«Если все говорят, что фильм позорный, я стараюсь доказать обратное». Интервью с самым молодым российским кинокритиком Гордеем Петриком
Ɔ. Кто решает, кого можно называть кинокритиком, а кого нет?
Мне кажется, сам кинокритик и решает. Определенных критериев, думаю, нет, все очень размыто. Хотя недавно один продюсер мне сказал: «Надо посмотреть 10 тысяч фильмов, чтобы стать кинокритиком». Но ведь кинокритика — это не только фильмы, но и в принципе какая-то культурная база: музыка, художественная литература, современное искусство, философские тексты. Высшее образование — тоже, наверное, не критерий. Я ни разу не сталкивался с тем, чтобы меня куда-то не брали из-за отсутствия высшего образования. У многих моих друзей его тоже нет.
Ɔ. Эйджистский ярлык «самого молодого российского кинокритика» тебя не раздражает?
Нет. Наоборот, на этом удобно себя пиарить. Поэтому я всегда к этому очень легко относился. Да и кинокритиков моложе себя я не знаю.
Ɔ. В одном из интервью ты сказал, что люди поколения Z не поддаются генерализации и ничем не отличаются от других поколений. При этом ты совсем не общаешься со сверстниками. Может, у зумеров все-таки есть какая-то общая черта, из-за которой они тебе не интересны?
Я действительно не общаюсь со сверстниками. Класса с 7-го или 8-го, после перехода на домашнее обучение, я начал интегрироваться в среду, связанную с кино и современным искусством. В 15 лет я опубликовал свою первую статью. Появились первые знакомства, потом другие, сформировались компании. Сейчас я окончательно и бесповоротно интегрировался в среду людей, которые на 10–20 лет старше меня. И максимально далеко ушел от сверстников. Я не общаюсь с ними не потому, что мне не интересно, а потому, что сейчас у меня нет с ними точек соприкосновения. Я не вижу их каждый день, условно говоря. Никакого предубеждения к людям поколения Z у меня нет. Но я и правда не думаю, что оно особенное. Как и другие поколения, поколение Z привносит что-то новое — новые модели общения, слова, платформы, культуру. Нравится ли мне это новое? Не всегда, но это другой вопрос. А сакраментальные человеческие ценности, кажется, все равно не меняются.
Ɔ. Ты иногда пишешь разгромные статьи о фильмах профессиональных режиссеров, зарекомендовавших себя в индустрии. Мне кажется, это в том числе и провоцирует эйджистскую критику. Зачем писать разгромные статьи?
Потешить самолюбие. Такие статьи у меня выходят довольно редко. В этом году, съездив на «Кинотавр», я написал разгромную статью про фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку?». Это фильм о петербургском кинокритике Сергее Добротворском, культовой фигуре, очень сильно на меня повлиявшей. Он умер в 1997 году, а через 15 лет его жена Карина Добротворская написала о нем дикую книжку. Я не хочу, чтобы это звучало как мизогинное высказывание, но эта книга — пример женской прозы в самом худшем из смыслов. Она пишет письма своему покойному бывшему мужу и рассказывает ему о своем новом парне-программисте, которого якобы тоже зовут Сережей, очень много вздыхает и плачет. Фильм получился еще хуже, хотя куда уж. Карину сыграла Аня Чиповская, которую я не выношу, а Сергея Добротворского сыграл очень хороший актер Саша Горчилин, но он прям никак не подходит — для этой роли нужна другая внешность, другая сексуальность, другое все на свете. Реальным людям затемнили биографию настолько, насколько это было возможно, и сюжетные перипетии стали попросту непонятны. Я решил посокрушаться, было весело потренировать на этом перо.
Ɔ. Какую реакцию ты получал после таких статей?
Я знаю, что режиссеры и актеры следят за критикой, и некоторые действительно обижаются. Мне рассказывали, что на меня очень сильно обиделась Аня Чиповская как раз после статьи про «Кто-нибудь видел мою девчонку?».
Ɔ. Как часто ты уходишь с фильмов, не досмотрев их до конца?
Я стараюсь досматривать фильмы, но у меня не всегда это получается. Обычно я смотрю кино, чтобы познакомиться с теми или иными режиссерами, течениями, услышать ответы на какие-то вопросы, которые важны для меня. И бывают моменты, когда я что-то смотрю и понимаю, что мне в рамках того содержания, которое я хочу получить, этот фильм не нужен, не интересен. Тогда я прекращаю его смотреть — не потому что он хороший или плохой. Но еще время от времени я ухожу с фильмов, когда не выношу режиссерской поэтики. Здесь тоже речь не просто о плохих фильмах. По-настоящему плохие фильмы не раздражают. Чудовищные фильмы — это когда ты смотришь, вроде все ладно и гладко, но ты не переносишь все, что делает автор и как он это делает, не переносишь его подход, его стиль. С таких фильмов я убегаю — не буду называть конкретные картины. Но, конечно, если я собираюсь писать про фильм, я досматриваю его до конца.
Во время интервью мы предложили Гордею сыграть в придуманную нами игру «Угадай фильм по отзывам диванных критиков». Суть игры: дается три карточки, на каждой из которых написан язвительный комментарий обычного зрителя о просмотренном фильме. Игрок должен угадать, о каком фильме идет речь. Вы тоже можете поиграть.
Ɔ. Какие фильмы ты смотришь как guilty pleasure? Позорные, стыдные фильмы, которые все ругают, но они тебе нравятся.
