Это буду я

Вы часто восхищаетесь современными подростками? Их видом, досугом, образом мысли, направленностью не мечтаний и болтовни, а практических, самостоятельных, не инициированных родителями и другими взрослыми дядями и тетями действий, приводящих к конкретным, однозначно положительным результатам? Вот и я тоже нечасто. Поэтому, узнав эту историю, немедленно делюсь с вами и ей, и своим восхищением.

Назовем подростка Павлом, а пришедшую ко мне на профориентацию девушку, от которой я всю эту историю услышала, — Вероникой. Каюсь, тогда я ей просто не поверила — решила, что она не то чтобы врет, но сильно преувеличивает. Однако школа, в которой происходили описываемые события, находится в зоне моего доступа, и возможность проверить была. Учительница все факты подтвердила, но, поскольку с юридической и педагогической точки зрения там все неоднозначно, попросила не указывать школу и не называть настоящих имен.

Итак, время основного действия — пять лет назад. Обычная школа, которая хотя и изображает какой-то там уклон, но по сути является вполне дворовой. Обыкновенный третий класс с обыкновенной, в меру доброй и в меру задерганной учительницей средних лет. В классе есть мальчишка, который с самого начала звезд с неба не хватал и всегда был не прочь отвлечься от урока, побегать и похулиганить на переменках и на продленке, а в начале третьего класса будто с цепи сорвался. Одного мальчика толкнул, и тот ушиб коленку. У девочки сломал линейку и все высыпал из портфеля на пол. На уроках мог выкрикнуть что-то дурацкое и несусветное. Однажды, когда учительница хотела забрать у него дневник или что-то другое, полез с ней в драку.

Дети жалуются учительнице и своим родителям. Родители требуют принять меры, оградить детей от социально опасного типа. Дети сплачиваются против хулигана и чувствуют поддержку взрослых за своей спиной. Если он молчит, его провоцируют. Он тут же слетает с катушек. «Хорошие детки» несутся к учительнице: «Плохиш! Плохиш! Ату его!» 

Мальчишку песочат там и тут, он смотрит в пол и молчит. Учительница, в общем-то, незлая, она спрашивает:

— Васенька, да что с тобой такое стряслось? Зачем же ты деток обижаешь?

Васенька, естественно, по-прежнему смотрит в пол.

Родители негодуют.

Школьный психолог проводит с Васей индивидуальную беседу, на которой мальчик, как мы уже догадываемся, смотрит в пол и молчит. Затем приходит в класс и ведет разговор вроде бы о том, что надо жить дружно, но фактически все дети по очереди встают и рассказывают, как Вася их бил и обижал, а он стоит у доски рядом с учительницей и слушает.

Единственный друг Васи еще с детского сада вдруг вскакивает и бешено и невнятно кричит:

— А чего они?! А чего они все сами?!

А потом плачет и убегает из класса.

Психолог бежит за ним — что, в общем-то, правильно: здесь неразбериха, а там маленький ребенок один и в аффекте, а растерянная учительница остается расхлебывать совершенно тупиковую и злобно-глупую ситуацию.

Вызывают мать Васи. Мать со всем соглашается, но в основном смотрит в пол и молчит.

— Уберите от наших деток этого психа, — требуют родители.

Директор, завуч, психолог и учительница обсуждают сложившуюся ситуацию и приходят к выводу, что дело не в семье. Ведь в этой же школе отучилась и только в этом году ушла в педагогический колледж старшая сестра Васи — нормальная спокойная девочка, никогда никаких проблем. И конечно, дело не в учительнице и не в психологе — они старались и сделали что могли. И не в родителях Васиных одноклассников — они в своем праве и заботятся о безопасности своих детей. Наверное, мальчик чем-то болен. Поэтому его надо перевести на домашнее обучение и лечить. Когда вылечится, пусть опять приходит в школу. Желательно не в нашу.

Опять вызывают мать. Она спрашивает:

— А как же это? Всего же третий класс. А куда же его теперь?

Ей как могут, сдерживая раздражение, объясняют. Женщина ничего не понимает, кроме того, что Вася здесь никому не нужен и его все считают опасным психом.

Приходит домой. Там ее старшая дочь Вероника со своим парнем Павликом. Вероника и Павлик бывшие одноклассники, они вместе учились в той самой школе, а теперь Вероника ушла в колледж, а Павлик остался в десятом классе.

Мать, плача, рассказывает Веронике, что Васю выгоняют из школы фактически в никуда. Вероника твердо говорит:

— Такого просто не может быть.

И, как умеет, утешает мать.

Потом они сидят с Павликом на диване.

— Ты знаешь, что происходит? — спрашивает юноша.

— Конечно. Отец нам сказал: понимаете, я полюбил другую. И ушел к ней. Уже полгода как. Мать ходит как зомби, а Васька теперь с ним общаться не хочет. Только со мной еще как-то, потому что я вроде как ни при чем. Злой на весь белый свет. Одноклассники его и раньше подтравливали — он учится плохо и одежка у него из секонд-хенда, мать все мне старалась получше и подороже покупать, потому что я девушка, а он все равно порвет и испачкает. И теперь уж и вообще непонятно, кто кому и за что мстит. А школе оно все зачем? И ты ж понимаешь, что никого нет, кто бы за Ваську заступился и что-то тут сделал.

Павлик довольно долго думает, а потом встает с дивана, поворачивается лицом к Веронике и говорит:

— Никого нет? Тогда это буду я.

На следующий день к директору школы приходит подчеркнуто аккуратно одетый десятиклассник и говорит, что у него есть план, как помочь социальной адаптации третьеклассника Васи.

Директор выслушивает план и говорит:

— Ой, да не неси ты ерунды! Нашелся спаситель. Сестра его небось тебя и настроила.

Тогда десятиклассник идет к учительнице и к завучу начальных классов и там слово в слово повторяет свой план. Завуч задумывается, а учительница воодушевляется и говорит:

— Если они тебя там отпустят, то я согласна — вдруг и вправду сработает?

Завуч идет к директору. Оба соглашаются, что глупость, но… Да пусть его, все равно ничего не выйдет, но хоть родители на время успокоятся.

На следующий день по-прежнему лощеный, высокий и серьезный Павлик появляется возле двери третьего класса за десять минут до звонка. Подзывает к себе Васю (который, естественно, прекрасно знает парня своей сестры), разворачивает его лицом к остальным собравшимся детям, обнимает за плечи и говорит:

— Я Павел, его тьютор, сопровождающий. Я во всем рядом с ним и за него. Но и ему бить никого не позволю. И я разберусь, что тут у вас и как. Так решил директор школы и все остальные.

Дальше приходит учительница. Абсолютно невозмутимо Павлик здоровается с ней, проходит в класс и садится на последнюю парту рядом с Васей. Слушает урок. На перемене играет с третьеклашками в ассоциации и «Колечко, колечко, выйди на крылечко» — это советы от будущего педагога Вероники. Разнимает ссорящихся и объясняет Васе, как устроен спиннинг. После окончания учебного дня провожает всех вместе с учительницей в раздевалку, машет Васе рукой с крыльца и идет на свои два оставшихся урока. Одноклассники Павлика относятся к эксперименту с доброжелательным интересом, заходят посмотреть и заодно шутят и играют с малышами. К концу третьего дня обалдевший сначала (молчит и смотрит в пол) Вася вдруг понимает: это действительно его Павлик. И он действительно за него. И прямо в этот момент у мальчика меняется сам способ размещения в пространстве и как будто даже обмен веществ: он выпрямляется и начинает смотреть прямо перед собой и вокруг, движения становятся точными, а взгляд — чистым. Он начинает отвечать на вопросы — на перемене, а потом и на уроке.

Павлик говорит ему:

— Пойми, ты не злой, и они не злые. Это как собака в клетке или на цепи: протяни руку, и она укусит. Но выпусти ее, дай поесть и побегать, и она привыкнет и будет с тобой играть.

Родители Васиных одноклассников между собой и на очередном собрании говорят:

— Что это за придурь, этот большой парень, который за этим больным психом таскается? Все равно же это временно, а проблему надо решать радикально.

Учительница вдруг злится на них и говорит:

— Мы сейчас пытаемся решить проблему как люди, а не как стая ворон. И у нас получается. А вам всем — сидеть, молчать, бояться!

Дети говорят:

— Вася нас больше не бьет. Он вообще намного лучше стал, и даже по математике пятерку получил. А его Павел ужасно прикольный и добрый. Он и Васе очень помогает, и учительнице, и нам, если попросим.

Так проходят два месяца. Павел учится по вечерам, Вероника делает за него проекты и составляет конспекты, его собственные оценки стали даже лучше. Васю просто не узнать, учительница торжествует, директор смотрит в пол и молчит.

— Я могу положиться на тебя? — спрашивает Павел Васю. — Мне не надо больше сидеть за этой ужасной партой?

— Не надо, — твердо говорит Вася. — Дальше я сам.

— Мы за ним, если что, присмотрим, — солидно говорит друг Васи, тот самый, за которым бегала психолог.

И остальные дети согласно кивают и спрашивают:

— Но на перемене ты же будешь к нам иногда приходить? Поиграть и вообще?

— Конечно, буду, — кивает Павел. — И вообще буду за вами присматривать.

— А мы сделаем тебе самые красивые «секретики», — хором говорят девочки З «Б» класса, которые все поголовно в Павлика влюблены. «Секретики» их научил делать сам Павел по наущению Вероники.

— Но ты не уйдешь совсем? Ты и дальше мой друг? — тихо спрашивает Вася на крыльце школы, где они стоят вдвоем. Павел молча и торжественно пожимает ему руку.

***

Всем, конечно, хочется совсем хеппи-энда. Увы, его не будет. Павел и Вероника не стали парой, хотя и остались хорошими приятелями. Павел учится на инженера. Вероника успешно окончила колледж, но решила, что хочет стать не учительницей начальных классов, а психологом. «Я поняла, что хочу не учить, а помогать» — так она мне сказала. За обсуждением этого вопроса Вероника ко мне и пришла.

Подросток Вася — балбес и нарушитель школьной дисциплины. Учится в основном на тройки, увлекается машинами и мотоциклами, ходит в детскую автошколу и собирается стать гонщиком и автомехаником одновременно. Но никаких коммуникационных проблем с одноклассниками у него с третьего класса было и нет сейчас. А Паша всегда на связи — его телефон выделен у Васи в записной книжке как один из самых главных.

***

После ухода Вероники я сидела и думала. Обычная, тривиальная история. Которая, как правило, сначала долго-долго треплет нервы учителям, детям и родителям, а потом кончается какими-то резкими, не всегда оправданными действиями и остаточными психологическими травмами для всех участников. И какое оригинальное и, в общем-то, простое по исполнению решение нашел 16-летний подросток.

А где были все остальные? Молчали и смотрели в пол.

Может быть, можно что-то такое придумать? Ведь были же в СССР вожатые и что-то такое. И есть современные тенденции — тьюторство для реально больных детей. И естественное желание старших подростков реализовать себя в чем-то нужном и полезном. Вот, может быть, где-то здесь, на стыке?