.
Ɔ. А зачем вы пили? Вот есть же тьма в душе каждого человека. Чем эта тьма стала после того, как вы бросили?
А кто вам сказал, что это тьма? Встретился с приятелем, по пиву выпили. А пойдем по соточке? И нет за этим никакого мрака, никакой беды. Наоборот, все хорошо. И вот эта гармония подталкивает ее расширить. Это мы потом понимаем, что это великий обман. В молодости я выпивал, потому что мне было хорошо. Что мы с вами лукавим: пьяным грехи совершать легче. Когда трезвым задумал грех, кажется, что его все видят. А когда выпил и задумал грех, кажется, что о нем знаешь только ты. А вот такие заявления: я потерял друга, мать, жену, мне надо расслабиться! Мура собачья. Это просто стало привычным. Питье стало привычным. Слабость уступила место рабству.
Ɔ. Может, я не совсем верно задал вопрос...
Все правильно ты задал. Что все должно быть как в математике: один, два, три — и тут четверка куда-то делась. А четверка может быть и секс, и что угодно. Есть ли взаимозамещение? Бывает.
Ɔ. Понятно, что бывает. Но у вас-то?
По-разному. Но признаюсь: наверно, большая часть моего пьянства происходила от хорошего, а не от плохого. Я грешен, я порочен, не свят. Но подозревать меня в каком-то безобразии нельзя. Бог рядом.
Ɔ. Вот такого вас все знают. Жизнерадостный, веселый. Вы другим бываете?
Бываю. Наблюдая за людьми, я сделал вывод: печальный, скучный, больной, нищий, занудливый, злобный, ворчливый — я никому не нужен. Презирая, ненавидя, люди все равно тянутся к улыбке, пусть это даже обман. И когда я это заметил, я стал чаще улыбаться.
Ɔ. Вы сказали однажды, что живете в клетке. Зачем вам тогда любовь этих людей?
Она нужна, когда я выхожу из клетки. Я придумал это для защиты, спасения самого себя. Чтобы не сжигать себя этим мраком. Чтобы не портить себя отрицанием. Я настолько люблю жить! Это хороший способ спасения от пьянства, кстати. То есть я и в той жизни любил жизнь. Но там у меня мало что получалось. Я догадывался, конечно, что я могу быть признан, могу заполучить от этой жизни больше, чем имею. Пусть не в жизни, у меня там много проблем. Но в профессии. И я пошел. Мне легче. И живот не болит.
Ɔ. А что вы там в клетке делаете?
Живу. Я там чаще-то от непонимания. Что не могу найти единомышленника, что меня не любят так, как я люблю, например. Что нет человека, который мыслил бы так, как я. В Третьяковской галерее народу ходит много — цена одна. А выходят с разным багажом. Вот и все.
Ɔ. Балабанов вас встретил в темный период. Он в вас увидел нужную эмоцию тогда?
Он увидел талант. Если бы не талант, я был бы ему не нужен. Я сегодня задаю другой вопрос: почему он бросил меня? Перестал со мной идти дальше? Сейчас постоянно какие-то даты: годовщина его смерти, годовщина «Брата», и меня много провоцируют на разговор о Леше. Я отказываюсь. Обижается Сергей Сельянов, который звал возглавить концерт в честь 15-летия выхода фильма.
Ɔ. Почему отказываетесь?
Я впервые об этом скажу. Я отказываюсь, потому что мы расстались плохо. Незаслуженно тяжело. С Лешей Балабановым мы начали красивый, хоть и сложный путь. И много в моей жизни произошло прекрасного благодаря ему. А народная любовь — и вовсе благодаря Сережке Бодрову, которого сочинил Балабанов. Ведь говорил же мне Серега: «Витюша, когда я буду режиссером, пойдешь ко мне сниматься?» Конечно, только позови! И снял один фильм, начал второй. Не позвал. Когда он уезжал в Кармадон, я с ним не попрощался. Мимо прошел в кинотеатре «Россия», демонстрируя обиду. И с Балабановым, когда у него начались критические времена: я раз постучался, второй — за грудки тряханул, третий. Но понял, что я чужой, что я мешаю ему. Раздражаю. Как будто кто-то в уши надул всякую грязь. Дурь. Чушь! И все равно, конечно, за месяц до смерти он позвонил и сказал: «Витенька, ведь мы же родные люди, правда?» Я говорю, правда, Леша. Вот только после «Жмурок» он снимает целую галерею фильмов, где мне не нашлось места. И не то что обида. Досада какая-то, першение. Почему? У меня не было ответа. И когда они ушли, вопрос остался. Мы ушли, не попрощавшись. Меня это угнетает.
Ɔ. Вы пытались найти ответ?
Я спрашивал наших общих людей. Не нашел ответа. И Сельянов ведь тоже не зовет. Леша ушел, а компания СТВ-то осталась. Спрашивал я и его: что не зовете-то? Не знаю, так режиссеры хотят. Нету спроса. Говорят, что я денег много прошу! Неправда! У меня нету райдеров, нет агента даже. Я очень аскетичен в этом смысле. Я на любой вопрос могу ответить сам. И будь я пьющим, я бы давно цирроз получил. Балабанов пил, ему это нравилось. Я пытался помочь, а он: нет, мне нравится. Он говорил, что хочет уйти, что виноват в смерти Сергея и всей команды. Он себя корил.
Ɔ. А почему он себя корил?
Не знаю. Много чего знаю, да не скажу. Понимаете, нельзя. Вдова живет, дети взрослые. Оля во ВГИКе учится у Хейфеца. Саша уже большой, школу заканчивает.
«Перестань реветь, батя! А я ему отвечаю: я не реву, это дождь»
Ɔ. Про вашу роль. Сериал на ТНТ — это не ваш формат. Как вы там оказались?
Формат не мой. Но режиссером этого сериала стал Игорь Волошин, которого коснулась рука Балабанова. Балабанов в свое время сказал, что это талантливый парень. Для меня Леша — непререкаемый авторитет. Мне позвонил Волошин и говорит: хочу предложить тебе роль отца. А кто сын? Дмитрий Нагиев! А я говорю, какой же я папа, когда он сам уже дедушка? Мне это показалось забавным. Второй момент: четвертая часть «Физрука» — это не продолжение. Всю старую гвардию «Физрука» оставили за бортом. Они вытащили этого героя и сделали совсем новую историю. Одели его в плащ тоски, колпак депрессии, кроссовки печали и говорят: иди, поживи другой жизнью. И придумали сюжет. Он простой, банальный. Но мне кажется, они раскрутили из этого неплохой юмористический сериал с кристалликами грусти. Что, оказывается, мама-то его вырастила без папы. А где папа? Там, в глубинке России. Он едет искать и находит. А папа говорит: я тебя знать не знаю. И третий момент. Мой герой, он творческая личность с очень неустроенной судьбой. Человек, который очень амбициозный, который думал — за бороду Бога схватит, а застрял в рутине провинциальной жизни. Человек, который на многое был способен, а крутит мясо в ручной мясорубке. Эту фигуру мне захотелось сыграть. С наслаждением! Он все время как на весах в суде: хороший — плохой, правильный — неправильный. И вот это внутреннее сопротивление, которое приводит к запою, — оно было в моей жизни.
Ɔ. Вы что-то из личного привнесли в эту роль?
Ничего. Но мне было достаточно моей жизни, опыта, того, что я знаю, чтобы это сыграть. Мне было страшно интересно. Я играл эту роль как будто катался на карусели из оленей, медведей, верблюдов, собачек, тигров! И я на ходу перепрыгивал со спины на спину. И эта пляска моего персонажа — она мне очень по душе. И четвертая причина. Мне Нагиев сказал: я вообще-то хотел, чтобы эту роль сыграл Малкович. Они рассматривали Джона Малковича, Брюса Уиллиса, но остановились на мне — я дешевле стою. Но я все-таки взял это в арсенал своей гордости. Победил самого Брюса Уиллиса.
Ɔ. Как вам работалось с Нагиевым?
Интересно. Несмотря на то что он звезда, неприкасаемый, величина, на площадке он трудяга. Честный труженик.
Как он относился к вам?
Тихо. С уважением. Молча. Мы даже чая не пили вместе. Он был отдельно. Мы снимали в павильоне, и я спрашиваю: Дима приехал? Да, говорят, он в вагончике. Я говорю: какой вагончик? Там вагончик во дворе стоит с кухней, постелью, музыкой, подчиненными его, секретарями. Отдельно. Странно, ну ладно. Думаю, в экспедиции — понятно. А тут, в павильоне?
Но все-таки был какой-то момент любви, электричества?
Вот был один съемочный день. Я его полюбил. Не Дмитрия, день. Сейчас буду плакать даже. Поле. Пожарные машины имитируют ливень. Нагиев везет на прицепе декорацию моего будущего спектакля, которым я хочу завоевать Москву. Заглох мотор. Под покровом стихии ругаются два человека: отец и сын. Я выкладываю ему свои претензии, а он в ответ, что искусство мое дальше Железногорска никому не нужно. И тогда я беру декорацию и пытаюсь бросить ее в дождь и грязь, под колеса. А он говорит: батя, ты что делаешь, нельзя! И мы стоим, облокотившись на капот, начинается маленький исповедальный разговор. А потом он отстегивает этот прицеп и тащит его на себе в гору, как тройка вороных. Сзади я подпираю, он тащит и кричит: перестань реветь, батя! А я ему отвечаю: я не реву, это дождь.
Ɔ. Про любовь. И про роль отца. В другом смысле, не киношном. Вы говорили, что семью вы принесли в жертву. Почему так сложилось?
Не знаю. Поэтому повод для любых фантазий, домыслов и кривотолков есть. Первую часть жизни — искал. Вторую — анализировал, разгребал. Стирал воротнички и манжеты. А потом, в третьем акте, вдруг оглянулся и понял: времени ушло очень много. И я испугался. Тут много что можно рассказать интимного и не очень. Но я не буду этого делать. Останусь при своем. Прошлого не изменить, а нового не прибавишь. Больше скажу: не буду я заводить семью. Не будет у меня того порядка, какой необходим в жизни человека. Говорят — еще не поздно, воды будет подать некому. Но разговор-то не вокруг любви. Вокруг секса. Деликатничают, кто-то хамски заходит в эту тему. Но всем интересно: с кем он трахается? Куда он швыряет свое семя? С кем он делит свое тело? Но даже если я вам это расскажу, вы посмакуете три дня, и начнется охота на других людей. Обидно. Есть вещи, которые демонстрировать запрещено. Замечу: во всем, что касается семьи, устоев, уз — у меня полный раздрай. Но поверьте мне, преступлений нет. Я грех не совершал.
Ɔ. Вы говорите, что семьи не будет. Но вы хотели раньше, чтобы она у вас была?
Хотел. Но не удалось что-то изменить. Где-то сам не захотел, где-то не дали. Где-то посмеялись. Есть какая-то очень безобидная формулировка: кого любил я — не полюбили меня, кто меня любил — не полюбил я.
Ɔ. Это вы все про женщин говорите. Я не про них. Я про семью. Про детей.
Детей очень люблю. Вырастил Ваньку (племянник Сухорукова. — Прим. ред.). Помогаю растить ему внука. Смог бы я быть хорошим отцом? Наверное, смог бы. Но это самонадеянное высказывание. Сыграл отца в фильме «Сынок» Ларисы Садиловой. Здесь сыграл папу. А сегодня, как актер, моделируя роль отца, скажу, что, наверно, не смог бы все-таки.
Ɔ. Почему?
Наверно, устал бы. Я бы угорел. Я настолько себя распределил в этой природе жизни, что нет там места отцовству. Состраданию, воспитанию, бережливости — я мог бы себя посвятить. Но ненадолго. Меня на большую дистанцию не хватит.
Ɔ. Вам все время надо быть в профессии, да?
Да, я бы стукнул, ударил, бросил, оставил. Мне кажется, так. Как провинциальный мальчик, я считаю, что мои достижения великие. У меня памятник бронзовый стоит в Орехове-Зуеве. Я почетный гражданин этого города. Лучше быть королем в деревне, чем никем в городе. У меня французские призы, прибалтийские призы, я народный артист России! Конечно, это все пыль и прах. Но это и есть личная жизнь. Конечно, это звучит демагогично, когда говорят: эта актриса не родила, потому что сгорела в актерстве. Но я бы не сидел перед вами тем Сухоруковым, если бы я сочинял семью. Потому что быть отцом, мужем, хозяином, кормильцем — это огромная работа. Скажут — вон у других и семья, и работа? Ну а я не смог. Так же как и с пьянством. Одни умеют распределять себя в жизни, работе, семье, сексе, б***стве, пьянстве, а другие нет. Я не смог. И судите меня строго.Ɔ.
Редакция благодарит ГБОУ «Школа Глория» за помощь в организации съемок.
Интервью ~ Игорь Залюбовин