Фото: Alex McBride/Getty Images
Фото: Alex McBride/Getty Images

Илья Барабанов, корреспондент русской службы BBC

Это уже вторая моя командировка в Карабах, я был здесь во время предыдущего обострения ситуации, в 2016 году. Видно, что за прошедшие годы Азербайджан провел мощную реформу вооруженных сил, закупал современную технику у Турции и Израиля. Теперь их армия делает ставку на беспилотники, которые стали главной ударной силой этой войны. Ни на Донбассе, ни тем более в Южной Осетии в 2008-м они такой роли не играли. С помощью БПЛА азербайджанцы методично уничтожают армянские ПВО, после чего у пехоты есть возможность зайти на позиции.

В карабахских городах и деревнях на данный момент можно встретить разве что стариков, которые прожили в этих местах всю жизнь и поэтому не собираются уезжать. Детей и женщин вывезли, а все взрослые мужчины — на фронте. Мы были в одной деревне, которая находится на линии разграничения. Там в мирное время живет 27 человек, а сейчас осталось 14 — женщины и один дедушка, который по понятным причинам взять в руки оружие уже не может. К сожалению, похожая ситуация и в Ереване: во многих семьях мужья, сыновья, племянники, внуки ушли на фронт.

Надо понимать, что это не религиозная война христиан против мусульман или наоборот. Этот конфликт — последствие очень странной географической нарезки территорий, проведенной в СССР. Тогда партийным начальникам казалось, что Советский Союз будет существовать вечно, а значит, совершенно неважно, к какой республике приписан Карабах, Абхазия, Крым или Приднестровье. Все локальные конфликты, которые случились на постсоветском пространстве за последние 30 лет, показывают, что они ошиблись.

В 2016-м никто не бомбил Степанакерт, тогда это был абсолютно мирный город — бои шли только по линии разграничения, где они идут все последние 25 лет. Четыре года назад никто не стрелял по Шуши и многим другим населенным пунктам, поэтому я согласен с теми, кто говорит, что нынешнее обострение гораздо более жесткое, чем предыдущие. 

Дмитрий Еловский, заместитель главного редактора телеканала «Дождь»

Степанакерт — довольно большой населенный пункт, в котором много кафе, ресторанов и магазинов, в начале октября они еще работали, но сейчас почти все закрыты. Жизнь здесь сильно изменила война. В пять-шесть вечера Степанакерт погружается во тьму. В это время единственный источник света — автомобильные фары, да и то, машин здесь достаточно мало.

Это моя первая военная командировка, но в Степанакерте я увидел то, к чему, как мне кажется, был готов. В Карабах я, в отличие от некоторых российских коллег, приехал с броником и каской — было понятно, что они точно понадобятся. Я не ошибся, потому что почти сразу попал под серьезный обстрел.

Меня очень сильно удивило спокойствие, с которым местные реагируют на звуки воздушной тревоги или взрывов — они без паники спускаются в бомбоубежище и ждут конца обстрела. Такая будничная реакция пугает. Еще поражает ярость, которую армяне испытывают к своему врагу. Эти чувства в Карабахе возведены в абсолют, чувствуется, что эта ненависть копится последние столетия.

Александр Черных, корреспондент газеты «Коммерсантъ»

Сначала во время разговора с местными очень сложно понять, насколько откровенно они тебе рассказывают о своих мыслях и страхах, потому что все здесь заражены чувством патриотизма. Люди повторяют ровно то, что говорят официальные лица в Армении — набор аргументов один и тот же: «Против нас воюет Турция и наемники из ИГИЛ». Но, если ты видишь человека не первый раз и у тебя получается выйти с ним на контакт, становится понятно, что в Карабахе есть и «ястребы», и те, кто согласен на переговоры — только бы не было войны.

«Ястребы» говорят, что никакого перемирия быть не может, что нужно призвать армян со всего мира и не просто отстоять Карабах, но и захватить Нахичевань (эксклав Азербайджана, отделенный от него территориями Нагорного Карабаха и Армении. — Прим. ред.), чтобы раз и навсегда показать Турции ее место. Сторонники жестокого сценария уверены, что никакого Азербайджана вообще не существует, исторически все азербайджанцы — турки. Те, кто выступает против войны, считают, что не стоит биться за спорные районы, что их нужно передать Азербайджану, если он признает независимость Арцаха и пообещает больше не покушаться на эти земли. Однако и «ястребы», и «голуби» уверены, что настало время окончательно решить этот территориальный спор, чтобы их дети через 10–15 лет снова не шли на фронт умирать.

Практически все, с кем мне удалось поговорить, ждут, когда в конфликт вмешается Россия, люди ждут помощи от Москвы и согласны на ввод российских миротворцев. Одни говорят агрессивно: «Вы же посылаете своих солдат в Сирию, они там гибнут. Почему же тогда Россия не может помочь братской христианской стране, которая защищает вас на Кавказе от мусульманской экспансии?» Другие понимают — все это большая политика: «Понятно, что России не нравится Пашинян (премьер-министр Армении. — Прим. ред.), который пришел к власти на волне революции, что Путину ближе и понятнее авторитарный лидер Алиев (президент Азербайджана. — Прим. ред.), но это не повод предавать армянский народ». В общем, помощи ждут очень многие, и не все понимают почему ее так долго нет — разочаровываются в России.

Единственное место, где нет такого ярого патриотизма, — это кладбище. Я дважды был на похоронах совсем молодых ребят. В такие моменты люди не говорят громких слов о «священной земле», они просто скорбят и думают о 18-летних парнях, которые так рано ушли из жизни. Скорбь перебивает все остальные чувства и эмоции.

Подготовил Никита Павлюк-Павлюченко