Иллюстрация: Getty Images
Иллюстрация: Getty Images

Мужчина сидел в кресле как на табуретке — на самом краешке — и комкал в руках кепку. Мне казалось, что я попала в фильм из семидесятых годов двадцатого века.

— Мы это… с сыном, того… к вам, да…

— Вы приходили ко мне с сыном?

— Вот! — обрадовался мой посетитель.

— Когда? По какому поводу? — я его совершенно не помнила. Судя по возрасту мужчины, сын — поздний ребенок. Была ли тогда с ними жена, мать мальчика?

— В школе он… это… ругали его… двойки, того… не понимал…

Я тоже понимала с трудом, но продолжала задавать вопросы. Не всем же быть цицеронами. Постепенно разберемся. Очевидно, что самостоятельно, одному прийти к психологу в детскую поликлинику для этого мужчины — почти подвиг.

Через некоторое время мне стало ясно, что с сыном они приходили ко мне никак не меньше десяти лет назад. Тогда у мальчика были проблемы в школе и решался вопрос, продолжать учебу в десятом классе или уходить в училище. Парень учился с трудом, особенно по гуманитарным предметам, ненавидел школу и хотел в училище. Родители неуверенно лелеяли какие-то честолюбивые планы («учителя говорят, что он вообще-то мог бы, если бы не ленился…»). Я, разумеется, была на стороне парня и убеждала родителей, что если он вдруг потом захочет еще учиться, то в современных условиях это всегда будет возможно. Как оказалось, все у них сложилось вполне благополучно. Сын вместе со школьным другом поступили в училище недалеко от дома, выучились на автомехаников, еще учась, подрабатывали и проходили практику в большой автомастерской, принадлежащей отцу их однокурсника, потом там же остались работать. Сейчас сын взрослый, живет отдельно, на другом конце города, недалеко от работы, со своей девушкой. В конце года они собираются пожениться и купить квартиру.

Я была искренне рада за нашедшего свой путь в жизни молодого мужчину, но зачем же ко мне пришел его отец?

— Вот, вы психолог… того… вы уж меня простите, но я других не знаю…

Я уже знала, что два года назад его жена умерла от сердечного приступа. Одинокий вдовец, работает электриком, живет со старым волнистым попугаем, оставшимся от жены. Неужели он решил взять опеку над ребенком из детского дома и пришел ко мне посоветоваться? Тогда, разумеется, надо будет отыскать для него координаты соответствующих служб и ориентировать его на подростка, мальчика, относительно здорового (в случае сложного диагноза мужчина просто не справится с уходом), которого он смог бы, помимо всего прочего, обучить своему ремеслу.

Но после трех осторожных приглашений я услышала историю совсем о другом. В наш стремительный век информационных технологий она показалась мне поистине удивительной.

Речь моего посетителя, которого зовут Семен, оставалась, мягко скажем, негладкой, поэтому я расскажу его историю не от первого лица, а своими словами.

Семен вырос в том же доме и в той же квартире, в которой живет сейчас — в хрущевке недалеко от моей поликлиники. Двухкомнатную квартиру получили от завода еще его покойные родители. Здесь же он и ходил в школу. Мальчишкой был не особо хулиганистым, скорее тихим, дрался редко (но если задирали, мог и ответить), ходил в кружок моделирования, учился средне, стеснялся отвечать у доски и лишний раз обратиться к учителю. Младшим подростком любил читать фантастические и приключенческие книги, но потом чтение забросил и больше смотрел телевизор. Не миновал подростковых компаний, которые собирались по вечерам прямо на школьном крыльце — курили, разговаривали, пили пиво. Компания была разнополой, флирт занимал существенную часть времяпрепровождения.  Бойкие, ярко накрашенные «тусовочные» девочки Семена и влекли, и пугали одновременно. На какие-то серьезные (или хотя бы несерьезные) парные отношения он долго не решался. Кроме стеснительности была и еще одна причина.

Всю свою школьную жизнь Семен ходил в школу и возвращался из нее по одной и той же дороге. Из подъезда наискосок через зеленый квартал, потом по дорожке между домами (сначала она была похожа на тропку, позже ее заасфальтировали), потом — детская площадка с качелями и песочницей, перейти через улицу, обойти школу — и к главному входу. Всегда, разумеется, в одно и то же время — к началу школьных занятий (Семен не любил и не любит опаздывать и всегда приходил немного заранее).

Он не помнит, когда заметил ее в первый раз. Ходила ли она там и раньше? Семен не знает. Но точно помнит, что увидел ее, когда учился в пятом классе. Она была на год или даже на два старше — он это сразу понял. Весна, конец учебного года. Распускались почки, она прямо на ходу сняла вязаную полосатую шапочку, и волнистые волосы, которые показались ему золотыми, рассыпались по плечам поверх ее клетчатого пальто. Семен просто остановился, стоял и смотрел. Она его, разумеется, не заметила.

С тех пор он видел ее каждый день. Она ходила почти тем же маршрутом, но в другую школу. Он переходил улицу, а она нет, шла дальше вдоль тротуара. Он смотрел ей вслед. Если ее не было, он ждал, стоя в тени дома или дерева. Один раз даже опоздал в школу. Учительница не столько рассердилась, сколько удивилась: «Семен, что это с тобой? Это на тебя не похоже!»

Перед шестым классом, в конце летних каникул сказал: хочу в школу! Теперь уже удивились родители: сын никогда не горел учебой. Он тоже удивился сам себе и вдруг понял, что хочет увидеть ее.

Она выросла и стала еще красивей. Вьющиеся волосы собирала в хвост. Ему нравилось идти за ней следом, смотреть на нее сзади и представлять ее лицо.

Так повторялось изо дня в день, из года в год: утренний глоток искрящегося светлым и чистым счастьем напитка. Если она не появлялась, он представлял себе всякие ужасы и был сам не свой. Вдруг она переехала, заболела, умерла?! Когда он снова видел ее, в его душе все пело, и день был наполнен радостью и облегчением.

Никогда ему не хотелось с ней заговорить, познакомиться. Даже помыслить не мог. В мечтах — да. И с возрастом эти мечты, конечно, становились все смелее. Но он всегда разделял: есть мечты и есть реальность. Никому и никогда о ней не рассказывал. Один раз написал стихотворение — корявое, про любовь. Записал на листочке, долго смотрел на него, а потом разорвал на клочки и спустил их в унитаз. Он даже не знал, как ее зовут.

Потом детство, естественно, закончилось. Она, вероятно, окончила школу, он пошел учиться в техникум, после стал работать по специальности, на работе познакомился со своей будущей женой.

С женой они жили совсем не плохо, хотя он не может припомнить, чтобы когда-нибудь говорили о чувствах. Она была приезжей, из Белгорода, вела хозяйство, воспитывала сына. Он помогал, работал, чинил, приносил деньги. Развлекались? Ну да, иногда ходили в кино, в гости, несколько раз ездили всей семьей на юг, но там ему было ужасно скучно. У него были проблемы с алкоголем. Жена не скандалила, но очень расстраивалась. Ему было стыдно. Потом купили машину и стало лучше. Когда сын стал подростком, Семен и жена очень за него переживали и как-то сблизились. Потом снова отдалились. Иногда она предлагала: Сема, ну давай, что ли, поговорим? Он сразу соглашался: «Давай. А о чем?» Она, кажется, обижалась.

А золотоволосая девушка?

Она всегда была тут, хотя он почти ничего не знал о ее жизни. Один раз жена отправила его гулять с маленьким сыном на детскую площадку. И вдруг там он увидел ее — с очаровательной, похожей на нее девочкой. Она выглядела счастливой в своем материнстве. Он даже зажмурился, как будто взглянул на солнце, а потом почему-то схватил возмущенно орущего сына под мышку и убежал с площадки. После ругал себя: ну как дурак, ей-богу!

В другой раз они долго вместе стояли на остановке, он любовался ею украдкой. Она села в троллейбус, и он сел вслед за ней, хотя ему надо было в другую сторону. Через две остановки спохватился, вышел, долго шел пешком назад и чувствовал на своем лице глупую улыбку.

А где-то пять лет назад (его жена была еще жива) они снова стали встречаться почти каждый день, по всей видимости, по пути на работу. Встречным маршрутом переходили ту же улицу, что и по пути в школу. Он в одну сторону, она — в другую.

И как будто все повернулось вспять. Он приходил чуть раньше и ждал. Вот она показалась между домами. Он видел ее и рассчитанно начинал встречное движение. Почему-то день казался ему удачным, если они одновременно оказывались на островке безопасности. А потом расходились как в море корабли. Он позволял себе оглянуться два раза, не больше. Она не оглядывалась никогда.

Ее волосы по-прежнему были волнистыми и пушистыми, но изменили оттенок. Он понимал, что она закрашивает седину, но это для него ничего не меняло.

Потом умерла жена. Сын стал жить отдельно. Некоторое время он много пил. Друзья, коллеги и старшая сестра за него искренне переживали, говорили: Семен, держись, не раскисай! — и советовали найти женщину.

Он не хотел никого искать. По вечерам разговаривал с телевизором и попугаем и сожалел о том, что так и не сумел, по всей видимости, поговорить с покойной ныне женой так, как ей было надо.

Однажды ему понадобилась какая-то справка в отделе социального обеспечения. Сестра дала координаты и предупредила: купи шоколадку, отдай девушке в окошке, так принято, быстрее все получится.

Семен доверял сестре, подошел к окошку, держа документы в одной руке и шоколадку в другой, — и увидел там женщину с золотыми волосами.

Некоторое время стоял в оцепенении.

— С вами все в порядке? — удивленно и даже несколько встревоженно спросила она.

— Да. Простите, вот… — огромным усилием воли он подавил желание убежать и протянул в окошко документы и шоколадку.

— Спасибо, — она улыбнулась с облегчением и занялась бумагами и компьютером.

— Надо будет еще раз прийти, — озабоченно сказала она спустя некоторое время.

— О, конечно! — радостно воскликнул он. — А когда вы работаете?

Она удивилась.

— Да ведь любая наша сотрудница… — потом пригляделась к нему и вдруг сказала. — А вы знаете, Семен Семенович, мне ваше лицо почему-то знакомо. Вы уже к нам обращались?

— Нет, здесь я в первый раз! — он даже засмеялся от переполнявших его чувств. — Просто мы с вами почти каждое утро на переходе встречаемся. Вы на свою работу идете, а я на свою.

— Да что вы говорите? Ну надо же! — его радость отразилась на ее лице. — Подумайте, как бывает. Получается, я вас тоже запомнила, но не осознавала…

— Точно так.

Они еще поговорили, и он твердо сказал, что придет за справкой только к ней.

С тех пор, увидев его на переходе, она радостно махала рукой. Они здоровались и даже иногда останавливались немного поболтать. Он узнал, что у нее две дочери от двух, увы, неудачных браков. Одна дочь живет с мужем в Белоруссии, а вторая пока с ней, но тоже собирается уезжать с женихом, который в этом году заканчивает военное училище.

— Что подарить женщине, если не очень знакомы? — спросил он однажды у сестры. Сестра обрадовалась:

— Ой, Сема! Она тебе нравится?

— Очень!

— Тогда большой букет роз. Они скажут о твоих чувствах.

Дарить букет посреди улицы на островке безопасности показалось ему неуместным, поэтому он пришел к ней на работу, взял талончик (чтоб очередь не нарушать) и протянул букет прямо ей в окошко. Она стала в цвет роз и никогда еще не казалась ему такой красивой. Он сразу ушел, сестра же предупредила: розы скажут за него.

Они сходили друг к другу в гости. Он познакомился с ее дочерью, она — с его попугаем. Все понимали, что дело идет к совместному проживанию.

Он чувствовал, что должен рассказать. И однажды решился. Рассказал все, начиная с пятого класса. Он думал, что это важно и ей будет приятно. А она испугалась и разорвала отношения.

— Вы — единственный психолог, которого я видел в жизни. Мне надо узнать: что я сделал не так? Что мне делать теперь? — спросил он меня («это», «того» и прочие сорные слова и междометия в его реплике опускаю).

— У вас есть ее телефон? — спросила я.

Семен уронил кепку и, ничего не спрашивая, с готовностью полез в карман. У него дрожали руки.

* * *

— Да, я действительно испугалась, — призналась мне немолодая и не особенно красивая женщина («Красота Лейлы в глазах Меджнуна», — напомнила я себе). — Ну представьте себе. Я думала, что вот — случайно совершенно познакомилась с приятным одиноким мужчиной. Он мною явно увлекся. Сами понимаете, как в нашем возрасте это приятно. Мы с ним разговаривали, проводили время. Даже строили планы — нет смысла скрывать. И вдруг выясняется, что он за мной следил фактически всю мою жизнь. А я ничегошеньки об этом не знала. Прямо мурашки по коже. Господи! Да я даже подумывала работу и квартиру сменить. Вы понимаете?

— Понимаю, — серьезно кивнула я. — Это жутковато — вдруг узнать, что почти всю жизнь прожил под колпаком. Но тут, мне кажется, важно, что это за колпак. По качественным характеристикам. Вы понимаете?

— Наверное, нет, — она наклонила голову. — Объясните.

— Это был золотой зонтик любви. Вы и не подозревали об этом, но если бы в любой из этих бесчисленных прошедших дней или лет вы обратились к незнакомому вам Семену с просьбой о… да с какой угодно просьбой — он немедленно сделал бы для вас все, что было в его силах. Незримый зонтик, вроде ангела-хранителя для атеиста. Я вижу, что вы никакими особыми чувствами к Семену не пылаете, но он вам приятен и симпатичен. А его зонтика хватит на двоих. И вот он предлагает вам прожить остаток ваших жизней под ним вдвоем. Смотрите: он ведь мог вам ничего не рассказывать о прошлом, а в настоящем вы уже почти согласились. Немолодой влюбленный электрик, вдовец с квартирой и попугаем. Вы согласны. Но он вам сказал: плюс ко всему этому — еще романтическая любовь длиною в жизнь, причем уже свершившаяся, без обмана. То, о чем якобы мечтают все девушки и женщины. А вы готовы убежать.

— Да, так, как вы говорите, это совсем по-другому получается, — согласилась она. — Наверное, мне надо еще подумать.

— Подумайте хорошенько, — попросила я. — Хотя решение, конечно, все равно за вами.

* * *

Семена я предупредила. Он стоял поодаль от выхода из поликлиники. И ждал ее. Ждал, как всегда.