«Ковыряние в носу» как осознание полученных знаний

Наверняка я об этом уже не раз вскользь писала. Но сейчас хочется написать конкретно и подробно. Потому что встречается это явление все чаще.

О чем речь?

О родительской тревоге. О неумении и частично нежелании с ней работать. О противоречиях в воспитании, которые получаются из особенностей нашей сегодняшней общественной ситуации и в значительном проценте случаев приводят к неврозу у подростка и конфликту в семье.

Откуда это происходит?

Все хотят добра своим детям. Все хотят, чтобы они вышли в жизнь по возможности подготовленными к грядущим жизненным испытаниям. Чтобы могли заработать себе на кусок хлеба (желательно с маслом), создать семью, завести свой круг общения и всякое такое. Фокус в том, что ситуация сегодняшних родителей довольно существенно отличается от родителей прошлого — давнего (100, 200 лет назад) и даже не очень давнего (50 лет назад). Те родители искренне думали, что знают, в каком мире будут жить их дети и что им там понадобится, — и часто были правы.

Например, семья городского сапожника 200 лет назад. У него сын и дочь. Оба родителя небезосновательно полагают, что это именно их задача — сформировать и обеспечить судьбу своим детям, и вполне готовы взять на себя за это ответственность. Отец знает, что сын унаследует его мастерскую, и так сыну с ранних лет и говорит: буду тебя учить нашему сапожному ремеслу, добром или сапожной колодкой — это уж от твоего старания зависит, а потом тебе дело передам, сам на покой уйду. И будешь ты наш конец города сапогами обеспечивать, а если талант да сметку проявишь больше, чем у меня от Господа нашего имеется (чего бы мне, понятное дело, и хотелось), так и в верхнем городе заказы будешь брать, у тех, кто побогаче.

Что касается судьбы пятилетней дочки, то отец с матерью приглядываются к сыну знакомого зеленщика с соседней улицы и уже пару раз обсуждали, что неплохо бы детей, когда подрастут, обручить, а затем и повенчать. Обе семьи достойные, работящие, дети выглядят крепкими и здоровыми — почему бы и нет? Девочке еще прямо об этом не говорят, но к хозяйству постепенно приучают и намекают, что игра «в лавку» с подружками очень для нее хороша, потому что вполне возможно, что в будущем она как раз хозяйкой лавки и окажется.

Сын и дочь слышат все это с самых ранних лет, все и всё вокруг лишь подтверждает сказанное отцом и матерью, и постепенно дети привыкают к родительским планам, начинают считать их своими.

Разумеется, мальчик иногда думает: а вот бы уйти с бродячими актерами, что выступают сейчас на площади! А девочка мечтательно закатывает глаза: а вот бы за боярина замуж выйти! Но все это, скорее всего, так и остается мечтами. В реальности мальчик осваивает премудрости сапожного ремесла, а девочка при встречах «со значением» строит глазки сыну зеленщика (да и он искоса, но внимательно приглядывается к ее взрослению) и учится у матери рукоделию и ведению хозяйства.

Все это на современный взгляд выглядит несколько скучноватым, предопределенным, лишенным интриги и креатива, но ни в коем случае не невротичным.

Какова же ситуация сейчас? Она принципиальным образом отличается. Мир развивается так стремительно, что современные родители не имеют буквально ни малейшего представления о том, каким он окажется, когда в нем будут жить и трудиться, создавать семьи, воспитывать уже своих детей их выросшие дети. Да будут ли у них вообще семьи и дети?

И что же им там, в будущем «непонятно каком» мире понадобится?

Однако задачу, которая стояла и перед семьей сапожника 200 лет назад, вроде бы никто не отменял: надо взять на себя ответственность и подготовить своих детей к грядущей жизни. Надо подготовить, но я не знаю к чему. Типичный невротический конфликт. Здравствуй, родительский невроз.

Второй момент. Именно сейчас заканчивается детство и начинается вход в реальную жизнь подростков, родившихся на рубеже тысячелетий, то есть в те времена, когда мутная волна перестройки (Выживай как сумеешь! Хапай до чего дотянешься! Предпринимай что предпримется!) уже более-менее схлынула и в нашем обществе наметилась какая-никакая стабильность. А когда стабильность, воспитанию детей всегда уделяется повышенное внимание.

На приеме это обычно предъявляется мне так:

— Мы все в него годами вкладывали, у нас самих в детстве и десятой части того не было, вроде бы все есть, чтобы спокойно определиться, а он теперь ничего не знает, ничего не хочет, ему бы только в телефоне сидеть, то голова у него болит, то еще что, а к экзаменам кто будет готовиться, и вообще, я в его годы… да и его сверстники все уже определились, а он… Может быть, вы с ним профориентацию проведете и вообще поговорите, а?

В зависимости от характеров, темпераментов и других особенностей нервной системы членов семьи, имеем разные букеты сопутствующих наличных чувств: агрессия, разочарование, апатия, взаимное раздражение, обида, презрение, усталость и так далее. Ведущее всегда — непонимание. Почему так?

И их таких все больше и больше. Прямо волна последние два-три года.

Что происходит? Давайте разберемся.

Родители тревожатся: мы должны обеспечить его будущее. Мы многое можем дать своему ребенку (мир стал просто чудовищно, опасно многообразен), но не знаем, что конкретно ему понадобится. Поэтому на всякий случай понапихаем в него побольше всего — вдруг пригодится? Пихают со страшной силой. «Ваш ребенок еще китайский язык не изучает? А почему? Всем же понятно, что за Китаем — будущее, это потом может дать ребенку очень серьезные выигрышные очки в жизненной гонке!» — «Ой, и правда! Начинаем изучать китайский!»

Дети, у которых нет ни одной свободной минуты. Они учатся в «хороших школах» и посещают «кружки с хорошей историей», занимаются с репетиторами. Их водят в музеи, театры, на выставки и на развивающие занятия, их таскают по развалинам и достопримечательностям всех эпох и континентов. У них нет времени и сил на синтез всего этого. А ведь чем больше информации поступает, тем больше времени нужно на то, чтобы ее усвоить. И когда идет синтез, ребенок выглядит нестерпимо для невротичных родителей: он сидит и ковыряет пальцем в носу, или возит по столу машинку, или играет с ручкой, болтает по телефону вроде бы «ни о чем», или просто смотрит в стену. Поэтому бо́льшая часть всей этой информации просто проваливается впустую, сливается, как вода в унитаз. Но родителей это не беспокоит — они получают временное успокоение: мы же выполняем свою задачу, готовим его к будущей жизни.

И вот наконец пора куда-нибудь поступать.

Процесс запихивания знаний и навыков «добром или сапожной колодкой» подошел к промежуточному финишу.

В семье сапожника, как вы помните, в этом пункте была кристальная ясность: сейчас ты — мой помощник в сапожном деле, а потом я передам тебе мастерскую. А чего ты там сам хотел или хочешь, это никого никогда не интересовало и сейчас не интересует. Впрочем, скорее всего, парень, которого последние десять лет учили именно на сапожника, ничего другого себе уже и не представляет и не хочет. Что ж, буду сапожником, как отец — хорошее, уважаемое дело. Если есть честолюбие: постараюсь дело расширить.

Но не таков современный мир «хороших семей», построенный на гуманистических ценностях и уважении к личности ребенка.

Однажды эта хорошая семья садится в кружок и, доброжелательно поблескивая глазами и очками, говорит ребенку:

— Больше десяти лет мы вкладывали в твое развитие и воспитание все, что могли. Теперь ты уже почти вырос. Ты — уникальная человеческая личность. Впереди — твоя собственная жизнь. Поэтому теперь мы хотим знать, чем ты собираешься заняться дальше. Слушаем тебя внимательно.

Немая сцена.

— Я… я… я не знаю… — говорит подросток.

— Как это не знаешь?! — удивляются родители. — Ведь тебе столько всего показывали, столькому научили.

— А вот не знаю…

— Но ведь надо же куда-то поступать! — начиная раздражаться, говорит семья.

— А надо?

— Ты что, издеваешься?! Мы столько в тебя вложили…

Надо ли продолжать?

Вы понимаете, что здесь произошло? Десять лет ребенка вели по «сапожно-авторитарному типу», решали за него, как ему проводить время, где, чему и сколько учиться, а потом вдруг вместо логичного «все в нашей семье были врачами, и ты поступаешь в медицинский» запросили совершенно другое, то, к чему он абсолютно не готов. И продолжают запрашивать все настойчивее и настойчивее. А он реально не может ответить. Иногда просто тыкает пальцем наугад — лишь бы отстали. И тогда решение проблемы просто откладывается еще на два-три года — как правило, до конца второго курса института, когда молодой человек понимает, что он учится чему-то совершенно ему ненужному и неинтересному.

Иногда в этом месте случаются депрессии, которые начинают лечить. И вот намечается выход, который потом закрепляется: проблемы? Попей полезных таблеток!

Что же делать?

Самое простое — профилактика. Пока ребенок еще маленький, решите для себя: вы «семья сапожника»? Тогда вперед, алгоритм известен и понятен.

Вы за «уникальную человеческую личность»? Отлично. Тогда информируйте, советуйте, направляйте, но ни в коем случае не императивно. И сразу давайте ребенку побольше «поковырять в носу» для синтеза происходящего вокруг, возлагайте на него побольше ответственности за то, что он делает или не делает, и принимайте результаты, даже если они кажутся вам странными или неудовлетворительными. Тогда есть серьезный шанс, что ребенок выберет именно свой собственный путь — например, уйдет с бродячими актерами.

Что делать, если вы уже «все сделали», как выше описано,  вашему сыну или дочери 15–17 и он(а) «ничего не знает»?

Для начала перестаньте паниковать. Поезд никуда не ушел. Современное общество, в отличие от общества, в котором жила семья сапожника, предоставляет человеку достаточно много времени для «поиска себя». Так что время еще есть. Перестаньте «грузить» подростка своими тревогами и проекциями. Пусть он оглядится. Может быть, поработает где-нибудь. Может быть, поучится чему-нибудь промежуточному, что даст потом возможность заработать на кусок хлеба и как следует сориентироваться, попытаться осознать собственную структуру и запросы. А если все это не для вас, и вам даже читать об этом страшно и неприятно, не иезуитствуйте и не выключайте «сапожника», к которому ваш ребенок привык за последние десять лет. Тогда по крайней мере депрессии и невроза у него не случится.