Как СССР и Германия избегали войны друг с другом накануне Второй мировой. Отрывок из книги Артема Рудницкого

Никто не хотел воевать

Несмотря на все признаки возросшей враждебности между Германией и СССР, воинственную риторику с обеих сторон, унижения и издевательства над гражданами чужой страны, двусторонние отношения были далеки от разрыва. 

Когда Гитлер осуществил аншлюс Австрии 12 марта 1938 года, Париж и Лондон прореагировали довольно слабо — в виде нот, предъявленных посольствами. Особенно формальным был английский демарш. «Из фактов внешнеполитического порядка, ободривших Гитлера, — писал Астахов, — наиболее существенным оказалась позиция Англии. Английский протест, врученный Аусамту одновременно с французским, отличался от последнего тем, что был подписан не послом, а кем–то из второстепенных персонажей. Этим Англия дала понять, что ее протест носит лишь формальный характер и большого значения придавать ему не нужно. Это окончательно развязало руки фюреру...».

Великобритания еще задолго до захвата Гитлером Австрии смирилась с этим как с неизбежностью и считала нормальным пожертвовать независимым европейским государством ради достижения своих стратегических целей. Однажды на одном из официальных приемов в Берлине Невил Гендерсон во всеуслышание «обратился к австрийскому посланнику с недоуменным вопросом, отчего собственно австрийцы не хотят аншлюса».

Советское полпредство вообще не выступило с заявлением, в котором осуждались бы действия гитлеровцев, однако через пять дней Литвинов дал интервью представителям печати. По дипломатическим каналам оно было передано правительствам Великобритании, Франции и Чехословакии. В нем, в частности, говорилось:

Советское правительство... предостерегало, что международная пассивность и безнаказанность агрессии в одном случае фатально повлекут за собой повторение и умножение таких случаев. События международной жизни, к сожалению, подтверждают правильность этих предостережении. Новое подтверждение они получили в совершенном военном вторжении в Австрию и насильственном лишении австрийского народа его политической, экономической и культурной независимости.

Если случаи агрессии раньше имели место на более или менее отдаленных от Европы материках или на окраине Европы, где, наряду с интересами жертвы агрессии, были задеты интересы лишь нескольких ближайших стран, то на этот раз насилие совершено в центре Европы, создав несомненную опасность не только для отныне граничащих с агрессором 11 стран, но и для всех европейских государств, и не только европейских. Создана угроза пока территориальной неприкосновенности и во всяком случае, политической, экономической и культурной независимости малых народов, неизбежное порабощение которых создаст, однако, предпосылки для нажима и даже для нападения и на крупные государства.

В первую очередь возникает угроза Чехословакии, а затем опасность, в силу заразительности агрессии, грозит разрастись в новые международные конфликты и уже сказывается в создавшемся тревожном положении на польско-литовской границе. Нынешнее международное положение ставит перед всеми миролюбивыми государствами, и в особенности великими державами, вопрос об их ответственности за дальнейшие судьбы народов Европы, и не только Европы. В сознании Советским правительством его доли этой ответственности, в сознании им также обязательств, вытекающих для него из Устава Лиги, из пакта Бриана — Келлога и из договоров о взаимной помощи, заключенных им с Францией и Чехословакией, я могу от его имени заявить, что оно со своей стороны по–прежнему готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усилившейся опасности новой мировой бойни. Оно согласно приступить немедленно к обсуждению с другими державами в Лиге Наций или вне ее практических мер, диктуемых обстоятельствами. Завтра может быть уже поздно, но сегодня время для этого еще не прошло, если все государства, в особенности великие державы, займут твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллективного спасения мира.

Несмотря на решительный и серьезный тон, в практическом плане интервью лишь подтверждало приверженность СССР идее коллективной безопасности и не содержало новых и конкретных предложений по борьбе с агрессором, если не считать готовности приступить к их обсуждению «в Лиге Наций или вне ее». О том, что агрессор — Германия, прямо сказано не было. 

Понятны мотивы Парижа и Лондона — они не скрывали своего намерения умиротворить германского фюрера. Ну, а советское правительство не хотело окончательно расставлять точки над i, опасаясь, что тем самым сыграет на руку англичанам и французам и подтолкнет западные державы к формированию антисоветской коалиции. Призрак такой коалиции преследовал советских вождей со времен международной интервенции в годы Гражданской войны. Поэтому в Москве предпочитали маневрировать и в оценках происходящего тщательно подбирали слова.

Российский исследователь В.Я. Швейцер отмечает ограниченность заявления Литвинова. Аншлюс трактовался «не как самостоятельное и чрезвычайное событие тогдашней международной жизни, а как иллюстрация отсутствия в Европе системы коллективной безопасности». Агрессор не был назван по имени, равно как не были осуждены «фашизм, идеология и политика агрессивной державы». В советских внешнеполитических документах той поры, подчеркивает ученый, трудно найти подтверждение известному тезису советской историографии о том, что СССР был единственной из великих держав, которая выступила против аншлюса, призывая защитить независимость и суверенитета Австрии.

Не менее показательна позиция СССР периода чехословацкого кризиса и Мюнхенского соглашения 1938 года, которые обозначили один из ключевых рубежей на пути Европы и мира к большой войне. Распространено мнение, что Советский Союз готов был встать на защиту Чехословацкой республики, от которой Гитлер хотел отторгнуть Судетскую область. Уберечь Чехословакию от посягательств агрессора не получилось вследствие предательской позиции Франции, которая ориентировалась на Великобританию. Все просто и ясно. С другой стороны, критики внешней политики СССР приписывают Москве коварные замыслы: столкнуть лбами англичан, французов  и немцев, раздуть пожар мировой войны и ловить рыбку в мутной воде. «Но не вышло, „Мюнхен“ обломал весь хитрый план. В следующем году объектом давления стали сами англо-французы, которых в августе 39–го тов. Сталин "кинул" с легкостью и проворством профессионального шулера».

На самом деле все ведущие европейские державы были не прочь подставить друг другу ножку, преследуя собственные интересы. Национальный эгоизм торжествовал, и если полагать, что Сталин подталкивал к конфликту западные демократии и нацистов, то с таким же успехом можно говорить, что западные демократии мечтали о столкновении двух тоталитарных режимов. У Гитлера был свой подход: одно за другим устранять препятствия на пути германской экспансии, заключая с этой целью временные соглашения то с одним участником сложной международной игры, то с другим. 

Сталин ставил перед собой несколько взаимосвязанных задач. Конечно, предотвратить экспансию Германии на Восток. