Как очистить воздух в стране и не платить Европе карбоновый налог

Трансграничный европейский карбоновый налог

Подлинной причиной появления углеродной повестки в риторике политиков развитых государств по всему миру является желание заставить бизнес вкладывать средства в модернизацию производства. Условный Apple должен не хранить триллион долларов в банке, а инвестировать его в экономику. Почему бизнес не вкладывает деньги в экологизацию производства без принуждения со стороны государства? Дело в том, что крупнейшие производственные концерны во многих технологических аспектах практически достигли совершенства. Бизнес создает продукцию нужного качества с оптимальным приемлемым уровнем доходности, и, соответственно, расходы на мероприятия по повышению энергоэффективности производства лишь увеличат себестоимость и окупаться не будут. Однако при кажущемся экономическом балансе это ведет к стагнации мировой экономики, что не выгодно ни США и Европе, ни России.

Декарбонизация — сокращение объема выбросов (углеродного следа) при производстве продукции — стала тем самым логичным поводом заставить собственников модернизировать заводы. Глобальное потепление, вызванное увеличением выбросов СО₂, усилиями политиков и СМИ превратилось в мировое социальное зло, на борьбу с которым благословляют и рьяные экологи, и умеренные чиновники, и простые граждане, напуганные прогнозами апокалиптических природных катастроф.

Как ни парадоксально, новые требования в стратегической перспективе — это большой плюс, так как модернизация экономики стимулирует появление новых рабочих мест, новых технологий и логистики, новой добавочной стоимости. Деньги теряют статус главной религии капитализма. Теперь во главе угла стоит декарбонизация. Это и доход как результат снижения «зеленой» налоговой повинности, и влияние — компаниям с минимальными показателями эмиссии СО₂ открываются новые рынки, и престиж — статус «эко» повышает котировки предприятий с маркером ESG на финансовых биржах.

Следствие этой политики — появление у ЕС официального повода защитить своих внутренних производителей от конкуренции со стороны России, Китая, Индии и других стран, где добываются ресурсы и себестоимость их переработки ниже. Европа нашла универсальный язык для сторонников Греты Тунберг и ее противников — язык денег. 

Оценка объемов и сроки введения нового трансграничного карбонового налога разнятся: оптимисты говорят о «закручивании зеленых гаек» с 2028 года, пессимисты готовятся к убыткам уже с 2022 года. Аудиторская компания KPMG считает, что по «усредненной» модели ежегодная углеродная повинность стартует в России в 2025 году. 

Если говорить о влиянии карбонового налога на жизнь обычных людей, то он является экономической угрозой прежде всего для населения стран-экспортеров, то есть для нас с вами. Конечно, когда-то в будущем страна будет пожинать плоды экономического роста за счет инвестиций компаний, деятельность которых направлена на модернизацию. Но сначала нас ждет очередной кризис. Ведь сегодня деньги в казну поступают по большей части из средств от экспортной деятельности. Если экспортная выручка сократится, о чем прямо говорит совладелец «Лукойла» Леонид Федун, это затронет возможность государства обслуживать бюджет. Деньги придется брать из других источников — например, переложив по новой традиции бремя налога на граждан. Поэтому выражение «люди — это новая нефть» близко к правде.

Может ли Россия выиграть в этой войне? Если сидеть сложа руки, то не поможет ничего. Но, к счастью, у России есть мощный научный потенциал. Необходимо сделать оптимальный выбор между безоговорочной уплатой налога и сумасшедшими тратами на технологии улавливания СО₂. Прогрессивность и эффективность решений российских ученых признаны коллегами во всем мире. Прошлым летом инновационный метод в сфере энергоэффективности стал призером международной конференции PRES’20. Его суть заключается в устранении первопричины эмиссии углекислого газа, то есть в сокращении объема сжигаемого топлива любого типа. Осталось дождаться, когда инновационным изобретением наших ученых заинтересуются отечественная промышленность и российские чиновники, ответственные за разработку программ по энергосбережению и достижению углеродной нейтральности. 

Энергоэффективность как ключевой фактор экономического развития

За сложным понятием кроется простой смысл: энергоэффективность — это показатель «выгоды» от использования сжигаемого топлива. Один завод тратит на производство единицы продукции тонну топлива, а другой — две тонны. Выходит, завод №1 обладает энергоэффективностью на 100% больше, чем завод №2. От количества сжигаемого топлива напрямую зависит и уровень выбросов, поэтому повышение энергоэффективности — первый союзник в снижении карбонового следа. 

В выигрыше не только экология. Энергоэффективное предприятие тратит банально меньше денег на то же самое топливо, а оборудование такого завода менее подвержено износу. Это и является ключевым фактором экономического развития не только отраслевых предприятий, но и всей экономики.

Все способы повышения энергоэффективности сводятся к трем инструментам. Первый — замена оборудования по позиции: предприятие оснащается установками, имеющими больший КПД. Чем дороже оборудование может позволить себе предприятие, тем ниже будут показатели энергопотребления, но рентабельность решения из-за затрат на переоснащение сводится к нулю. Второй инструмент — перестройка технологической схемы. Спроектировать оптимальную архитектуру в этом случае помогают высокие технологии, и лидером здесь по праву считается немецкая компания SAP. Такое решение дает предприятию больше плюсов, нежели замена оборудования, но все еще ведет к значительным издержкам. Также бизнесу важно не только внедрять технологии, но и получать видимый эффект. Здесь на помощь приходит компания Solomon с их «квартилями», рейтинговой системой НПЗ, ранжирующей заводы в зависимости от достигнутых показателей энергоэффективности. Метод пользуется популярностью в США и Европе. Третий путь — поиск и устранение уязвимостей в текущей схеме теплоэнергообмена без замены установок. Российские ученые соединили теорию и практику в цифровой экосистеме ANSELM. Специальное ПО в удаленном режиме находит «пробоины в работе», после чего софт с точностью 95% оценивает потери на каждом производственном участке, предлагая решения по устранению проблем. У российской науки все еще не так много «точек конкуренции» с Западом, и энергоэффективность, пожалуй, из тех редких направлений, где продукт отечественных ученых котируется наравне с достижениями иностранных коллег. 

Можно ли достичь нулевых выбросов в масштабах мира

Желаемую стратегию развития человеческой цивилизации определяют Цели устойчивого развития ООН, принятые под занавес 2015 года. Согласно документу, одна из приоритетных задач для мирового сообщества — устранение вредного воздействия выбросов углерода, то есть восстановление баланса на планете и возвращение к прежнему состоянию, преобладающему полтора века назад.

Дискуссию о полном прекращении выбросов и возвращении к истокам оставим теоретикам, нас интересует понятие «нулевые выбросы». Что это? Технически все просто: это когда предприятие выбрасывает некий объем углекислого газа и одновременно этот же объем улавливает и перерабатывает. Карбоновый след в таком случае будет равняться нулю. И если климатическая нейтральность в определении ООН едва ли достижима, то нейтральность в такой интерпретации — реализуемая цель в масштабах не только одного предприятия, но и России в целом.

Итак, стоимость улавливания СО₂ обойдется промышленнику в 150$ за тонну. Уловить весь объем углекислого газа даже для небольшого завода значит потратить миллионы или даже миллиарды рублей. Самое время вспомнить об энергоэффективности: если сократить саму эмиссию СО₂ до минимально возможного уровня, то и затраты на «ловлю» пойдут вниз. Союз технологий «ловли» и энергоэффективности — эффективный рецепт «нулевой эмиссии».

Карбоновые фермы

Чтобы рассказать о технологиях улавливания СО₂, придется вернуться к школьным урокам биологии. Фотосинтез является фронтменом таких технологий: растения поглощают углекислый газ, фактически впитывая в себя карбоновый след предприятий. На этом принципе построена идея карбоновых ферм, и теоретически любой лесной массив мог бы получить подобный статус, если бы не пара «но».

Первое связано с тем, что при гибели лесного массива в атмосферу выделяется тот же объем углекислого газа, который поглощался деревьями на протяжении десятков лет их жизни. Второе — это нормативно-правовой аспект. Да, деревья поглощают выбросы, но как компания сможет «присвоить» себе это поглощение, если лес и завод — два совершенно разных актива?

Решением этих вопросов занимаются современные «карбоновые фермеры». Их главная задача состоит в разработке фитокомплексов из генетически модифицированных растений, способных поглощать больше углекислого газа, нежели обычные леса, устойчивых к огню и живущих десятилетиями. При этом важна система сертификации, которую признает государство, чтобы фитомассив на законных основаниях «ловил» СО₂ именно в копилку конкретного завода. 

Сколько карбоновых ферм нужно, чтобы защитить Россию от санкций, пока точно никто не знает. Прежде всего потому, что нет универсальных методик оценки уровня улавливания углекислого газа. Считается, что леса в Европе поглощают в четыре раза больше СО₂, чем леса в России, по крайней мере на бумаге. Сейчас ученые пытаются просчитать приблизительную площадь карбоновых ферм, необходимую для достижения углеродной нейтральности. По нашим пессимистическим прогнозам, для этого может потребоваться выделение до 1% текущих лесных насаждений всей территории страны. Это оглушительная цифра. Это больше площади Бельгии. Российская компания Ctrl2go уже создала первый научный карбоновый полигон в Калужской области и разрабатывает технологию дистанционного измерения секвестрации углерода.

Декарбонизация в России в ближайшей перспективе

Шаги к сокращению эмиссии СО₂ на 1–2% — это постоянная практика. Например, замену оборудования на установки с большим КПД уже можно считать вчерашним днем. Кратное превышение показателей, такое как снижение углеродного следа по всему предприятию на 30%, — повестка сегодняшнего дня. И без готовности к диалогу с наукой со стороны бизнеса задача не имеет решений. Проблема здесь, как водится, «в головах». Еще вчера предприятие билось за пару процентов, а сегодня ему предлагают снизить выбросы на целых 30%, и топ-менеджмент начинает задаваться вопросом: чем он тогда занимался до этого? Кто должен построить мост между скепсисом и решением проблемы через интеграцию технологий? Как ни странно, эту роль взяло на себя государство, разработав «Стратегию низкоуглеродного развития до 2050 года». Документ настойчиво намекает бизнесу, что необходимо использовать все возможности для снижения углеродного следа. Если посыл властей и ученых будет услышан, то и декарбонизация в обозримом будущем реализуема. Компаниям важны даже не сами показатели сокращения эмиссии СО₂, а деньги, которые будут сэкономлены на потреблении теплоэнергетических ресурсов. И пул доступных технологий позволяет получить желаемые «доллары»: потенциал энергоэффективности российских нефтяных компаний составляет ежегодно $4 млрд в денежном эквиваленте. Добавим к этой сумме экономию на «карбоновых санкциях» — и получим огромный бюджет. Если хотя бы его часть будет инвестирована в технологии декарбонизации, то прыжок от сокращения эмиссии СО₂ на 30% к настоящей углеродной нейтральности — вопрос текущего десятилетия. Итак, декарбонизация возможна, и следующий шаг в «климатической партии» остается за бизнесом.

Больше текстов об экологии и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь