«После каждых проб тебя как будто изнасиловали». Евгений Алехин про «Рыжего», любимые фильмы и первое стихотворение

Новый выпуск «Пленки» с Евгением Алехиным доступен на страницах «Сноба» в социальной сети VK и на платформе YouTube

Я последние пару дней следил за твоими перемещениями по Москве в твоем Telegram-канале — что ты делал на «Мосфильме»? Ностальгировал?

Я должен был сюда приехать с целью участвовать в показе фильма «Рыжий». Прокатное удостоверение у фильма отозвали, но у меня уже тут несколько встреч было запланировано, в том числе пробы. И вот я ходил эти дни на пробы. Побывал на «Мосфильме», на «Амедии» — это такой ангар, где изготавливают всякий шлак, сериалы там. И еще сходил на спектакль «Отцы и дети» в Театр наций. Не за деньги — я слышал, там билеты дорого стоят. Мне вписку сделали. Короче, нормально провел время. Сегодня еще хочу сходить к приятелю, сделать татуировку небольшую. Хочу крестик себе набить на руке, чтобы, если захочу выпить, его увидеть и еще разочек подумать. Конечно, это детская хрень, но я подумал, что она может мне пригодиться.

Ты пробы упомянул — можешь говорить, что это за проекты?

Да я пока просто хожу. Я начал писать роман в начале года про актера, и написал его на треть. Потом почувствовал, что мне не хватает немножко наблюдений за режиссерами, за съемочной командой. Все мои уже слишком старые. Я решил поучаствовать в любой хрени и поэтому хожу на все. Один проект мне нравится, к другому я равнодушен, третий совсем не нравится. Я решил просто на любые пробы походить, посмотреть, как все это устроено. И, если куда-то позовут сниматься, буду сниматься.

Я же правильно понимаю, что новый роман — это прямо фикшн? У тебя обычно скорее автобиографическая проза.

Да, обычно это фикшн, основанный на личном опыте. А тут я пытаюсь написать книгу, в которой нет никаких сцен, взятых из моей жизни. Хотя они, естественно, навеяны, как любой художественный текст, просто герой другой. И я пытаюсь смотреть его глазами на кинопроцесс, то есть на труп кино, труп кинематографа.

В 2000-х ты работал в массовке, часто был на том же «Мосфильме» — тебя не корежило от возвращения туда? Ощущается это столкновение с прошлым?

Да-да. Там прямо серая тоска на меня наваливается. Я вспоминаю то время, когда мне было 20, и я приходил, хлопал в ладоши или там с наклеенной бородой что-то изображал на заднем плане. Это было, когда я учился во ВГИКе, в 2005–2006 году. Я подрабатывал на массовках в основном, и как-то тягостно было. Я помню, мне прямо не давало покоя чувство, что я занят какой-то хренью, и мне прямо страшно необходимо было вырваться из этого, чтобы стать собой. Чтобы у меня были книги, концерты, какая-то интересная работа редакторская, писательская.

Сейчас я вот опять туда прихожу и думаю: «Зачем? Зачем мне это надо?» Но интересно и не могу остановиться. И все равно погружаюсь в это мрачное состояние. Вообще, после каждых проб тебя как будто изнасиловали. Даже если тебе интересно, такое чувство, что я не понимаю этот мир, что какие-то ушлые люди там находятся. Все кинематографисты же труп <...>. То есть это уже мертвое искусство. Но, видимо, оно завораживает, тебя тянет туда, затягивает. И ты уже невольно вовлекаешься.

Ты себе сознательно выстраиваешь этот барьер «я не актер», потому что работаешь над книгой, или это просто так ощущается само по себе?

Да, это просто чувствуется. Я думаю, это одно из моих временных, каких-то маленьких хобби вроде того, как я за баром стою иногда или книгу какую-то редактирую. Я не готов отдаваться этому делу целиком, в отличие от литературы или музыки, которую я делаю, потому что с ними жизнь связана. А актерство — это такой интерес, в котором я не уверен, и в котором я точно не останусь умирать. И нет ощущения, что оно достойно того, чтобы умереть актером. Вот за написанием очередной скучной книжки или даже на концерте своем — там можно и помирать. И, когда заканчивается такое мероприятие, когда ты дописываешь книгу, появляется приятная усталость.

Помнишь свое первое киновпечатление?

Да, есть такое. В 2005 году я поступал во ВГИК. Изначально я туда поступал, чтобы получить бесплатную общагу, такой у меня был план. Я посмотрел Литинститут, туда мне не захотелось идти, и я подумал: попробую во ВГИК. C первого раза у меня не получилось туда попасть из-за религиозного разговора с мастером Юрием Арабовым. За собеседование он мне поставил тройку по 10-балльной шкале. 

Я вернулся домой, чтобы поменять паспорт, мне 20 лет исполнилось, и задержался там ненадолго. Какие-то документы надо было сделать перед тем, как опять ехать в Москву. А по телевизору показывали фильм Пола Томаса Андерсона «Магнолия». Я его не сначала включил, фильм 180 минут идет. Том Круз «Оскар» получил за эту роль. Он там говорит: «Поклоняйся члену! Приручи вагину!» Там еще есть линия, Джон Си Райли играет мента, который потерял свой пистолет и влюбился в наркоманку. И так мне понравился этот фильм. До этого я кино всегда воспринимал как что-то для тупых, для тех, кому лень книжки читать. Они смотрят картинку — и не приходится напрягаться.

То есть я думал, когда у тебя нет сил сосредоточиться на книге, ты вот такое плебейское удовольствие получаешь, смотришь кино. А тут меня заворожило, я почувствовал магию. Там негритенок читает рэп, лягушки с неба падают. Я думаю: «Блин, мощнейший фильм». И вдруг мое отношение к кино поменялось. Я приехал во ВГИК, там уже кучу всего начал смотреть, жадно поглощать. И я поверил, что кино — это тоже искусство, на какое-то время. Сейчас я уже в это не верю.

А разуверился, потому что увидел кино изнутри?

Я разуверился, потому что стало слишком много контента. Как раз когда я учился во ВГИКе, году в 2008–2009, начали кино снимать на цифровые камеры — и это перестало быть магией. Достаточно посмотреть на то, как материал сейчас снимается. Так не может сниматься что-то волшебное: когда сперва всегда есть «мастер», вся сцена целиком прогоняется, вне зависимости от того, потребуется этот материал или нет. Просто «на всякий случай» снимается вся сцена — с одного ракурса, с другого, с третьего. И ты потом из этого говна что-то собираешь. То есть даже раскадровки никто не делает — ну, что это вообще? Еще у меня есть ощущение, что все технически стало настолько регулируемое, как в кино, так и в музыке, что качественный альбом может записать любой, и качественную картинку сделать тоже. Вот из-за этого все пропало. Если постоянно заваливать себя контентом, он перестает на тебя работать.

Мы с женой сейчас пересматриваем вечерами сериал «Счастливчик Луи», и мне так нравится, как он сделан. То есть так дешево, откровенно, по-панковски. От чего-то такого я еще могу закайфовать. А какие-то серики современные я смотрю, и не трогает вообще. Так же и с фильмами: я не верю просто. Как будто все эти приемы утратили какое-либо значение. Может быть, сейчас, благодаря всем запретам, мы настолько задавим кино, что оно опять воспрянет. 

Вот мы и плавно подошли к «Рыжему». С учетом того, что прокатное удостоверение у фильма отозвали, как думаешь, что его ждет теперь? 

Я ставлю на то, что кто-то его сольет в сеть. А может, Минкульт даст все-таки прокатное, и тогда все сходят в кино. Но я должен сказать, что ничего особенного вас там не ждет. Несмотря на всю эту пиар-кампанию с отменой фильма, смотреть в общем-то нечего. Единственный момент — это сцена с сиськами, которую я еле отбил. 

Это где Рыжему в поезде девушка грудь показывает?

Да, это та сцена, из-за которой я захотел сниматься. Когда мне прислали сценарий, я его читал и, как обычно, пытался понять, хочу я такое кино смотреть или нет. Я понял, что к «Рыжему» в общем-то равнодушен: могу смотреть, могу не смотреть. На первые пробы я пришел, не дочитав сценарий. Перед вторыми я его закончил читать и как раз за эту сцену с сиськами зацепился. Потом, когда мне прислали новую версию, уже перед первыми съемочными днями, этой сцены в сценарии не было. 

И я начал ходить к продюсерам и Сене (режиссер фильма Семен Серзин. — Прим. ред.) <...> мозги, типа: «Че, куда делось?» Сценаристу тоже пишу: «Прикинь?» Он говорит: «Ну, вроде она для сюжета неважная». Ее еще решили убрать, потому что нужно было отцеплять целый вагон, целый путь закрывать — и 500 тысяч на одну эту смену уйдет. А мне как раз уже столько заплатили, это была часть гонорара, Я говорю: «У меня есть 500 тысяч. В этом сценарии это была самая важная сцена. Я из-за нее тут снимаюсь». Продюсеры что-то стали переглядываться, общаться. И в итоге ее в наш план вернули.

Стоило того?

Я сперва неправильную версию фильма посмотрел, — пришлось, как обычно, кое-кому отсосать, чтобы увидеть нужную, потому что мне не хотели ее давать. Боялись, наверное, что я начну ходить и везде обсирать фильм раньше времени. Я посмотрел, уже смирился, что фильм полный кал. Но потом я поехал на фестиваль в Гатчину, посмотрел версию, которую Семен со своим монтажером собрал, и увидел, что сиськи туда хорошо легли. Так что, когда у меня возникают все эти творческие вопросы типа того, что фильм не до конца сложился, я каждый раз вспоминаю, что главная, ключевая сцена с сиськами осталась. Значит, мой труд был не напрасен.

А монтаж Серзина — это и есть финальная версия фильма? 

Да-да, которая 82 минуты. Насколько мне известно, у Сени изначально была огромная версия фильма, трехчасовая. Но в итоге, чтобы отчитаться перед Минкультом, HYPE (компания-прокатчик HYPE FILMS. — Прим. ред.) сделал свою маленькую версию, и в итоге Сене пришлось отталкиваться от нее, только более художественно ее собрать. Я не знаю, почему фильм такой маленький, почему его хотя бы немного не удлинили. Потому что там явно чего-то не хватает.

Мне тоже показалось, что фильм слишком стремительный. Я бы с радостью три часа смотрел, как Рыжий по две минуты одним планом продает сим-карты.

Там вообще было много прикольных сцен. Был поэт Дима Рябоконь, в фильме его играет Олег Рязанцев. И у нас была сцена розыгрыша, описанная в «Роттердамском дневнике». Только в «Роттердамском дневнике» Рыжий ему звонит и разыгрывает его из Голландии, а мы сделали, что он тусуется с Тягуновым, и они звонят Рябоконю, который пытается соблазнить юную девушку. И с таким кавказским акцентом его разыгрывают: «За тобой уже выехали». Какие-то такие смешные сцены. 

Еще была сцена, где Рыжий узнает, что его друг от наркотиков умер, едет переспать с журналисткой, и они с ней общаются в гостиничном номере. Потом два чувака грабят его в Голландии, когда он несет купленный сыну конструктор — тоже была классная сцена. Я не знаю, почему все это не вошло. 

И главное, была куча прикольных импровизаций. Я думаю, по-актерски это моя лучшая сцена — когда Рыжий после драки с бардами просыпается, якобы с похмелья. Дозморов ему говорит, типа: «Ты вчера читал стихи проституткам». И у меня там так дергаются глаза похмельно. Потом мы что-то обсуждаем, Дозморов зачитывает свое стихотворение, и Рыжего рвет с балкона. После этого у нас была классная импровизация: я беру стихотворение и начинаю говорить, как надо было написать.

Я был уверен, что Сеня возьмет эту сцену, потому что он говорил: «Блин, я уверен, что так в жизни и было». И сложилось ощущение прямо хорошей сцены. В итоговой версии, конечно, такая сцена не могла оказаться, но, я уверен, если бы обстоятельства сложились чуть-чуть иначе, мы бы смотрели другое кино.

Семен вообще много свободы дает на съемках?

Как я понял, Семен всегда ждет, когда актеры сами что-то нащупают. Никаких команд от него особо не было. Он даже в каком-то интервью пошутил, что всего две задачи мне дал: перед съемками попросил завязать, а во время съемок просил не развязывать, чтобы я вовремя оказывался на площадке и был в состоянии входить в кадр, а не вползать. Все остальное просто дубль за дублем рождалось. Мне кажется, это хорошее качество Сени: он не говорит «стоп», дает тебе еще минуту, когда у него уже драматургическая задача выполнена. И в эту минуту может магия возникнуть.

Майк Ли снимает похожим образом: у него актеры одну и ту же сцену, где намечено только основное событие, раз за разом играют вообще без текста, просто на ходу что-то примерно нужное говорят, а потом уже на основе этой репетиции собирается сценарий из лучших таких спонтанных находок.

Я смотрел один его фильм, 1993 года — Naked. И нормально, да, нормальный фильм. Я такое с удовольствием смотрю. Совершенно не вылизанное кино. Насчет Семена, я только по «Рыжему» могу судить о его методе. У него же еще до этого было два фильма по Данилову — как он на них работал, я не знаю. Но мне интересно, я собираюсь сходить на днях в «Невидимый театр», посмотреть, что они вообще делают.

Ты упомянул, что по-актерски лучшая сцена была после драки с бардами. А как ты в целом свою работу оцениваешь? Я так и не понял, доволен ли ты ею.

Да я не знаю — на себя же смотреть тяжело. Ну, и я в общем-то ничего не играю, просто веду себя так же. Самое сложное, наверное, поверить, что это все с тобой происходит. В какой-то момент я поверил, что это такая жизнь — и все. Нормально ли я там смотрюсь — это должен человек, который смотрит кино, решать. Вот вчера, например, я сидел в театре и думал: «Хорошо они играют или нет?» И у меня было ощущение, что не особо. Но я понимаю, что это театр — тут надо мысленно 20% актерской игры скидывать. Ну, и в кино вроде все смотрится нормально. Единственное, я, когда смотрю, не верю ребенку. Актера зовут Захар, он моего сына играет — сына Рыжего, в смысле. Вот у меня есть какие-то претензии к нему.

А так вроде все нормально, живо смотрится. Мне особенно понравилось, как играет Олег Рязанцев. Ну, и Ткачук, конечно, кайфово смотрится. То есть он всегда более-менее в одном стиле, но есть одна сцена, из трейлера, где он рассказывает про премию «Мрамор», и там он прямо какой-то демонический в этот момент.

«Рыжий» — это скорее фильм для людей, которые знают тебя, «макулатуру» и по этой причине собирались идти в кино, или для тех, кто просто хочет посмотреть фильм про Бориса Рыжего? У зрителей второго типа наверняка же возникнет вопрос, что это за старый человек играет великого поэта.

Мне кажется, это просто повод. Борис Рыжий уже сам по себе стал последним классиком — ему ничего не повредит, и ничто его уже не спасет. Этот корабль запущен, а мы просто пассажиры на его палубе, грубо говоря. Мы играем в эту игру, читаем его стихи. В любом случае это паразитирование. Но я ничего дурного в этом не вижу, потому что мы это делаем с удовольствием. Хотя там есть такой момент, когда Рыжий читает в Голландии стихи, и там изначально было его стихотворение про Лего.

Ненавижу это стихотворение.

Мне тоже оно не по душе. В итоге его в фильме ребенок читает за кадром. Тоже, мне кажется, странное решение вообще. Но я знаю, что люди плакали на этом сентиментальном моменте. А по сценарию этот стих должен был прочитать я. И Семен смотрел, как я пытаюсь презрительно выдавить из себя эти строки, и в какой-то момент сказал: «Ладно, читай уже то, что тебе нравится». Тогда я прочитал «Соцреализм», и это уже получилось нормально. То есть что-то удалось протащить.

Еще, когда я на первые пробы пришел, я же с другом был и обиделся, что мне его с собой не позволили взять на пробу. Я начал какие-то провокативные вещи говорить, Семена подстебывать, и вообще лыка не вязал. А потом я стал ему заплетающимся ртом, языком читать какой-то стих Рыжего, который мне нравится. После вторых проб я уже скинул ему запись, где нормально читаю стихи, трезвый. Он сказал: «Нет, это совсем не то. Когда ты бухой пришел, это было нормально. Там было чувство».

И тогда я примерно понял вектор Семена, понял, чего он ищет. Короче, нормально провели время. Я думаю, что это хороший повод. Вряд ли фильм может дать зрителю больше, чем он уже знает о Рыжем. Но он точно сможет порадовать того человека, который ищет связь между институцией «макулатуры», даниловской вселенной Серзина, и который достаточно молод для того, чтобы не совсем понимать Рыжего. То есть кто-то, вот как ты, не заставший 1990-е годы, но открытый к этому опыту. Я думаю, через нас зрителю будет немного легче этот мир разгадать. То есть я настоящего Рыжего младше лет на десять-одиннадцать. И я пишу о твоем времени, когда ты взрослел. Но я застал и то время, о котором пишет Рыжий. 

И ты для меня ту же функцию выполняешь, что Рыжий для тебя самого.

Да-да. И я могу для тебя послужить таким проводником к Рыжему. То есть фильм может человеку в возрасте около 20 лет помочь через меня, человека 40 лет, понять восприятие Рыжего, которому 50 могло бы исполниться. Каким он видел мир, с какой оптикой на все это смотрел? Потому что разрыв в 10 лет все-таки чуть-чуть начинает ощущаться. Чувство тебе понятно, но картинка уже может не сложиться. И здорово, что есть такой фильм, что ты его посмотрел. Как минимум тебе и кому-то, кто, подобно тебе, смотрит его через «макулатуру», такой мостик может пригодиться. А может и нет.

Я сейчас вспомнил, как я вообще узнал о фильме «Рыжий». Когда Леха Никонов у себя в канале опубликовал скриншот переписки с продюсером фильма: «Здравствуйте, Алексей! Вас утвердили на роль бомжа».

Да, в итоге меня же и отправили вербовать Леху. Я пришел к нему с извинениями. Говорил: «Вот, от конторы ненавистной пришел к тебе с букетом извинений. Пойдем, там роль переписали, будешь играть великого гения». Леха тогда уже сказал: «Ну, ладно». Мы посидели с ним, подобрали ему костюмчик, взяли его пиджачок с 1990-х. И все. Он в итоге поучаствовал в фильме. И даже его песня на титрах оказалась.

Тебе самому хотелось бы снять фильм про поэта? Или сняться в еще каком-то кино типа «Рыжего», но про какого-то другого автора, который тебе ближе.

У меня было желание написать сценарий про Алексея Перминова из группы «Рабы лампы». Мне кажется, на основе его биографии получился бы отличный фильм про поэта в конце 1990-х. Это такой отец групп типа «макулатуры». Он умер от наркотиков, был героиновым наркоманом. И там прямо история обреченного гения. И метод дешевой записи подошел бы. Невозможно же это не показать. И точно так же невозможно для конторы HYPE, которая берет деньги у Минкульта, не вставлять в фильм, как все читают стихи. Им нужно, чтобы я стучал по клавишам, комкал листы.

А у тебя был в такие моменты вопрос: «Что я делаю вообще?» 

У меня вообще не было вопросов. Я же в этом уже участвую. И я для себя оправдываю каждую сцену. Когда она тебе кажется нереалистичной, просто выключай мозг и будь козой, ходи себе и делай «бе-е-е». Это и есть актерская работа. Но можно было бы, конечно, иначе сделать. Чтобы Рыжий, например, неадекватно себя вел, что нибудь бормотал, его жена зашла бы на кухню, а там какие-то черновики лежат. Какой-то намек сделать. Но в этом фильме это было невозможно.

Кстати, я этим летом играл Маяковского в иммерсивном спектакле о нем. Это было 19 и 20 июля, в день рождения Маяка, и в мой. И я тогда начал думать, каких еще поэтов-самоубийц можно сыграть. Я понял, что, пока я еще не постарел, надо Шпаликова сыграть. Мне кажется, можно прикольный сценарий написать о том, как он ставит фильм «Долгая счастливая жизнь», чтобы помочь карьере своей жены.

Это же вообще один из самых жутких фильмов этой волны — он одновременно вроде бы и легкий, и депрессивный. Похмелье всей оттепели в одном странном фильме. Ты спрашивал, как показать поэта — я думаю, интересно было бы показать поэта в съемочном процессе, когда ему приходится работать режиссером, и там вообще не пойми что происходит.

Шпаликов снимал это за пару лет до самоубийства — и вот он в этом процессе, хотя вообще не создан для такого. Как он себя ощущал? Наверное, как этот мужик из фильма, который с утра просыпается, берет себе кучу жратвы. Девушка что-то бормочет о том, как она с ним теперь будет. И вот он ест, а потом просто идет куда-то и пять минут смотрит на этот корабль, который плывет по реке. Вот это был бы фильм про поэта.

И как будто Шпаликов даже менее известен сегодня, чем Рыжий. Мне очень странно сейчас везде читать, как Рыжего все называют забытым автором.

«Недооцененным», да-да. Хотя его и при жизни на руках носили, и теперь, когда он умер, еще выше носят. А сейчас он вообще самый модный стал. Последние годы уже из каждой щели. Кстати, мне еще сказали, что восьмого числа должен был выйти где-то на федеральном телевидении документальный материал о Рыжем — и его тоже сняли. Может быть, дело не только в кино, а в принципе в фигуре Рыжего. Возможно, показалось чиновникам, что не стоит такого человека делать классиком. Могли посчитать, что он недостаточно патриотичный. Так еще, когда можно было за Родину жизнь отдать, он сам себя ее лишил. Нехороший пример может подать людям.

В последнее время появилось много литературных байопиков — фильм Серебренникова про Лимонова, ваш фильм, чуть раньше был «Довлатов» Германа. Это правда какой-то оформляющийся тренд или просто так совпало?

Я думаю, что просто есть спрос на любых интересных зрителю людей. Поэтому покупают права и делают фильмы. Здорово, что они выходят, но получаются они, как правило, не очень крутыми. Мой приятель Игорь Поплаухин сделал фильм «На тебе сошелся клином белый свет» — якобы про Янку Дягилеву, но на самом деле не совсем. Тоже странный фильм. 

А «Балладу об Эдичке» ты не смотрел? Я был рад, что про Лимонова сняли дорогой фильм, но сам по себе он, как мне показалось, никакой. Какая-то клиповая нарезка разных эпизодов из разных книжек — вот, по сути, и все.

Я читал книгу Эммануэля Каррера «Лимонов», на которой этот фильм основан. Это нормальная книга, если ты хочешь увлечься Лимоновым и думаешь: мне сперва нужен такой пролет, как из фильма Скорсезе, когда тебе сперва все казино показывают, там маленькие какие-то персонажи, а потом ты уже погружаешься. В книге «Лимонов» он просто взял и пересказал все книги Лимонова, которые на тот момент были готовы, и по ним воссоздал его биографию — с какой-то дикой наивностью. И наверное, Серебренников с такой же наивностью снял свой фильм по ней.

В фильме еще примерно раз в минуту случаются какие-то бессмысленные камео — я надеялся, что в самом конце загримированный под совсем старого Лимонова Бен Уишоу будет реальному Юрию Дудю* отвечать на вопрос про негра. Чтобы Юрий Дудь* еще раз пережил этот гениальный момент. 

Кстати, да, это хорошая идея. Там же Лимонов в интервью начинает смеяться и говорит: «Вот я помру, а вы будете ходить, думать об этом вопросе». И, если в фильме сцена с негром была, надо было бы сделать так, чтобы зритель не понимал, происходит это или нет. То есть оборвать ее перед самой долбежкой, чтобы можно было додумать. Потому что, например, я не хочу верить в то, что Лимонов этого не делал, но и не хочу верить в то, что он это делал. Я ему целиком эту мистификацию оставляю. Для меня это неважно. Сосал — ладно. Не сосал — тоже молодец. Это право последнего классика, который на самом деле Лимонов, а не Рыжий.

Я сейчас вспомнил, как мы с моим другом гуляли как-то с его девушкой, и случайно выяснилось, что она не знает, кто такой Эдуард Лимонов. Я подумал, что так не может быть, полез в поисковик, чтобы фото его показать, а он умер — буквально в ту же минуту появилась новость. 

Такое бывало у меня тоже. Я как-то раз в Instagram** выложил такой мем, фотографию, где очень старый Бельмондо, и он очень плохо выглядит. И я подписал ее: «Я реально на последнем дыхании». И через два дня он умирает. Иногда тебе, видимо, кто-то посылает импульс, и ты его чувствуешь ни с того ни с сего. 

А в день, когда умер Лимонов, я ночевал у своего приятеля, продюсера, мы делали музло. Я у него жил несколько дней, и у него дома не было сушилки для белья, и сломалась стиралка. Я загрузил все вещи в ванну, потому что я из путешествия приехал — у меня был пакет грязных вещей, которые я положил замочить. И я потом пошел за сушилкой в этот магазин бытовой. И тут у меня случилась какая-то паническая атака дикая. Мне показалось, что у меня что-то в голове взрывается.

Я чуть-чуть не дошел до этой сушилки, вернулся домой, полежал, открыл новости и смотрю — Лимонов только что умер. Я думаю, наверное, какая-то часть его гения тогда рассеялась, я антеннами уловил предсмертный импульс — и вот он вошел в меня. Потом я отжал вещи, по стульями развесил, вспомнил его тексты любимые.

Сейчас будет резкий переход — ты свое первое стихотворение помнишь?

Это был 1996 год, мне было 11 лет. Стихотворение было такое:

Весна, весна, 

стоит сосна.

По ней мозги стекают 

и в землю утекают. 

А на елке сопли

где-то слышно вопли.

Но я тогда даже книжек не читал. У меня было ощущение с раннего детства, что я буду писать и стихи, и прозу. Но читать книги я начал поздно, плотно только лет в 14. Я как-то откладывал этот момент. В 11 был первый стих, а в 12 я уже мечтал о том, чтобы писать рэп.

Это под впечатлением от Дельфина?

На самом деле Дельфина мне даже тогда немножко неловко было слушать. Он на меня скорее произвел влияние как битмейкер. Его первые два альбома он сам продюсировал, и мне понравилось, что он для семплов использует совсем не такую музыку, которую обычно использовали рэперы. Меня зацепило, что он более авангардные вещи брал. И я сам, когда нарезал сэмплы, очень сложными способами пользовался. 

Я включал с кассеты, с магнитофона трек, записывал его через микрофон-палочку на комп. В программе «Звукозапись» можно было в одну дорожку добавить другую, но не было возможности, как в более современных секвенсорах, растягивать. Поэтому мне приходилось, чтобы один сэмпл соответствовал другому, чуть подрезать их с начала и с конца, пересобирать их по нотам и потом накладывать. 

Процесс создания одного трека мог несколько недель занять, учитывая, что приходилось в гости к кому-то ходить. У меня сперва у сводного брата был комп, потом сводный брат переехал. Но я так был одержим этим собиранием песен, что приходил в гости к друзьям, пользовался их компом. Они сидят, им хочется играть — они вообще не понимают, что этот дурак делает. А я к ним приходил, пока целиком себе не собирал трек, чтобы потом с кассеты можно было его включить и зачитать свой текст. А эти тексты на что были похожи?

Поначалу они просто сами откуда-то появлялись, стихов я особо не читал никогда и ни на кого не ориентировался. То есть были какие-то вещи, которые рэперы всегда гнали. В конце 1990-х у каждой группы было что-то про мрачный город, про экологическую катастрофу, ну, и про баб, естественно. Исходя из своего опыта, я что-то подобное тоже пытался сочинять. Даже про то, что надо экологичнее быть, не портить природу.

Эти треки сохранились где-нибудь?

Сохранились в моей голове, но я туда никого не пущу. Потом первое выступление у меня было в 2000 году, в Доме творчества в Кемерове, у меня тогда уже была группка. Но прямо поэтом я никогда не был. Уже когда я поступил на филфак после школы, в 2002 году, я познакомился с поэтом Игорем Кузнецбергом. Он был меня на два года старше и вводил в какие-то поэтические кружки, где собираются люди со стихами, там сидит какой-нибудь дед, слушает это, обсуждает с ними их тексты.

Вернемся к кино — у тебя же есть несколько сценариев в работе.

Да, у меня есть сейчас полтора сценария. Как раз когда я в «Рыжем» снимался, я познакомился с Лешей Фроловым — мы его называем Фрол Фролов, он там совсем небольшую роль играет. Мы что-то подружились и вместе с моим другом Кириллом Рябовым написали сценарий мюзикла, который называется «Меня зовут Фрол». Я, возможно, попробую за него взяться и поставить или найти режиссера, который его поставит сам. Я бы это спродюсировал, но для этого нужно деньжат заработать. 

И есть еще один сценарий у меня, он давно тоже висит. Называется «Великий малыш». Я его под актера Цыганова писал — про супергероя, который лечит женщин через секс. У него такая суперсила: если он вступает в интимную связь, то у женщины все болезни проходят. И он это бремя несет, каждый вечер сидит в баре — и заканчивается это тем, что он кого-то шпилит. А у женщины потом проходит рак, депрессия и все остальное.

Последний вопрос: есть ли у тебя какое-то главное воспоминание, событие или впечатление из жизни, к которому ты время от времени возвращаешься? Какой-то поворотный или просто чем-то важный для тебя момент.

Я хочу отвесить поклон своему начальнику бывшему, который оказался в моей жизни таким волшебным человеком и дал мне волшебное знание. Летом 2014 года я месяца три работал редактором в соцсети, которая называется «Набираем.Ру». Там обучали печатать вслепую. А я как раз еще в 20 лет обучился печатать вслепую по тому методу, который разработал мой начальник Владимир Владимирович Шахиджанян. Мы с ним не очень сработались, хотя по-человечески отношения у нас были нормальные. На этой работе нужно было небольшие редакторские дела делать — и еще, чего я не мог, нужно было стримить. Сейчас-то я с удовольствием это делаю, а тогда мне было неудобно перед камерой шутить, с подписчиками сайта общаться. Мне это претило, работа была в тягость, и я пришел увольняться. Зашел, говорю: «Владимир Владимирович, давайте-ка я от вас уйду. Тяжело мне».

А он знал, что я пишу книги, что у меня свое издательство. И он сказал: «Тогда, Евгений Игоревич (там как в секте — были свои правила, все называли друг друга на вы и по имени-отчеству), у меня одно условие: я вам подарю 100 тысяч рублей. Вы сможете пару месяцев сидеть дома и писать свои книги. Возражения не принимаются». И его зам начинает из всех ящиков собирать купюры. Они мне дали деньги в конверте: сперва там были крупные купюры, пятитысячные, потом уже до соток дошло. 

И я приезжаю домой с этим конвертом. Мы снимали с моей первой женой, Оксаной, квартиру на «Академической», и у нас была комната, заваленная хламом. Я зашел в эту комнату, разгреб хлам, нашел стол письменный, поставил туда ноутбук, положил этот конверт на полку и подумал: «Ну, надо, значит, отрабатывать». Каждый день сидел, писал. После этого меня позвали сниматься в фильм «Черная вода» Каримова, где вместе со мной дебютировала Ирина Старшенбаум. Я даже один раз ей по <...> дал случайно — потому что режиссер пьяный спал, а человека, который ставит трюки, не оказалось на площадке. И мы с ней полусонные играли какую-то драматическую сцену. 

Но это все к тому, что Владимир Владимирович дал мне важный совет: «Не занимайся за деньги тем, чем не станешь заниматься бесплатно». И вот 10 лет я пользуюсь этим советом, и он меня делает счастливым человеком. Все ведет к тому, что я могу прокормить себя — есть друзья, у которых, грубо говоря, можно поесть, есть родственники. Не надо идти на ту работу, которая тебе не нравится. Ты в любом случае проиграешь. А если будешь делать то, что тебе по душе, даже если это совсем мало денег приносит или тебе в убыток существует, все равно это будет лучше.

Шахиджанян запустил череду событий: я снимался в кино, немного заработал денег, работал фотографом, потом на «макулатуру» стало побольше народу ходить, потом книги стали чаще покупать, и как-то на подножный корм начало хватать. И спасибо ему большое. Владимир Владимирович, помните, я вас продолжаю рекламировать.

Беседовал Егор Спесивцев

* Минюст РФ признал Юрия Дудя иностранным агентом.

** Instagram принадлежит компании Meta (признана в РФ экстремистской и запрещена).