Допросы, аресты и бегство из страны. Как Следственный комитет борется с суррогатным материнством в России

Александр (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ред.), 35-летний финансовый директор одной российской компании, три года пытался зачать ребенка с девушкой. У них было три попытки ЭКО, все они оказались неудачными. Когда они перестали пытаться и разъехались по разным городам, Александр решил воспользоваться услугами суррогатной матери. Ему показалось удобным, что при использовании технологии не возникнет вопросов, с кем из родителей останется ребенок в случае разрыва, поскольку есть возможность получить яйцеклетку от анонимного донора. 

Согласно сложившейся практике, в большинстве случаев дети в России остаются жить после развода с матерью. «Те нормы, которыми мы пользуемся в реальной жизни, были написаны много-много лет назад, — подтверждает адвокат по семейному и ювенальному праву Антон Жаров. — Например, есть Декларация прав ребенка 1959 года — это не нормативный документ, а именно декларативный, отражающий представления его подписантов о том, к чему нужно было стремиться в 59-м году. В этой декларации написано, что малолетний ребенок не может быть разлучен с матерью за исключением каких-то особых случаев. В Российской Федерации ее до сих пор читают как руководство к действию. Есть и другие документы: в 1989 году была принята Конвенция о правах детей, в 95-м — Семейный кодекс. В обоих было описано равенство прав и обязанностей родителей, то есть норма стала меняться. Теперь по закону родители равны во всех смыслах. Но на практике же многие судьи оставляют детей матерям, так в нашей стране исторически сложилось».  

Александр обратился в «Росюрконсалтинг» — первую в России компанию, которая специализируется на репродуктивном праве и юридическом сопровождении программ суррогатного материнства. Ее специалисты организовывали процесс на всех этапах. Для одиноких мужчин это выглядит так: необходимо сдать сперму, выбрать по описанию из каталога анонимного донора яйцеклетки и суррогатную мать (это две разные женщины — по закону суррогатная мать не может быть биологической матерью). Затем эмбриону делают анализы. Если у него нет отклонений, его подсаживают к суррогатной матери. Она вынашивает ребенка, а после родов отказывается от родительских прав. Средняя стоимость процедуры — 45–60 тысяч долларов. 

«Когда я приехал в "Росюрконсалтинг" и мне рассказали о процессе, то я вышел оттуда как оглушенный, — вспоминает Александр. — В этом был какой-то элемент неудобства перед самим собой. Нужно взять яйцеклетку от неизвестного донора, сделать анализы эмбриону и, когда уже ясно, что он идеален, подсадить его к другой женщине. Но потом прошел час, я все переварил. Да, это кажется диким, потому что непривычно, но ты заранее предусматриваешь медицинские нюансы, женщина вынашивает ребенка и получает за это хорошую сумму денег, также она получает все условия: квартиру для проживания, правильное питание, медицинское сопровождение. Это можно сравнить с решением о пересадке органов — еще одним большим этическим вопросом. Я очень хотел ребенка, поэтому готов был на это пойти. Все мои знакомые видели, как я общаюсь с детьми, и говорили: "Тебе пора, такой отец пропадает". Видимо, во мне есть неизрасходованная любовь и терпение. Я из тех, кого не раздражает детский плач».  

Для женщины, которая вынашивала ребенка Александра, опыт суррогатного материнства был в новинку. Во время беременности они общались через посредников «Росюрконсалтинга», а встретились лично уже в роддоме. Александр обнял ее, вручил подарок и дополнительную сумму денег. Затем они поехали к нотариусу, чтобы она отказалась от родительских прав. 

«Бывают разные случаи, иногда матери позволяют с собой обращаться как с инкубатором. Я не отрицаю, что такое может быть, но это не про нас. Я очень благодарен этой женщине, она действительно мне помогла и ответственно подошла к делу. Мы и сейчас общаемся. Она спрашивает, как дела, как себя чувствует ребенок, как растет, я скидывал ей фото. Она мне тоже показывала снимки своих детей, рассказывала, что один из них заболел. Мы планируем встретиться, если оба окажемся в Москве. Я не вижу в этом ничего плохого и с удовольствием познакомлю с ней сына», — говорит Александр. 

Первые три недели после роддома Александр жил с сыном один. Посмотрев ролики на ютубе, поговорив с педиатром и друзьями, он научился менять памперсы, делать молочную смесь, купать и укладывать малыша спать. Параллельно с этим Александр продолжал работать. Позже он нашел для сына няню и переехал в квартиру с террасой, чтобы мальчик мог дышать свежим воздухом во время карантина.  

Спустя полгода после появления ребенка, утром 1 октября, Александру позвонил знакомый со связями в Следственном комитете. «У тебя проблемы, — сказал он. — Из частной клиники изъяли твою медицинскую карту». Александр открыл новостную ленту. На глаза ему попался заголовок ТАСС «По делу о торговле младенцами планируются аресты отцов детей от суррогатных матерей». Поскольку речь шла о клиентах «Росюрконсалтинга», Александр почувстовал тревогу. Он отправил новость друзьям со словами: «Мне это кажется? Мы живем в XXI веке в Европе или в каком-нибудь Иране?» Как бы ни хотелось, в реальности происходящего он не сомневался. В течение полугода он читал новости об арестах врачей и юристов. Нескольких детей, рожденных суррогатными матерями, отправили в детдома.  

Почему услуги суррогатных матерей не для всех

Несмотря на кажущуюся простоту процедуры, репродуктивные технологии для одиноких отцов находятся в серой зоне из-за пробелов в российском законодательстве.  

«Использование ВРТ (вспомогательных репродуктивных технологий) возможно только при наличии определенных медицинских показаний. В отношении суррогатного материнства они закреплены в приказе Минздрава №107 и в целом касаются именно женских патологий. Здоровые потенциальные родители, тем более одинокий мужчина без пары, не смогут просто так обратиться в медучреждение и воспользоваться суррогатными технологиями: такая возможность не прописана. Тем не менее сейчас одинокие мужчины пользуются процедурой. Но, раз условия не были соблюдены, у правоохранительных органов могут возникнуть формально обоснованные сомнения в легальности этого, и в результате у одиноких отцов могут забрать детей. Этот вопрос, безусловно, сильно усложняется отношением к однополым союзам и правам людей в таких семьях. Думаю, очевидно, что текущее правовое регулирование в этой области несовершенно», — говорит Екатерина Тягай, партнер коллегии адвокатов Pen & Paper.  

По мнению адвоката Антона Жарова, тот факт, что возможность использования суррогатных технологий не прописана для мужчин, не значит, что им это запрещено, и это доказывают решения судов о выдаче свидетельств о рождении. «Если у женщины есть проблемы со здоровьем, она может пойти и сделать себе ребенка, а мужчина — нет. Это кажется несправедливым. Как поступали коллеги-юристы, чтобы это обойти? Суррогатная мать вынашивала ребенка и отказывалась от него, мужчина шел в ЗАГС за свидетельством о рождении, и ему в получении отказывали. Затем он с адвокатами отправлялся в суд, где они говорили о равенстве прав мужчины и женщины. Суд удовлетворял иск, покрывая таким образом пробелы в законодательстве, и свидетельство о рождении с прочерком в графе "мать" мужчина получал все равно». 

Как появилось дело о торговле детьми 

В 2018 году спецдокладчик ООН по вопросам торговли детьми и сексуальной эксплуатации детей Мод де Бур-Букуиккио заявила, что коммерческое суррогатное материнство равносильно продаже детей. Процедура традиционно вызывает дискуссии в обществе. У нее есть сторонники, которые утверждают, что суррогатное материнство позволяет завести ребенка людям, у которых нет другой возможности, противники же говорят об эксплуатации женщин и случаях, когда от детей отказались из-за патологий.  

Отношение к суррогатному материнству на законодательном уровне в мире тоже очень разное. Например, во Франции, Германии, Австрии, Норвегии, Швеции и некоторых штатах США оно запрещено полностью. В Великобритании или Дании вынашивать ребенка можно только бесплатно. В Бельгии, Греции, Испании, Финляндии суррогатное материнство не регулируется законодательством, но фактически имеет место. В России, большинстве штатов США, ЮАР, Украине, Грузии и Казахстане суррогатное материнство, в том числе и коммерческое, законодательно разрешено. 

Одна из самых известных фирм, которая занимается юридическим сопровождением  процедуры на российском рынке, — «Росюрконсалтинг», ее услугами пользовались как русские пары, так и иностранные. Зимой 2020 года ее работу фактически парализовал Следственный комитет из-за обвинений в торговле детьми. 

Все началось 9 января 2020 года, когда в съемной квартире в Одинцово умер новорожденный. Что стало причиной его смерти, до сих пор точно неясно: к этому могла привести как родовая травма, так и синдром внезапной детской смерти. Мальчик был сыном бесплодного филиппинского бизнесмена Эдгардо Невады, который пользовался услугами суррогатной матери из России. Ребенок родился в декабре, врачи поставили ему диагноз «кефалогематома» — родовая травма мягких тканей черепа. Отец планировал забрать его спустя несколько месяцев, когда ребенок окрепнет и когда закончится оформление документов. 

Полицейские приехали на вызов няни, обнаружившей ребенка мертвым. Они нашли в квартире еще трех новорожденных — детей других филиппинских политиков и бизнесменов. Их поместили в Видновский специализированный дом ребенка для детей с органическим поражением ЦНС с нарушением психики.  

Вскоре Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье о торговле людьми — так он трактует передачу рожденного в России ребенка иностранцам за деньги. Среди фигурантов дела — врачи, юристы, женщины, ставшие суррогатными матерями, и даже курьер, приносивший им памперсы. Все они находятся под арестом.  

Следственный комитет считает, что эти люди — члены ОПГ, а их лидер — соучредитель «Росюрконсалтинга» Константин Свитнев. Во время арестов коллег он находился в Праге, благодаря чему остался на свободе. 

В постановлении о возбуждении уголовного дела говорится, что у Свитнева «с целью личного обогащения возник преступный умысел, направленный на систематическое совершение купли-продажи иностранным гражданам детей, рожденных суррогатными матерями, с перемещением детей, заведомо находящихся в беспомощном состоянии, через границу для передачи в незаконное распоряжение покупателей».  

«Фабула обвинения строится вокруг того, что никакие генетические родители в Россию не приезжали, что для оплодотворения "приисканных донорских эмбрионов" использовалась сперма неких "неустановленных лиц" — наверное, мною же и "приисканная", — говорит Свитнев. — То есть якобы родства между родителями и детьми, которых вынашивали суррогатные матери, нет. Но оно есть, и это подтверждают независимые генетические экспертизы. Другое дело, что следствие на тесты не хочет обращать внимание. Почему? Потому что, если оно это учтет, то детей придется отдавать. А если же детей отдадут, то в этом деле не останется ничего. На самом же деле родители для сдачи материала в Россию приезжали, благодаря чему дети имеют филиппинские черты лица, несколько отличающиеся от российских. Понимаете, вы можете считать ребенка вещественным доказательством по уголовному делу, вы можете подозревать, что этого ребенка купили или продали, или использовалась там какая-то непонятная сперма для создания эмбрионов, но это не имеет никакого отношения к тому факту, что происхождение детей установлено, подтверждено документально, у детей есть свидетельства о рождении, выданные официальными органами, которые следствие, правда, считает поддельными». Свою вину в торговле детьми он отрицает. Единственной своей ошибкой он считает то, что «советовал клиентам проводить процедуру в России, а не в США».  

По словам Свитнева, большинство детей, которые упоминаются в уголовном деле, сейчас находятся дома. К трем детям филиппинских политиков, которых забрали из одинцовской квартиры и отправили в государственные учреждения, родителей и их представителей не пускают. «У меня есть серьезные опасения, что это происходит не просто так. Я думаю, что с детьми там что-то могло случиться», — считает бизнесмен.  

У Свитнева тоже есть дети — четырехлетние четверняшки, в их свидетельстве о рождении в графе «мать» стоит прочерк. В июле, когда в загородном доме Свитнева шли обыски, а сам он находился за границей, их забрали полицейские. «В дом ворвались автоматчики, а там были четверо малюток и женщины — няни с родственницами, — рассказывает Свитнев. — Естественно, все перевернули вверх дном. Потом приехал микроавтобус, детей провели сквозь строй вооруженных людей и увезли в неизвестном направлении. Органы опеки об этом не знали, их не оповестили. На следующий день мои представители обнаружили детей  в инфекционном отделении больницы в Подмосковье. Нам не позволяли с ними поговорить, только удалось передать им игрушки. Когда детей решили переводить в интернат в Алтуфьево и вывели из больницы, они увидели родных людей и бросились к ним. Оторвать их не удалось, несмотря на все попытки, поэтому мои представители смогли детей забрать. Они были в ужасном состоянии, их рвало. Детям снова понадобились памперсы. Только спустя три месяца они приходят в норму. Теперь ночью можно выключать свет. Первое время они кричали, звали меня. Сейчас дети у моих родственников, они в безопасности. Я нахожусь за границей, но надеюсь с ними увидеться в ближайшее время». 

Следователи со Свитневым по уголовному делу напрямую не связывались. Он написал жалобу в Басманный суд с требованием взять у него показания, а также подал иск против Любови Смирновой — следователя по особо важным делам отдела по расследованию преступлений в отношении несовершеннолетних Главного следственного управления СК РФ, которая ведет его дело. Свитнев считает, что ее действия подпадают под действие двух статей УК РФ: привлечение к уголовной ответственности заведомо невиновных и злоупотребление должностными полномочиями. 

5 ноября Следственный комитет потребовал заочного ареста Свитнева. Его объявили в международный розыск. Свитнев заявил, что хочет участвовать в суде по видеосвязи. При этом у него нет иллюзий по поводу благополучного исхода дела, юрист объясняет это тем, что «суд мало что может сделать в этой ситуации, а противостоять давлению ГСУ СК РФ нелегко». 

«Количество дел множится, люди находятся в СИЗО, Следственный комитет продолжает ехать катком, — говорит адвокат Жаров. — Какие есть предпосылки к тому, что все закончится? Все только начинается. Бастрыкин занимается уголовным правом —  он берет лупу, смотрит на жизнь через Уголовный кодекс. Но жизнь богаче, чем уголовное право, именно поэтому у нас есть еще гражданский кодекс, семейный и множество ведомственных приказов. При этом мы не должны упускать из виду, что с учетом серости этой схемы, нарушения действительно могут быть. Возможно, часть того, о чем говорят следователи, обоснована. Например, бывают ситуации, когда берут яйцеклетку той же суррогатной матери, которая вынашивает ребенка, — это серьезное нарушение. Надо понимать, что многие вещи делаются на словах. Как вы проверите, ту ли яйцеклетку подсадили? Когда вы сможете это выяснить, у вас на руках уже есть младенец». 

Как в деле о торговле детьми появились геи

30 сентября ТАСС со ссылкой на источник в правоохранительных органах сообщил, что по делу о торговле младенцами хотят арестовать новых фигурантов — одиноких мужчин-геев, которым детей родили суррогатные матери при помощи процедуры ЭКО. По словам источника, они не могли быть донорами при ЭКО, «так как у них нетрадиционная сексуальная ориентация». Также сообщалось о готовности предъявить им обвинение в покупке детей. 

Как пояснил агентству адвокат Игорь Трунов, речь идет о 10 мужчинах, которые были клиентами «Росюрконсалтинга» с 2014 года: «СК стал вызывать одиноких отцов на допрос, выяснять, с кем они заключали договоры, и предупреждать их, что органы опеки и попечительства будут забирать и перенаправлять детей в детдом, пока идет следствие». 

«Я сегодня говорил с человеком, который находился на грани нервного срыва, он собирается бежать со своей дочкой из страны, — рассказывает Константин Свитнев. — В условиях пандемии уехать могут только те, кто озаботился визами заранее или у кого есть вид на жительство. Можно уехать и в страну, где не требуется виза, но что делать человеку, если у него нет по роду службы загранпаспорта? Как спросил у меня один отец, что же ему делать — вместе с ребенком облиться бензином у здания СК по примеру Славиной? Этого добивается следствие? Все это совершается, судя по масштабу бедствия, не иначе как с ведома высшего руководства Следственного комитета».

Его гипотезу подтверждают протоколы допросов свидетелей. Так, например, следователь-криминалист интересовался у эмбриолога Тараса Ашиткова: «Заметили ли вы что-либо странное в поведении Невада (Эрнандо Невада — филиппинец, отец умершего в Одинцово ребенка. — Прим. ред.) при общении с ним? Имелись ли у него признаки гомосексуальности?» Ашитков ответил ему, что Невада был опрятен и вежлив, приходил с женщиной, а «признаков гомосексуальности не проявлял».  

«Следователей, которые унижали и допрашивали на протяжении многих часов моих коллег, интересовало не то, как происходила торговля детьми. Нет, их интересовала сексуальная ориентация. С кем, как и с использованием чего они занимаются сексом. Это одно из главных нарушений закона, которое было допущено. Потому что в России существует тайна личной жизни. А эти вопросы не только задавались, они фиксировались в материалах уголовного дела», — говорит Свитнев.  

Сам Свитнев отмечает, что на сексуальную ориентацию клиентов внимания не обращал, потому что у него нет «волшебного прибора, определяющего это» и потому что «дверь в спальню всегда должна быть закрыта». 

Трое одиноких отцов уже уехали из страны с детьми, среди них — Александр, который прочитал материал ТАСС утром 1 октября. 

После утренних новостей Александр позвонил друзьям, поработал, собрал чемоданы, сходил в банк, передал на хранение ценные вещи и договорился с соседями о кормлении кота. Вечером он искупал, накормил и уложил спать сына. Уже со спящим ребенком Александр поехал в аэропорт. От момента, когда он увидел новость, до момента, когда покинул Россию, прошло 15 часов. «Было чувство, что я на подводной лодке, — говорит он. —  ее начинает затапливать, металлическая дверь резко закрывается, и я понимаю, что больше никогда за нее не проскочу».  

Александр не хочет уточнять страну, где он находится, чтобы обезопасить сына. Он работает удаленно и проводит с ребенком все свободное время. «Я сам его купаю, — рассказывает Александр, — сам делаю массаж перед сном, недавно окунул его в море. Это первое море в его жизни. Ему было холодно и непонятно, но он не плакал, просто вцепился в меня, потому что доверяет. Я беспокойный немного отец. Мне можно было поспать на два часа дольше и попросить няню за сыном приглядеть, но я слышу, как он в шесть утра начинает издавать звуки, я к нему бегу, и мне уже все равно на сон. Конечно, боюсь за него. Конечно, у меня был страх, что меня увезут в СИЗО, но больше я переживал, что будет с ним. Какой еще детский дом?! Да пошли они все». 

Александр думает о том, стоит ли возвращаться в Россию. Тот факт, что Следственный комитет спустя месяц официально не прокомментировал новость об аресте отцов, приводит его к мысли, что этого делать не стоит.

«Для меня в первую очередь важна безопасность ребенка, — говорит он. — Если СК федеральному СМИ делает такой некрасивый слив, для меня это сигнал о том, что они хотят это реализовать, опираясь непонятно на какие законы. Многие адвокаты говорили мне: то, что они заявляют, абсолютно незаконно, никто не может отобрать у тебя ребенка, никто не может тебя судить за покупку собственного ребенка — это бред. Но правильно сделал, что уехал. Я ни о чем не жалею. У меня простой подход. Если бы я не завел ребенка, как бы я объяснил это самому себе в 60 лет? Я побоялся, что кто-то в СК посчитает это незаконным? Это не причина. Это как в случае с крещением. РПЦ отказывается крестить суррогатных детей, пока родители не покаются в преступлении. Я не готов каяться ни в церкви, ни в СК. Я не считаю, что совершил преступление. Другой вопрос — могут ли быть в чем-то виновны юристы и врачи, на которых завели дело? Может быть, но точно не в торговле людьми и точно не в отношении меня и моего ребенка».