Мамонов, запой. 30 лет первому альбому «Звуков Му»
«Я не слышал этих песен уже лет пятнадцать, может, десять. Петя их спел, и повеяло мощью, которой сегодня нет вообще. Он вылез, как реальный динозавр. [По сравнению с ним] “Машина времени” — это такие ручные слоники, а вот он — мамонт», — признавался Артемий Троицкий во время телеконцерта Мамонова в 2003 году. Одной из «этих песен» была «Серый голубь», исполненная под акустическую гитару с фирменным мамоновским рыком. Примерно так же она звучала, когда Мамонов впервые показал ее Троицкому в начале 1980-х, дома на кухне, в районе метро «Каховская». Такой она могла бы быть и все последующие годы, если бы не «Звуки Му» и «Простые вещи» — с ними Мамонов обрел культовый статус и вошел в высшую лигу советского рок-авангарда. С ними о Мамонове узнал Брайан Ино — и вывез «Звуки Му» на Запад, их услышал Павел Лунгин — и снял «Такси-блюз». Как ни крути, отсчет официальных заслуг Мамонова перед отечеством следует вести именно с «Простых вещей».
Они же, как позже объявит воцерковленный Мамонов, придутся на самый разгар его «скотоподобной» жизни. Ни одна пластинка русского рока не содержала в себе столько признаков алкогольного опьянения, галлюцинаций, депрессии, сексуальных фантазмов и ментального паралича — и все это под хаотический и безумный аккомпанемент диковатых фриков. Именно об этом периоде группы говорил в своем «Аэростате» Гребенщиков, называя «Звуки Му» «самым значительным явлением российского искусства со времен Шостаковича».
К моменту записи «Простых вещей» московское рок-шапито «Звуки Му» существовало в разных составах и состояниях уже больше пяти лет, а первым стихам и песням 37-летнего Мамонова шел второй десяток. Сам он успел побывать лифтером, кочегаром, переводчиком поэзии скандинавских стран, грузчиком и банщиком-массажистом. Кажется, никто за всю историю русского рока не выпускал дебютный альбом в таком возрасте и с таким послужным списком. И уж точно никто не обрывал карьеру столь эффектно и молниеносно: в 1988-м «Звуки Му» выпустили первый альбом, в 89-м — появились на советском телевидении и проехались по Европе, в 90-м — распались.
«Все наши попытки записаться долгое время выглядели какими-то полушизофреническими, — вспоминал в книге “100 магнитоальбомов советского рока” Александра Кушнира клавишник “Звуков Му” Павел Хотин. — Первое время мы считали, что еще не готовы технически. Следующие попытки заканчивались неудачей, потому что Мамонов в очередной раз запивал, и мы никак не могли собраться вместе».
Тем не менее минимальный опыт звукозаписи у группы все-таки был. Гитарист и брат Мамонова Алексей Бортничук, тогда недавно вышедший из тюрьмы, описывал его так: «Сначала стали записывать магнитоальбомы в коммунальной квартире. Первый назывался “Суета **** [ублажает] горячку”. Во время его записи соседка, не выдержав какофонического ужаса, ворвалась в комнату и отобрала казан [использующийся в качестве ударного инструмента]. Альбом заканчивался фразой Мамонова: “Му кончался, отобрали барабан”».
«Когда Мамонов дорвался до относительно приличной техники, его, что называется, заклинило, — рассказывал Кушниру басист Александр Липницкий. — У Петра появилась привычка переделывать каждую из композиций по несколько раз. Он мучил себя и мучил музыкантов».
На все расспросы коллег по цеху и первых поклонников Мамонов годами отвечал неизменное «мы пишемся». Спустя 30 лет, когда Мамонов вдруг решил собрать «Совершенно новые “Звуки Му”», он в том же духе игнорировал любые даты, повторяя «мы репетируем».
В конце концов ситуацию взял в свои руки лидер группы «Центр» Василий Шумов, убедивший запойный коллектив в необходимости немедленной записи. Шумов предоставил всю аппаратуру и на три недели лишил «Звуки Му» возможности делать что-либо, кроме сочинения «Простых вещей».
Полуторачасовой альбом содержал 20 песен, десятки, если не сотни раз сыгранных группой на концертах и квартирниках. Шумов пошел на риск и записал пластинку, не столько воплощающую образ и норов «Звуков Му», сколько состояние, которое предшествовало написанию этих песен — похмелья, паранойи и судорог.
В студийном варианте «Простые вещи» не имели ничего общего с происходящим на концертах и никак не отражали сценическое буйство группы и Мамонова. Во время живых выступлений он, будто одновременно пораженный порчей, сглазом и проклятьем, нечеловечески корчился, бился в конвульсиях и давал дуба. Безумные танцы Мамонова в тысячу раз превосходили по экспрессии припадки Кертиса из Joy Division и оставляли далеко позади вихляния Джаггера из The Rolling Stones. На альбоме он предстает парализованным и застывшим в оцепенении. Группа, вопреки ожиданиям публики, привыкшей к разнузданности и помешательству «Звуков» на концертах, напоминает военный оркестр и играет нота в ноту.
По словам Шумова, видевшего в старых приятелях «интеллигентных и деликатных людей», он меньше всего хотел слышать на «Простых вещах» «юморок и шоу» и видеть, как их леший бродит, притом что именно это хтоническое лицедейство и отличало группу от всех остальных в стране.
С тех пор споры об уместности метода Шумова возникают в каждом разговоре о «Звуках Му». «На концертах проявлялась непричесанная, зловещая, утробная сущность группы, а звуковая картина [альбома] оказалась более выхолощенной и искусственной», — считает журналист и автор книги «История группы "Звуки Му"» Сергей Гурьев. Артемий Троицкий, самым первым услышавший песни Мамонова, убежден, что «"Звуки Му" были группой по типу “здесь и сейчас”, их надо было видеть, их вибрации надо было ощущать телом», а потому адекватно перенести их песни на пленку было изначально невозможно.
Участники группы, большинство фанатов и широкие слои рок-общественности приняли альбом прохладно. Единственным, кто был на 100% доволен записью, неожиданно оказался сам Мамонов, чудом не сорвавший ее из-за очередного алкотрипа.
Как бы то ни было, «Простые вещи» убедительно передавали чудовищные последствия алкогольного марафона, в котором находился Мамонов — и бесчисленное множество таких же, как он, съезжающих с катушек пропойц-интеллигентов после интоксикации. Лирический герой самой сильной обоймы песен «Звуков Му» захлебывался водкой и похотью, заходился в восторге от лишнего рубля и впадал в дурной сон, прочитав передовицу «Правды». Агония, в которой он сгорает в песнях «52-й понедельник» и «Лифт на небо», легко рифмуется с пыткой и потерей рассудка на фоне абсурда плановой экономики, лозунгов и двойной морали. «Только б скорее пойти на работу, чтоб там стать хорошим», — неистово орет Мамонов и обещает быть хорошим «до хорошего гроба».
Точнее всего этот набор песен описывает слово «маниакальность». Мамонов у микрофона охоч до женского тела, самого вульгарного досуга и насквозь пропитан цинизмом. В «Союзпечать» и «Досуги-буги» он с патентованной интонацией ломает горбатого и выдает неожиданные метафоры в духе «пустой, как чешский трамвай», в «Курочка Ряба» склоняет женский пол на манер современных рэперов и четко произносит «женщина — не человек», а на последних минутах альбома успевает обронить «отруби свою голову, брызни кровью в высь». Такой же эсхатологический финал ожидал, кажется, разве что героя Венички в поэме «Москва — Петушки». По мнению историка группы Гурьева, так выглядел «автопортрет советского зла».
После роспуска «Звуков Му» Мамонов не раз возвращался к этим песням и разыгрывал все тот же клинический постпанк в бреду — в роли гениального дилетанта в «Такси-блюз», в образе старого романтика в «Шапито-шоу» и в статусе легенды на многотысячном фестивале «Рок над Волгой».
В «Простых вещах» они в первый и последний раз прозвучали на всю страну.