Фото: Сергей Иванютин
Фото: Сергей Иванютин

Ɔ. Я только что послушала ваш альбом — и он дико крутой. Но меня практически заставили: со всех сторон разные и незнакомые друг с другом люди присылали ваши новые песни, уверяя, что это про них. В итоге мне начало казаться, что вся эта сентиментальность (как, например, в строчке «Меня к тебе тянуло очень / Как балерина тянет вверх носочек»), этот скользящий надрыв — в принципе про всех нас.  

Вадик: Вообще в альбоме есть совсем разные песни. Есть даже песня-шутка, одна из последних, про цветочки: «Ты не жди весточки с полей, как комнатные цветочки польешь, выходи к нам танцевать скорей». Это практически детская песенка, и мы на нее совсем недавно сняли клип-комедию в Грузии. Мне хотелось именно ей завершить альбом, чтобы был хоть какой-то глоток надежды напоследок. А так, конечно, все тоскливо, ужасно и плохо. Почему? Непонятно! Может быть, объективных причин и нет. 

Ɔ. И так у всего нашего поколения или только у условной группы слушателей OQJAV: со схожим мировоззрением, образом жизни? Или вообще у всех людей в мире?

Вадик: Скорее всего, мы говорим про конкретное поколение. Например, моей бабушке наша музыка совершенно не нравится.

Дима: Моей нравится, но не вся.

Дима: Мы (миллениалы. — Прим. ред.) жили во времена, когда не было ничего, а потом появилось все, а вместе с этим и целая куча вариантов и выборов, в которых можно запутаться и потеряться. Из-за этого человек с легкостью может погружаться в состояние потерянности, если он сам изначально не решил, чего он хочет, или если ему мамочка не сказала, что он будет делать.

Ɔ. То есть виной всему пресыщение?

Дима: Да, можно считать и так.

Ɔ. Нет ли у вас ощущения, что сегодня на этой теме паразитируют? Вот в «Кислоте» Горчилина тоже к этому все сводится, и ее тоже некоторые уже успели назвать манифестом поколения.

Вадик: В моем детстве потерянным считалось предыдущее поколение, рожденное в конце 70-х. Мы это отдельно обсуждали, потому что было очень много героиновых наркоманов — хотелось объяснить для себя, из-за чего, ведь они тогда умирали прямо  один за другим. А сейчас это, скорее, про выбор и про случайность: в школу я попал случайно — там просто уже училась моя сестра, на юрфак поступил случайно, хоть сам и не хотел. Может, в этом как раз и заключается потерянность: все с нами происходит случайно.

Фото: Сергей Иванютин
Фото: Сергей Иванютин

Ɔ. Разве все вышеперечисленные черты не были присущи и предыдущим поколениям?

Вадик: Не были, потому что сейчас увеличились объемы информации. Как, скажем, с музыкой: раньше ты читал какой-нибудь журнал и верил одному журналисту, который говорил, что классно, а что так себе. Сейчас же простой человек не может справиться с этим количеством информации. Поэтому в плане музыки я совершенно закрыт и вообще ее не слушаю — у меня башка переполнена.

Есть такой социологический феномен — кризис профессионального самоопределения. Он связан с появлением моментальных средств связи: когда не самые талантливые, но просто толковые люди стали массово отказываться от выбранной сферы деятельности, потому что поняли, что никогда не станут лучшими.

Вадик: Я хотел как-то сделать дуэт с одной певицей и пришел на ее концерт. Но после него был настолько впечатлен, что подумал тогда: «Ну а что я ей дам?» Это была Нина Карлссон.

Кого еще вы можете назвать лучшими?

Вадик: Был крутой формат, который придумал еще Казимир Лиске (режиссер театра «Практика», погиб в 2018 г. — Прим. ред.). А сейчас Юра Лобиков, Паша Артемьев и Инна Сухорецкая его реанимировали: пели рождественские песни разных народов, и это было потрясающе музыкально. Никаких записей не сохранилось. Это случилось и растворилось.

Дима: А у меня давно не было «вау» на концертах. Я банально уже лет десять люблю Radiohead и ничего не могу с этим сделать.

Фото: Сергей Иванютин
Фото: Сергей Иванютин

Ɔ. А кто или что вообще повлияло на вас?

Вадик: Все события, которые меня задевали, были личного плана и связаны со смертью. Не социальные истории, а внутренние. Но когда в мире происходит что-то очень страшное, например, пожар в Кемерово, это, конечно, тоже влияет. Но не на текст, а на общий фон.

Вадик: Или, например, наш третий участник Слава, академический музыкант и теоретик, сидит в жюри «Золотой маски» по классической музыке, он настоящий звонарь, и в детстве как раз не знал, что такое Radiohead и Nirvana. В итоге у нас произошел такой «замес»: мы со своей стороны что-то ему показали, он нам со своей.

Ɔ. Наверное, песня «Романс» и есть ваш «замес».

Вадик: Да. Потому что изначально она написана в полуромансовой и полународной форме. Мне казалось, что в тексте и мелодии много информации и так. Но Слава почувствовал все совершенно иначе, придумал струнные и 64 голоса.

Ɔ. Я не могла отдельно не заметить, что ваше новое средство выразительности — это клипы. Лично мне они кажутся отдельными произведениями искусства.

Вадик: Обычно мы их не планируем, но приходит кто-то из художников и предлагает свое видение. Например, много клипов для нас снял Антон Морозов. Еще Юлия Мельникова сняла нам «Линду» и спродюсировала «Маяк». И она тоже пришла с идеей сама.

Ɔ. То есть, если возвращаться к началу разговора, у вас все складывается само?

Алена: Мы пытаемся инициировать что-то конкретное, но обычно это у нас не получается. Да, все лучшее выходит случайно, само по себе.Ɔ.

OQJAV впервые сыграет свой новый альбом «Листики-цветочки» в Москве 26 октября и в Санкт-Петербурге 27 октября.