Четыре правила доверительных отношений

Пишу по свежим следам, потому что тема кажется вообще важной, да еще и ситуация усугубляется тем, что часть школьников уже перевели на дистанционное обучение, а часть, вполне может быть, переведут в самое ближайшее время, и никто не может пока предсказать на сколько. В некотором смысле речь пойдет о подстилании пресловутой соломки.

Вчера пришли мама с дочкой. Очень симпатичные, блондинистые, большеглазые (больше-то ничего толком под маской и не разглядишь), явно похожие между собой. Девочка 13 лет больше молчит, а у мамы полный набор стандартных запросов современного российского интеллигентного родителя, соответствующим образом сформулированных.

Раньше (допустим, четверть века назад и дальше вглубь) это формулировалось так:

— Доктор, вот как нам его заставить, чтобы сам уроки делал и учился как следует, и мне не приходилось все время орать, и чтобы матери по дому помогал без постоянных одергиваний и повторений по сто раз? Да, и чтобы вообще родителей слушал и уважал — мы ж взрослые и лучше знаем, а он — чего он вообще пока в жизни понимает? Вот меня с братом отец порол за двойки как сидорову козу, а мы и пикнуть против него не смели. Мы с женой современные люди и против этого, и мы сына никогда не били, и он — подумайте только — теперь на родителей огрызаться пытается.

Сейчас, в эпоху толерантности и политкорректности, это же самое при визите к психологу формулируется следующим образом:

— Мне очень хотелось бы установить с моим ребенком доверительные отношения и способствовать его эффективной самореализации, которая — вы же понимаете — невозможна без получения хорошего образования. Но как мне правильно донести это до нее и развить соответствующую мотивацию? Вы знаете, у меня с моей матерью были очень сложные отношения, и поэтому мне всегда хотелось, чтобы мы с дочерью стали друзьями, чтобы не было насилия и она сама понимала, и мне казалось, что я со своей стороны делала все возможное, и читала соответствующие книги, и ваши в том числе. Но в последнее время между нами очевидно нарастает непонимание.

Так вот, вчера у меня был второй вариант в его обычной форме. Девочка, как уже упоминалось, в основном молчала, а матери я все время задавала один и тот же вопрос: сформулируйте, чего и как вы бы хотели? — и мы с ней с той или иной степенью конструктивности обсуждали разные аспекты их семейной повседневности и даже какие-то профориентационные вещи.

Поговорили об «установлении доверительных отношений» и прочем, вроде даже к чему-то конкретному пришли. Но в конце мне показалось правильным все-таки обратиться и к девочке, и я обратилась:

— Может, ты хотела бы еще что-то затронуть? Твои какие-нибудь вопросы? То, что мы с мамой не обсудили еще?

И вдруг девочка едва слышным голосочком говорит:

— А вот про мою учебу… мама не сказала.

Я сначала почти опешила. То, что все подростки ненавидят, — ах, он мог бы лучше учиться, но совершенно не старается, и не хочет напрягаться, и гаджеты, и я ему сто раз говорила «если ты не будешь сейчас, то потом…» — она хочет, чтобы мать сейчас все это актуализировала? Ей это зачем?

Помолчала полминуты, прокрутила в голове весь наш только что состоявшийся разговор и вдруг поняла. Девочка-то, оказывается, очень умна, тонка и наблюдательна. И, несмотря на свою стеснительность, решилась обратить наше внимание на свое понимание явного лицемерия беседы двух взрослых, произошедшей в ее присутствии. Ведь вот это вот, совсем в запросах матери не прозвучавшее, и составляет бо́льшую (и худшую) часть их повседневных коммуникаций.

— Ты уроки сделала? Ты понимаешь, что нужно учиться? Если бы ты сейчас вот села и все сделала, то потом могла бы быть свободной и делать что хочешь. Ты понимаешь, что от этого зависит твое будущее? Почему ты не подошла к Марье Петровне и не договорилась исправить? А кто должен за тебя следить, что тебе задали? Ты понимаешь, что для того, чтобы хоть куда-то поступить, нужен приличный аттестат?

И так изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год. И вместо того, чтобы обсуждать эту проблему, мы час говорили о «личном пространстве», поисках себя, распределении домашних обязанностей, сложностях межличностных отношений у разновозрастных сибсов и т. д. и т. п.

«Товарищи взрослые, а вы понимаете, что я понимаю, что вы лицемерите?» — вот что спросила нас светловолосая большеглазая девочка 13 лет.

Что же с этим делать?

Пункт первый. В отличие от некоторых моих коллег, я не считаю, что правильным решением здесь будет «все немедленно прекратить, плюнуть на все уроки и говорить с ребенком только о вечном, умном и добром». Родители не роботы, а живые люди, и если сейчас их почему-то больше всего «вечного, умного и доброго» волнует то, что будет у их ребенка в четверти по русскому языку в четвертом классе или по геометрии в девятом, то так тому и быть. Других родителей у этого ребенка просто нету и в ближайшее время не предвидится. Если они будут регулярно ребенку врать и наступать на горло собственной песне, то либо у ребенка разовьется тревожность от двойственности ситуации (которой вообще не было у братьев из моей первой цитаты, ибо они четко знали, как устроен их мир: принес двойку — получи по заднице, и до следующей двойки свободен от родительского внимания к твоей учебе), либо у самих родителей разовьется психосоматика — а кому это надо?

Пункт второй. Оставайтесь собой, но возьмите на себя ответственность. Это вам важно, что будет у вашего ребенка по английскому. Так ему и говорите, без ссылок на то, что вы заботитесь о его будущем и, не исправив сейчас двойку, он потом не сможет найти своего места в жизни, получать достойную зарплату и заслужить уважение людей. Признайте, что вы вообще почти ничего не знаете о мире, в котором будет жить взрослым человеком ваш ребенок. Значит, так честно и скажите (сначала себе, а потом ребенку): тебе, дорогой, досталась такая мать, которая вот так специфически реагирует на тройки по основным предметам, возбуждается и начинает истошно орать про всякие прогностические вещи, о которых не имеет на самом деле ни малейшего представления.

Пункт третий. Старайтесь быть максимально конкретными в описании своих ритуальных (успокаивающих вас) действий, чтобы ваш ребенок понимал происходящее по крайней мере не хуже тех братьев, которых пороли за двойки 40 лет назад. Например: каждый день, начиная с 17 часов дня, я, потому что мне так удобно, буду по семь раз торжественно возглашать: «Садись за уроки, сын мой!» — а потом, если ты еще не сел, хватать твой телефон и убегать с ним из дома, громко стеная о неудавшейся жизни и потерянном поколении. Ну или любой другой алгоритм, который кажется вам более или менее отвечающим вашей внутренней конституции. Главное, чтобы ребенок знал, как оно устроено и чего ему ожидать. И понимал, что все это имеет отношение к вам, а не к нему. Дети могут спокойно принять почти любым образом устроенных родителей — помните это. Но наиболее неврогенны родители лживые и непредсказуемые.

И наконец, пункт четвертый. Последовательно реализовав предыдущие три пункта и обнаружив себя ежедневно исполняющим тот или иной ритуал, касающийся учебы вашего ребенка, спросите себя: а мне это зачем? Какую свою задачу я этим решаю? И честно ответьте самому себе на этот вопрос. 

Это было мое мнение. Призываю вас высказать свое. Мне интересно соотнести свое видение с ви́дением других людей. Кроме того, спектр высказанных мнений, несомненно, поможет сориентироваться еще трем-пяти десяткам тысяч читателей.

Если вам есть что сказать по теме, но вы не являетесь подписчиком и членом клуба «Сноб», пишите по этому адресу: [email protected]. Указывайте, пожалуйста, откуда вы: пишет Елена из Петербурга, пишет Анна из Германии и т. д.