Одиночество Юрского

Так получилось, что всю прошедшую осень и первый месяц нового года редакция «Сноба» готовила номер, посвященный грядущему юбилею Большого драматического театра им. Товстоногова. Юбилей уже совсем скоро — 15 февраля, но праздновать его будут позднее, в начале марта.

Сейчас думаю, что это даже к лучшему. Праздник не должен становиться продолжением панихиды. А в нынешнем случае это было бы неизбежно. Ведь сегодня умер тот, кто по праву считался первым актером своего поколения и одним из лучших артистов БДТ. Не по рангу, не по количеству сыгранных главных ролей, а по самой сути. Именно Сергей Юрский был душой этого театра. Уже одним своим обликом он олицетворял все лучшее, что было в том времени: талант, насмешливый ум, страсть к свободе, романтический строй души. Ему так шли эти годы, эта мода, шутки, которые он всегда произносил с подчеркнуто отстраненным, невозмутимым видом, пока вокруг все умирали от смеха.

Я не мог видеть его Чацкого, о котором сложены легенды, но успел застать Фарятьева — его последнюю большую роль в БДТ, в спектакле, который он поставил сам незадолго до окончательного переезда в Москву. Усталый немолодой жених в замшевом пиджаке из «Березки». Своим трагическим баритоном Юрский озвучивал текст пьесы Аллы Соколовой так, как если бы это были великие стихи. Он приходил свататься к главной героине, не замечая, что в него смертельно влюблена ее младшая сестра — великолепный дебют Светланы Крючковой. Типичная ситуация для большинства героев Юрского — влюбляться не в тех, ждать взаимности, когда очевидно, что на нее не стоит особо рассчитывать, впрягаться в проекты, чтобы ускорить их окончательное фиаско.

Он предпочтет выступать один со своими чтецкими программами, где ему никто был не нужен. Только он и Бродский, он и Пушкин, он и Зощенко

Со многими героями его роднило ощущение какого-то победительного, прекрасного лузерства. Они у него были из стана проигравших, но проигравших красиво, действовавших без всякого расчета на спокойную старость. Не было будущего ни у его Тузенбаха, ни у Остапа Бендера, ни у Викниксора из «Республики ШКИД». Это они только прикидывались «великими комбинаторами», а на самом деле были великими неудачниками. И это клеймо Юрский не спешил стереть, даже когда окончательно перебрался в Москву и зажил куда более благополучной жизнью, чем в родном Ленинграде, где его имя долгие годы значилось под запретом.

Но с той внутренней тревожностью что-то ушло и из его актерского существования. Он вдруг стал солидным артистом солидного столичного театра. Одним из немногих, кто никогда не выглядел смешным в своей бабочке на фоне концертного рояля. А может, все дело было в Г. А. Товстоногове? Это был единственный режиссер, которому он готов был подчиняться беспрекословно. Всех остальных он лишь вежливо терпел, а на сцене делал то, что считал нужным. Может быть, поэтому от большинства его ролей, сыгранных после БДТ, осталось в памяти ощущение сольных номеров. В этом было всегда много демонстрации виртуозного мастерства и актерской техники и всегда какая-то подчеркнутая отдельность. Полагаю, что это получалось у Юрского непроизвольно, без желания кого-то обидеть или выпятить себя. Но впечатление было такое, как если бы Рихтер или Ростропович вдруг по непонятной причуде решили играть в самодеятельном оркестре. Потом и это ушло.

Мне кажется, ему стало неинтересно делить сцену с другими. По большей части он предпочтет выступать один со своими чтецкими программами, где ему никто был не нужен. Только он и Бродский, он и Пушкин, он и Зощенко…

Актерское одиночество Юрского — особая тема не только для театроведов, но и для психологов. Он найдет себя в прозе, став автором нескольких отличных книг. Никогда не поступится ни именем, ни совестью ради официального признания и наград. Одним из первых возвысит свой голос в защиту Кирилла Серебренникова и его товарищей. Всегда будет с теми, кого притесняют, кому плохо, к кому несправедлива судьба. По себе знал, что это такое. Хотя, наверное, жаловаться грех. Все-таки 83, счастливый союз с прекрасной Натальей Теняковой, дочь Дарья, тоже актриса... Все видел, всюду побывал, прожил жизнь, как хотел, и ушел, как хотел. Без жалких последних цепляний и сетований. Элегантный мужчина в артистическом берете, сдвинутом набекрень, и в неизменной бабочке. Таким он застыл на афише Театра им. Моссовета, где прослужил последние сорок лет. Таких нет и больше не будет.