Плесень, прах и тлен от Ренаты Литвиновой
В фильме «Три истории» Киры Георгиевны Муратовой, первого учителя Ренаты, Литвинова — Офелия, которая топит бросившую ее мать и душит колготками прошмандовок, оставляющих в роддомах своих детей. Сценарий новеллы написала главная героиня, и легенда гласит, что Кира Георгиевна назвала тот текст гениальным, сказав Литвиновой, что лучше ей не создать в жизни. В культовом фильме «Небо, самолет, девушка», первом настоящем хите Литвиновой, она — длинноногая стюардесса, верно и вечно ждущая, «уверенно странная», как там о ней говорят, безнадежно влюбленная в подлеца. Следователь Фаина, погибшая в кетаминовом трипе и встречающая мертвецов, — в ее дебюте «Богине: Как я полюбила». Сгорающая от рака, перешедшая от богатого папика к тщедушному нищему архитектору Тата из «Мне не больно» Алексея Балабанова. Мать, умоляющая дочь: «Если ты не съешь, я умру» — и скормившая от злобы на дитя кашу собаке в «Бриллиантах» Рустама Хамдамова. Наконец, просто Великая Актриса (именно так — с большой буквы) — жеманная, грациозная, «везучая ты, в тебя все влюбляются» — обучает представителей малых народов в «Вокальных параллелях» того же Хамдамова.
Все кинороли Литвиновой — один и тот же автореферентный герой, то ли списанный с нее целиком, то ли представляющий проекции Ренаты о самой себе, собственную идеальную версию в ее представлении. Великая Муратова называла ее гвоздем — очень худая и ходит в шляпке. «Типаж отбижутеренной женщины, вдруг перешедшей из хореографического училища в литинститут», как говорил мне о ней по телефону мой друг-поэт.
Фильмы Ренаты Литвиновой — отдельная история, создание пространства, органичного для ее лирического героя. Пространства, в котором ей приятно страдать, любить, умирать, оказывать влияние на людей — неважно, женщин или мужчин. И бессменно приходить к ним смертью. В природе не может существовать фильм Ренаты Литвиновой, в котором она не была бы главной героиней. И зритель не сможет полюбить ее режиссерские экзерсисы, если она хоть в чем-то ему не симпатична. Если же вы в нее влюблены, то, напротив, непременно простите ее фильмам любые огрехи, которых, если по гамбургскому счету, конечно, тьма. И именно поэтому разговор о каждом фильме Литвиновой необходимо начинать с краткой характеристики ее персоналии (а, быть может, этой характеристикой такой разговор и должен исчерпываться).
Рената Муратовна — продукт вечно заедавшей ее среды, ученик и продолжатель всех тех, кто когда-либо ее приручил и обучил. Сначала — режиссеры параллельного кино братья Глеб и Игорь Алейниковы, чей музой она была в девяностых, потом Муратова, взявшая ее под свое крыло, научившая играть, писать, говорить, повторять фразы и еще обильней жестикулировать. Затем коллективные нулевые, проведенные на «Рублевке», шоу-бизнес, Земфира. В конце концов перенасыщенные художественные миры Рустама Хамдамова, элементом которых он ее сделал.
«Северный ветер» — производное всего перечисленного. Из фильмов Киры Муратовой тут однозначная одиозность героев, специфика имен (навскидку — Фаина, Ада и Доктор Жгутик), бесконечные повторения слов и действий, лошади, скачущие по кругу (цитата из «Увлечений»), кадр в вагоне метро из «Астенического синдрома». Дочь Ренаты, Ульяна Добровская, копирует героиню матери из «Небо. Самолет. Девушка». Тут же кричит о себе Хамдамов: из его фильмов в «Северном ветре» — бессобытийность, окупаемая перенасыщенностью ландшафта, обилие совершенно бессмысленных, но притягательных образов. После галлюциногенного и невнятного финала «Богини» стало очевидным, что такое понятие, как сюжет, для Литвиновой — пустой звук. Понимание того, что «Северный ветер» делался исключительно, чтобы потешить самолюбие его автора, — явление параллельного кино. Потешить самолюбие получилось гораздо виртуознее, чем в предыдущий раз — в «Последней сказке Риты», не убедительной в силу кастинга, состоявшего исключительно из друзей Ренаты, и откровенной реквизитной дешевизны. В «Северном ветре» все смотрится очень и очень дорого, в этом смысле фильм предельно аристократичен и по-хорошему буржуазен.
Как в таком случае описывать это кино? Да и зачем? Чтобы «Северный ветер» мог по-настоящему удивить, о картине лучше вообще ничего не знать заранее. И все же опишу пространство фильма в общих чертах. Есть территория под названием Северные поля. Кажется, это где-то в России. Времена, по слухам, тут не бывают спокойными, войны идут, с них не принято возвращаться. Власть сменяется, но думать об этом в Северных полях тоже не принято. Здесь живут исключительно аристократы (не как у Лукино Висконти, а, скажем, как в сказках Гофмана), чей досуг сведен к эпикурейству, их дома безмерны, а наследия хватает на покупку множества самолетов. Годы идут, они не стареют и, кажется, не состарятся никогда. Пьют, курят. Вокруг полей — хвойный лес без конца и края, на периферии блистает московский Кремль.
Литвинова кропотливо сочиняет это пространство, собирает его из мельчайших аутентичных деталей: автомобилей, как в голливудском кино, дорогой антикварной мебели и фужеров ручной работы, ветоши, покрытой паутиной, телефонов с буквами вместо цифр, и странных героев — индийских актеров и вполне кроненберговских хирургов-первертов. Во время просмотра не покидает ощущение «нездешности-неотмирности», вещи в себе по Канту, выдуманного и пронзенного страхом мира смерти. («Неотмирности» противоречит разве что Земфира, да простят меня поклонники певицы: ее композиции в теле фильма — что лужковские новостройки средь дореволюционной московской архитектуры). Это у Литвиновой тоже от Рустама Хамдамова, но и Хамдамов, если быть честными, снял всего один по-настоящему замечательный фильм, «Анну Карамазофф», и столь замечателен он был в силу того, что обладал сомнамбулическим (в духе Жана Кокто), но все же складным сюжетом, чем не может похвастаться кино Литвиновой.
К концу, когда зритель уже привык к специфике этого мира и к тому, что герои в нем пропадают и появляются без причины, а сон сменяется крайне условной явью без объяснений, фильм банально надоедает. Все одно и то же, одно и то же. Все гниет: деньги, дома, люди, медленно, но уверенно покрываясь вселенской плесенью. Надоедают и декорации, и гнетущий эмоциональный фон, что, конечно, можно списать на состояние Ренаты Муратовны, боящейся постареть и таким образом бальзамирующей себя, — но только по причине сильной любви отдельных зрителей. Впрочем, самое интересное, что рецензент должен отметить среди деталей в картине «Северный ветер», — то, что матриархат здесь трактуется как состояние виктимного ожидания мужчины в его отсутствие.
Больше текстов о культуре и политике — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь