Алексей Беляков

Поэт, денди, звезда салонов, кумир интеллектуальной России. Его боготворили, девушки стрелялись из-за него.И поэзия – вся такая ажурная, нервическая

В этот день в 1946 году Ахматову и Зощенко исключили из Союза Писателей СССР

Отель Le Meridien на Мальдивах, и что там делать усталому русскому 

Они, конечно, мерзавцы. Гнусные твари. Хитрые и коварные.

Лина увидела в книжном советские издания Дюма. Это, говорю, наверно макулатурные. «Как это?» – спрашивает. Выяснилось – она не знает вообще о том удивительном «спорте», в который было вовлечено полстраны. Счастливая девочка, родившаяся после социализма. 

Раннее утро. Иду в парк, бегать. А утро для меня – время увлекательных запахов. Начиная с подъезда. Вот минут десять назад тут явно прошла девчонка, лет семнадцати, у нее терпкий и нахальный парфюм. А вот от той полноватой тетеньки впереди пахнет строгим и ванильным. 

 

Один приятель разошелся с женой. Ничего особенного, почти мирно, даже не стали официально разводиться: потом как-нибудь. Но был ребенок, из-за него и начались проблемы. Сперва мелкие, то бывший муж не смог забрать ребенка на выходные, и у бывшей жены сорвались планы, то она требовала денег на занятия спортом – ребенку, а не себе – а муж считал, что и так дает достаточно в виде алиментов. Бывшая жена стала браниться, бывший муж отвечал резко, вскоре дошло до вражды. И «лютая» мать как-то не разрешила отцу увидеться с ребенком. Стала выдвигать условия. «Вот тварь! – говорил нам приятель. – Я прямо убить ее готов». И было видно: готов. Тогда один сердечный товарищ сказал ему: «Хорошо. Я сведу тебя с нужным человеком».

Опять читаю в глянце: «В свои 50 она выглядит на 30». Типа восторг. И который раз думаю: а что же позорного в пятьдесят выглядеть на пятьдесят? На хорошие, честные пятьдесят. Красивые пятьдесят. Нормальные пятьдесят. Нет, блин, возраст - это какой-то стыд и срам. Что не утверждается прямо, но обязательно подразумевается. Мы любой возраст как бы уважаем, но давайте, мадам, сбросим лет двадцать, а? Как-то приятнее нам всем будет от этого. Не получается? Тогда проходите, мадам, не задерживайтесь. Нам требуются молодые. Ваши морщинки никого тут не радуют.

Можно считать меня инсайдером,  агентом во «вражеском» стане. Веселым шпионом. Кроме меня никто из мужчин не скажет женщинам всю правду о нас. Никто не разоблачит. А важно предупредить, пока «бомба» не собрана. Я слишком ценю женщин, их хрупкие нервы и тонкие пальцы. 

Однажды в своей ленте увидел фотку. Заокеанские друзья что-то отмечают, застолье. И что же я наблюдаю на белой скатерти? Оливье, холодец, селедку под шубой. Они живут в этой Америке уже лет тридцать, у всех гражданство и бизнес там, у них дети плохо русский говорить. Они фактически американцы с широкими смайлами. Но как только надо выпить и закусить, нет, без оливье никак. Организм, измученный здоровой едой, требует холодец. А сверху горчицей, и не какой-то пижонской, дижонской – нет, той самой, в ностальгической баночке из русского магазина.

Аня с Костей пришли ко мне хмурые. Между собой не разговаривали. Явно по дороге ссорились. Что, думаю, за фигня? У меня день рождения, а эти с лицами, будто им объявили смертельный диагноз. Когда немного выпили, я увел Костю на кухню: 

Следом за мной в лифт входит девушка, боже, как запахло сладкими духами. Спрашиваю: «Вам какой?». Она говорит – семнадцатый. А мне – двадцать третий. «Нам по пути!», – улыбаюсь. Девушка тоже улыбается: «Отлично!»

Приятель жалуется: «Снова он мне звонил. Опять с какой-то истерикой, какой-то претензией…  Совсем невыносимый стал». Это приятель о старом друге. Тут я ему: «Отрежь и забудь». Приятель, недоуменно: «Что отрезать?» Друга, отвечаю. Отрезать к чертовой матери. Выбросить из жизни. Не общаться. 

Ночь. Уже подступает сон, первые моменты забвения. И вдруг среди тишины: «А ты меня любишь?». Это жена. Муж вздрагивает: «А?! Что?» – «Ну ты меня любишь?» - «Люблю. Спи!» – «А мне кажется, что не любишь…» – «Что за ерунда?» – «Ну вот, точно не любишь! Я хочу поговорить об этом».

Он сидел дома, пил пиво. Жена с дочкой были на море. Он не знал, чем заняться. Жарко, скучно, суббота. И вдруг позвонила жена друга. По какому-то пустяковому делу. Сообщила, что вернулась в Москву из отпуска, надо работать, а муж с сыном остались еще на неделю. Тут он ляпнул: «А заезжай ко мне, поболтаем!» Он совершенно ни на что не рассчитывал: жена друга была девушкой строгих правил. Но Таня внезапно ответила: «А давай!»

Пара молодоженов отправилась в «Икею». Счастливые и веселые, вошли они туда, взявшись за руки. Вышли злобные и молчаливые, почти на грани развода. Что случилось? Вроде ничего. Выбирали посуду, шторы и всякие полочки. Потом я услышал версии обеих сторон. Он: «Да с ней невозможно. Вцепилась в эти чашки: ах, какие милые! Я говорю: у нас полно чашек, нам тарелки нужны. Нет, приспичило! Потом шторы. Ну не люблю я оранжевый. И стены у нас зеленые. Она говорит: хорошо сочетается. И не переубедишь. Ну я психанул, ей назло взял зеленые. Она – в слезы…» И так далее. Она: «Да он просто болван! Не слушает ничего, делает, как хочет».

Красотка, около тридцати. Так случилось, что год назад мы оказались вдвоем в Риме. По делу, по делу, ничего романтического. Сходили на званый ужин. Вернулись в отель. И вдруг она говорит: «Может, в бар, продолжим?» И глазки сверкнули как у вакханки. Но я не хотел пить, да и вообще подумал: на кой черт я, старый и полусонный, сдался этой девчонке? К тому же видел: ее провожал муж. Моя нравственность в последние годы взлетела до высот позднего Толстого. Нехорошо, думаю, пить в римском баре с чужою женой.