«Внутри России поводов для гордости уже не сыщешь». Самые яркие высказывания Владимира Буковского
О Советском Союзе
«Сверху молот, снизу серп — это наш советский герб. Хочешь — жни, а хочешь — куй. Все равно получишь ***».
«Каждый день в этой стране начинается с ходьбы на месте».
«Несчастна страна, где простая честность воспринимается в лучшем случае как героизм, в худшем — как психическое расстройство».
«А что говорят советские люди о “загнивающем капитализме”? "Гниет-то гниет, но запах какой!" — и сладостно потягивают носом».
«Частная собственность — это награблено у трудящихся, значит: грабь награбленное! Рассуждая строго по-ленински, почему не оправдать убийство? Ведь человек — смертен, почему не убить его сейчас, все равно ж умрет? Недаром у него была четверка по логике».
О демократии и свободе
«Освобождение не приходит к человеку извне. Оно должно прийти изнутри, и пока большинство из нас не освободилось от подпольной психологии, от жажды справедливости, по-прежнему будут сидеть по кухням наши потомки и спорить: когда же все это началось?»
«Демократия — это не уютный дом, красивая машина и пособие по безработице, а прежде всего право бороться и воля к борьбе».
«Россия — страна рабов. Никогда у русских не было демократии и не будет. Они к ней не способны — нечего и пытаться. С нашим народом иначе нельзя!»
О Сталине
«Как, например, расценил народ разоблачение культа личности? Когда Сталина вынесли из Мавзолея и похоронили у кремлевской стены, на его могиле появился венок с надписью: “Посмертно репрессированному от посмертно реабилитированных”».
«”Самый-то главный враг народа — Сталин!” Удивительно, как быстро поверили в это люди, те самые люди, которые два года назад давились на его похоронах и готовы были умереть за него».
О равенстве
«Только на кладбище обретают люди абсолютное равенство, и если вы хотите создать из своей страны гигантское кладбище, что ж, тогда записывайтесь в социалисты».
«Удивительная, страшная и бесчеловечная эта мечта о всеобщем абсолютном равенстве. И как только захватывает она умы людей, так сейчас же кровь рекой и горы трупов, сейчас же начинают выпрямлять горбатых и укорачивать длинных».
О власти
«Мы поняли великую истину, что не винтовка, не танки, не атомная бомба рождают власть, не на них власть держится. Власть — это покорность, это согласие повиноваться, а потому каждый, отказавшийся повиноваться насилию, уменьшает это насилие ровно на одну двухсотпятидесятимиллионную долю».
«Что черное — это белое, мы уже привыкли. Что красное — это зеленое, нас убедили. Что голубое — это фиолетовое, мы сами согласились, черт с ним! Но теперь еще и синее — это не синее, а желтое?»
О людях
«Плохих людей, к сожалению, больше, а люди замечательные, которых встретишь редко, много сделать не могут. Но жизнь есть жизнь: много черного и иногда проскакивает что-то светлое. И это надо очень ценить, потому что по-другому никогда не будет».
«Другое дело у нас: десятки лет рубили людям головы — и наконец стали-таки рождаться безголовые люди нового типа. Главное — не унывать, ведь все это ради всеобщего счастья».
О пост-советской России
«Я пришел после путча к российскому руководству и сказал, что нужно провести суд над КПСС. И если вы не проведете своего рода Нюрнберга или его подобия, вы никогда этот режим не прикончите, это будет все тянуться до бесконечности, более того, коммунисты оживут. Это как раненый зверь — подранка надо добить. Если вы его не добьете, он бросится вам на горло».
«Внутри России поводов для гордости уже не сыщешь».
«Я не пессимист и очень спокойно ко всему отношусь. Потому что знаю, что все пройдет. Прошел Советский Союз, пройдет и путинская Россия».
«Сейчас наша молодежь прямо кричит: “К черту любую идеологию, дайте денег”. Это черта “поколения Х”, его мечта до тридцати лет раздобыть хотя бы пять миллионов и уехать на Багамы».
О страхе
«Бояться надоедает очень быстро. Это скучное и физиологически угнетающее состояние. Избавитесь от него — дольше и лучше жить будете».
«Самое жуткое — это страх не за себя, а за своих близких. Очень часто именно этим и угрожали — что с ними что-то сделают. Хотя, когда ты решаешься на инакомыслие, на сопротивление в несвободных, а особенно тоталитарных режимах, ты понимаешь, что это возможно и, скорее всего, произойдет. Это тяжело. Но даже страх за близких не может и не должен влиять на твое решение».
О смерти
«...Я рано понял, что такое смерть. Мы жили в коммуналке, моя бабушка, которая читала мне Жуковского и Пушкина, умерла у меня практически на глазах. Я понимал, что это будет и со мной. При этом я не был религиозен, я понимал, что это исчезновение. Я и не буду помнить и жалеть, что я так мало пожил, если придется уйти раньше. Поэтому я никогда не боялся смерти».
Подготовили Ксения Праведная, Алена Лобанова