Ирина Горлова
Ирина Горлова Фото: из личного архива

Вы выпускница отделения истории и теории искусства исторического факультета МГУ — это поистине фундаментальная школа. Инструментарий классического искусствоведа помогает разобраться в актуальных арт-процессах? 

Каким бы фундаментальным ни было образование, знание истории искусства очень полезно постоянно обновлять — заново погружаться если не в искусство Древнего Египта, то хотя бы в более и менее близкие к нам периоды. Это безусловно помогает понимать произведения современных художников, в первую очередь чувствовать и видеть, что в них подлинное, а что создано по готовому рецепту. Когда я училась в МГУ, изучение истории искусства обрывалось на 80-х годах, и большая часть предметов была посвящена официальному искусству. Думаю, сейчас ситуация обстоит намного лучше: современные студенты получают больше информации о явлениях новейшего времени. Кроме того, сейчас вполне доступно посещение мастерских современных художников и выставок. И все же, возвращаясь к вопросу, мне кажется, важно погрузиться сначала в историю, а уже затем заниматься современным искусством.

А насколько вообще применимы метрики классического искусствоведения к тому, что происходит на арт-сцене сегодня?

Это очень сложный вопрос. Из той же категории: как вы выбираете художников и понимаете, что это хороший автор, а это нет. Можно сказать, наша работа происходит на уровне интуиции. Когда мы с коллегами вместе смотрим выставки, в том числе начинающих художников, часто наши представления совпадают: за каким художником, на наш взгляд, есть будущее, кто, скорее всего, не бросит заниматься искусством, будет расти и раскрывать свой потенциал в дальнейшем. 

В какой-то момент заниматься современным искусством стало модно. Появились специализированные учебные заведения, где курсы, практические семинары, смотры портфолио проводят профессиональные искусствоведы и кураторы, учат будущих художников выстраивать карьеру и даже общаться с галеристами. Знание этих механизмов — это очень хорошо. Но, возможно, настоящий художник на самом деле и не знает, как себя продвигать, — профессионал с насмотренным глазом все равно угадает, кто станет величиной в истории искусства. 

Как угадать будущих героев художественной сцены? Думаю, нужно обращать внимание на то, насколько автор — даже если он очень молодой — создает оригинальные решения, насколько в его произведениях присутствует личный опыт и переживания, его собственное видение реальности или нереальности. Большие выставки молодых художников не всегда кажутся мне интересными, так как они показывают срез общей массы, объединенной какой-то тенденцией. Мне не интересны тренды как таковые — интересно выловить внутри них какую-то подлинную личность.  

На ваш взгляд, важно ли для самих современных художников знать историю искусства на продвинутом уровне? 

Это полезно, но зависит от художника. Есть настоящие сильные художники, которые не нуждаются ни в философии, ни в каких-либо других глубоких познаниях — их искусство прекрасно само по себе. Они могут случайно, интуитивно предугадывать какие-то тренды, коренящиеся в истории искусства, и узнавать об этом постфактум. 

Кого из российских художников вы могли бы привести в пример? 

Сейчас в МАММ проходит выставка Евгения Музалевского. Мне кажется, как раз он был изначально таким художником изнутри, его жизнь сама по себе — это непрекращающийся творческий процесс. Его творческая практика постоянно меняется: он начинал с фотографии, затем перешел к живописи. Огромные живописные работы Музалевского как раз показывают, что его художественное высказывание требует большого поля, оно выросло. Безусловно, он интересуется историей искусства, но это, скорее, происходит по наитию: например, его внимание привлекли готические и романские средневековые храмы, но для того, чтобы как художнику работать с этими образами, ему не нужны искусствоведческие знания о них. Эти образы просто мигрируют и растворяются в его собственном искусстве. 

Вы упомянули про некую искусствоведческую интуицию, которая помогает вам разбираться в актуальных арт-процессах и воспринимать работы современных авторов. За счет чего она формируется? Только за счет образования? 

Насмотренность очень важна. Если ты долго и в большом объеме видишь произведения эпохи Ренессанса, ты постепенно учишься видеть нюансы, быстро улавливать принадлежность произведения к определенному направлению или школе, понимать, какой из художников был настоящим гением, кто создал прецедент для последующего массового распространения композиционных или колористических решений, а кто из мастеров был учеником гения. 

Желание смотреть искусство, любовь и искренний интерес к нему — это еще одно значимое условие для того, чтобы пробудилась та самая интуиция. Чем больше ты интересуешься, изучаешь, погружаешься, тем больше ты начинаешь улавливать какие-то связи, ассоциации, отсылки и понимаешь глубину высказывания того или иного автора. При этом я наблюдаю, что некоторые искусствоведы, очень хорошо знающие историю искусства, этапы его развития, все равно не хотят открывать глаза на искусство современное, потому что они не видят в нем преемственности и отказывают ему в праве на открытие чего-то нового, перемены, которые совершали художники прошлых эпох. Некоторые из них, даже глядя на фигуративную живопись актуальных авторов, которая может быть очень хорошей, остро современной, как будто ее не видят и говорят, что это — мелкотемье, что в ней нет ни новаторства, ни красоты, ни знания композиции. 

Здесь важна перестройка сознания: способность испытывать радость от встречи с чем-то, может быть, смешным, наивным, удовольствие от интеллектуальной игры, а также понимание, что искусство — это не только красота, гармония и выстроенная композиция, а совокупность разных факторов, возможно, даже сознательный отказ от привлекательной визуальности. Нужно постоянно расширять свое поле восприятия границ искусства. 

Работая в музее, я заметила, что люди, которые специализируются на современном искусстве, часто разбираются в тонкостях искусства старых мастеров лучше тех, кто занимается исключительно изучением прошлых эпох. Потому что в нас есть большая открытость и восприимчивость к самым разным художественным высказываниям. 

Как, на ваш взгляд, изменился мир современного искусства в России с тех пор, как вы с ним познакомились в 90-е годы? Какие радикальные трансформации вы бы отметили? 

В России ситуация менялась радикально на протяжении последних 30 лет. 90-е годы, когда я впервые увидела произведения современных художников, были временем потрясений и полного разрушения границ. Это время дикости — можно представить, в каких условиях существовали не только художники, но и вообще все. С одной стороны, с физической и материальной точек зрения жизнь была невероятно трудной, с другой — она была веселой и безбашенной, потому что ее наполняло ощущение свободы, надежды и постоянных открытий. Это время московского акционизма и пересмотра позиций московской концептуальной школы, поиска внутри живописных стилей, появления больших инсталляций. 

В конце 90-х и на рубеже 2000-х годов в мире сложилось представление о русском искусстве как об искусстве очень диких людей. Такой обобщенный образ дикости: шапка-ушанка, в руке топор, ухмылка. Вспомнить, например, выставку «Давай!», которая была показана в разных странах. Афишу для нее сделала группа «Синие носы», арт-дуэт Вячеслава Мизина и Александра Шабурова, которая изобразила лицо России в те годы так, что в этих визуальных образах считывалось: хотите дикость — мы вам покажем ее такой, какая она есть. 

2000-е годы сильно изменили российскую арт-сцену. В это время в нашей стране начал складываться активный, отчасти стихийный арт-рынок. Искусство было провоцирующим, многие художники стали работать с большими формами — создавались крупноформатные картины, огромные инсталляции и скульптуры, а это было возможно благодаря инвестициям. Появился передовой отряд художников, которые были модными и востребованными в среде галеристов и коллекционеров. Таких художников было немного, все их знали по именам, среди них, например, Александр Виноградов и Владимир Дубосарский, Владислав Мамышев-Монро, Сергей Шеховцов. 

Если говорить уже про наши дни, то производство искусства стало почти массовым, люди знают, из чего складывается практика современных художников, которые в свою очередь получают профессиональное образование, хорошо теоретически подкованы, умеют артикулировать замыслы своих произведений, писать о них тексты. Современные художники — это такие прилежные школьники, поэтому среди них сложнее выбрать настоящих, понять, кто не станет общей массой, а выделится как личность и профессионал. 

И конечно, если раньше искусство было территорией смелого, отчаянного, порой даже агрессивного высказывания, то сегодня это территория растерянности, попыток самоидентификации. Художники старшего поколения пытались определить, что такое русское современное искусство, актуальные авторы занимаются поиском того, каким искусство может быть в принципе. В этом и есть разница между прошлым и настоящим.

В этом году вы вошли в состав экспертного совета ярмарки Cosmoscow — что для вас означает этот опыт?

Для меня это был очень интересный опыт, потому что я поняла механизм: как работает принцип отбора участников на самой передовой и престижной ярмарке в России. Меня больше всего удивило, что эксперты оценивают не только художников, которых представляют галеристы, но и экспозиции стендов. Эксперты подробно рассматривают, насколько творчески галерист подходит к созданию стенда, как выстраивает взаимосвязи между частями экспозиции, как продумывает построение пространства. То есть галерист оценивается как куратор. Кроме того, мне показалось важным, что команда экспертов готова была помогать галеристам советами и рекомендациями, как можно улучшить экспозицию стенда. И еще, конечно, я отметила для себя несколько галерей и имена художников, на которых я раньше не обращала внимания и проходила мимо — теперь они будут вызывать у меня больший интерес в дальнейшем, и я буду в целом лучше ориентироваться в пространстве ярмарок.  

Как, на ваш взгляд, на данный момент выстроена система отношений между музейными институциями и сферой актуального искусства? А если провести параллели с международным опытом? 

В больших мировых музеях проекты современных художников так же значимы, как и выставки старых мастеров — скажем, и у Метрополитен-музея и у Лувра есть  обязательная программа, связанная с актуальным искусством. В России с этим немного сложнее: все зависит не столько от музейной институции изнутри, сколько от восприятия зрителя. В нашей стране зрители, которые ходят в классические музеи, не привыкли к современному искусству, поэтому, когда они видят в экспозиции работ актуального художника — в противовес Васнецову или Репину, — они испытывают удивление, иногда возмущение, а порой даже агрессивное возмущение. Вспомните скандалы, которые вызывала выставка Яна Фабра в Эрмитаже, например. Всегда было так. 

Можно вспомнить замечательный пример — выставку 2021 года «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии» в Третьяковской галерее. Проект был посвящен эпохе русского и немецкого романтизма, но в экспозицию были включены произведения современных художников разных стран мира, которые так или иначе соотносятся с романтической идеей личности, противостояния человека и стихии, человека и мира. Это было прекрасно. При этом, я уверена, были возмущенные зрители, которые думали: а зачем тут современное искусство? Хотя выставка Ильи Кабакова, которая была показана и в Эрмитаже, и в Третьяковской галерее, была очень популярна среди зрителей, возмущений было меньше. Может быть, потому что искусство Кабакова больше нацелено не на критику, а на рефлексию по поводу жизни. Он погружает зрителя в особый мир, пусть и не слишком радостный, но все равно как художник он умеет захватить, ввести в свой собственный театр.

Мне кажется, российским музеям нужно иметь смелость дальше продолжать практику включения современного искусства в экспозиции. Несмотря на то что сама идея интеграции произведений актуальных художников в классические музеи совсем не новая, она до сих пор очень плодотворна. Для того чтобы люди привыкли, нужно создавать какой-то контрапункт. 

Совсем недавно вы покинули пост заведующей отделом новейших течений Третьяковской галереи. Каковы ваши профессиональные планы? 

Сейчас я обрела статус свободного куратора. Раньше меня это немного тревожило, но на сегодняшний день у меня довольно много интересных проектов. Например, 1 октября под моим кураторством открылась выставка современного российского искусства «Творить чудеса» в столице Сенегала Дакаре. Этот проект организован по инициативе Центра содействия культуре и искусству «Согласие», который предоставил мне как куратору полную свободу выбора. Я собрала команду художников, которые мне интересны, в произведениях которых одна из важных для меня тем: искусство как преобразующая сила сродни магии племен, в том числе африканских. Мне важно было отразить идею о том, что художники создают искусство как некое заклинание, чтобы мир стал идеальным.