Внимание, если вы читаете это, значит подвальный бар моего ресторана все еще находится под оккупацией Франции. Два террориста (один из которых хорошо разбирается в терруарах, а другая – в террариумах) захватили его. Он и она не пускают меня на самовольно захваченную ими территорию. Они не выдвигают конкретных требований, раз в три часа включают «Марсельезу» и судя по отзывам тех, кому удалось проникнуть внутрь, завернувшись в трехцветные флаги они расхваливают Шампань и Бордо. Ах да, они потребовали запас лягушачьих лапок на два месяца. Наш переговорщик-моссадовец сумел сбить «цену» и они согласились на запас круассанов и 5 литров лукового супа. Это БРЮТальный рейдерский захват. Мы держимся, хотя силы на исходе. Вив ля Пачамама, вив ля Бек, вив ля тра-ля-ля.
За месяц до указанных событий…
Это был коньячный августовский вечер. Вечер измены. Да я изменил, каюсь… Сегодня я не боюсь признаться в этом. В тот вечер я горевал, предвидя катастрофу. Так происходит каждый раз, когда измена встает между мной и верностью принципам. И каждый раз причиной измены является он и только он, один-единственный человек – мой брат…
Уж сколько раз твердил я ему, мол, нельзя, ну нельзя нанимать французов на ответственные позиции. Расизм тут ни при чем, всему виной горький опыт и история. История Франции, которая постоянно бунтует и норовит устроить революцию. Говорил, писал в статьях и книгах, но все без толку. Мой брат привык учиться только на своих ошибках. Одна из них недавно втерлась в нашу команду.
Француз с шаловливыми усиками был нанят моим братом на временную должность консультанта, ответственного за бар. Подразумевалось, что он наладит работу и адьё. Вместо этого он устроил нам адское адьё… Адище просто.
Не успев выйти на работу, французик из Бордо сосватал моему брату свою жену. «Ах, это так по-французски!». Но нет. Речь не о том, о чем вы, развратники, подумали, а о том, что он убедил моего брата взять на работу свою супругу. Себе в помощь. Семейный, бонжур тебе по самый буйабес, подряд.
Я смотрел на все это со стороны и закипал… Но таково было решение моего брата. Заранее зная неутешительный финал этих роковых ошибок, я носил в себе «мстю» и тоску. Даже от словосочетания French fry мне становилось дурно, и повсюду в баре меня преследовал призрак в желтом жилете, шепчущий меня из каждого угла «à bientôt, до скорого!» Что ж, призрак французского мердеца не заставил себя ждать. Однажды в один из нервных вечеров, когда зал ресторана был полон, команда работала на износ, а на кухне был хлопот полон рот, француз обратился ко мне с каким-то дурацким несвоевременным вопросом. Я резко ответил ему, мол, не до тебя, не видишь что ли, како кипиш кругом. Ответ ему не понравился. А еще больше он не понравился его жинке, у которой был ПМС и обостренное ЧСВ. Желая включить перед женой режим мачо-шмачо а-ля Наполеон француз надерзил мне. Ну а со мной это опасно. На одно слово, он огреб десяток отборнейших и бьющих наотмашь звездюлей. Отправленный в нокаут, он зализывал раны в углу, пока его жена за 5 минут собрала их монатки и они оба покинули смену. Бар остался без сотрудников. Пустым. Необитаемым по ту сторону барной стойки. Впечатление, что все это время они ожидали начала ядерной войны и тренировались быстро складывать вещи в рюкзак по секундомеру… Конечно, мы выкрутились. Конечно, мы потеряли пару кило веса и десяток нервных клеток. Конечно, наутро эти французские баррикадники позвонили с извинениями и, конечно, мой брат их простил. Сошлись на том, что они доработают два месяца, и чтобы за это время они не разнесли бар вдребезги пополам от зашкаливающих эмоций, нам с ними запрещено пересекаться, т.е. мне не следует появляться в моем собственном баре. Putain!
Сегодня, у замочной скважины бара, в 17.00 РМ
Я изменил принципам, но не изменил семье. Я наступил на горло своему профессиональному опыту, чтобы мой брат смог получить свой опыт. Пусть и болезненный. Я принял участь страдать, чтобы не пострадал мой бизнес. Я оккупирован французами, с их надувающимся как у жабы «грандор де Франсом». Я связан по рукам и ногам. Я покрываюсь матовой, да нет, матерной корочкой, когда вижу эту парочку бунтарей. Я… Это седьмое «я», потому что мы семья, а в семье, иногда, приходится выбирать между тем, чтобы быть правым и быть счастливым. C’est la vie, как говорят два наших террориста из подвала, рядом с которым я установил «часы судного дня». Через два месяца они сыграют мою музыку и бар будет освобожден. Я верю. Я жду. Я считаю минуты.
Кстати, какую песенку поставить на этот будильник? Что-то символическое, как знак победы и освобождения.
P.S. Больше хореканских текстов и видео можно найти в моей телеге с пряниками и кнутами или на ютубе с бубенцами.
Спасибо за внимание!