Если все говорят, что фильм позорный, я стараюсь доказать обратное. Я люблю фильмы Дмитрия Астрахана, которого всегда считали самым зашкварным режиссером 90-х. Один из самых моих любимых фильмов XXI века — это режиссерская десятичасовая версия «Утомленные солнцем — 2» Никиты Сергеевича Михалкова. Я все мечтаю написать большой текст о Михалкове и о том, почему я считаю его фильм не только самым безумным экспериментом, но и настоящим кино, очень мощным, цельным и специфичным. Я еще мечтал взять интервью у Михалкова, но очень грустно от того, что он немножко сходит с ума.
Ɔ. Это единственное, что тебя останавливает?
Он меня, кажется, не любит за одно мое скандальное выступление. На церемонии вручения премии «Белый слон» мы с друзьями учинили интересный перформанс. Там есть отдельная премия от кинокрикритиков до 33 лет, которые голосуют за понравившиеся фильмы. В этом году победил совершенно панковский, очень странный фильм «Тиннитус» Дани Зинченко, моего большого друга. И я как огромный поклонник этого фильма пришел в Дом кино, где проходила церемония, чтобы со всеми увидеться, всех поздравить. Это было в январе, к тому моменту я месяц не выходил из дома — не люблю выходить из дома зимой. Когда я пришел, мы начали очень обильно пить, в процессе всего этого подошел Антон Долин и сказал: «Гордей, ты ж самый молодой, ты должен вручать эту премию». Но в итоге все пошло не по плану, мы вышли на сцену, Даня Зинченко посылал там всех на три буквы, кидался вазами. Нас не могли согнать очень долго. После этого через некоторое время Гильдию киноведов и кинокритиков выгнали из Дома кино.
Ɔ. Когда ты говоришь, что Михалков сходит с ума, ты имеешь в виду Михалкова как художника или как ведущего «Бесогона»?
Не знаю насчет художника, он же ничего не снимал после «Солнечного удара». Очень надеюсь, что он не сходит с ума как художник. То, что он делает в «Утомленных солнцем — 2» и «Солнечном ударе», я приемлю. Я могу нормально смотреть на высказывания о том, что во Второй мировой войне победили замученные Сталиным урки, потому что им помог Бог. Я могу плакать на этом фильме. А высказывания Михалкова про чипирование с тремя телефонами на фоне — увы, это, конечно, забавно.
Ɔ. Над каким фильмом ты плакал последний раз?
Меня недавно попросили составить топ-3 фильмов 2010-х, и я решил пересмотреть другой свой, как многие сказали бы, guilty pleasure — «Высоцкий, спасибо, что живой». Я посмотрел четырехчасовую режиссерскую версию и к финалу, когда компьютерный Высоцкий сказал: «Мне осталось жить две затяжки», я чуть не прослезился. Было очень красиво. Совершенно невероятный, мощный момент. Из нового — в финале «Еще по одной» Томаса Винтерберга еле сдерживал слезы. Люблю надрыв, хоть убейте.
Ɔ. Стендап-комик Александр Долгополов в шоу «Порараз Бирацца» сказал, что российские фильмы бывают двух типов — либо очень крутые и депрессивные, либо откровенно плохие, а просто нормального хорошего кино нет. Ты согласен с этим?
Я не знаю, что такое «нормальное» кино, никогда не понимал этой категории. Снимались всякие комедии типа «Супербобровы» — наверное, это нормальное кино, такой crowd pleaser. Они собирают деньги, это ведь и есть успех. Проблема русского кино в том, что оно снимается на территории тотального безденежья — это непреложная истина, от которой никуда не спрячешься, ее нужно принимать и прощать русскому кино недостаток крупных планов, плохой постпродакшн, плохой звук. Моих любимых режиссеров Григория Константинопольского и Бориса Хлебникова вряд ли когда-то возьмут на западные фестивали просто потому, что у них нет денег на то, чтобы сделать «правильную картинку».
Ɔ. Чего тебе не хватает в современном российском кино?
Того, что и во всем кино. Не хватает высказываний, хотя мой друг, довольно известный режиссер, говорит: «Гордей, какое высказывание, когда у меня 2 миллиона из гонорара вычли? Когда у меня 20 смен на 200 минут?» Поэтому высказываний и нет.
Ɔ. Зато есть высказывания в современной отечественной кинокритике. Я сейчас про сайт «Кимкибабадук» и громкие публикации его авторов, противостоящих таким авторитетным изданиям, как «Сеанс». Кто тебе ближе в этом конфликте?
Я человек «Сеанса». Это последнее издание, которому важно слово, важна словесная традиция. Для меня вся кинокритика сводится не только к аналитике, и я не верю, что гражданская позиция может влиять на оценку фильма (ты либо принимаешь позицию автора, либо о нем не пишешь). Я естественно читаю «Кимкибабадук», там публикуют интересные тексты, и, безусловно, они занимают тот сегмент, которого в России в принципе сейчас нет, — пусть цветут все цветы. Но, если честно, мне тяжело переносить их воинственно левый дискурс, их радикальность. Я с ней попросту не согласен, меня она пугает и отталкивает, как и в принципе манифесты. Хотя если убрать пелену громких слов, то мы будем согласны по многим пунктам.
Ɔ. Ты себя как-то позиционируешь в политических координатах? Можно ли назвать тебя правым после слов о том, что ты не переносишь левый дискурс?
Ну, нет. Я не правый и не левый. Не могу себя в этом плане как-то назвать. Разве это не скучно? Это мне напоминает Достоевского, который смеялся в «Братьях Карамазовых, когда один герой, кстати, школьник, на серьезных щщах говорил: «Я социалист». Я Гордей Петрик.
Беседовал Асхад Бзегежев
Больше текстов о сексе, детях, психологии, образовании и прочем «личном» — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь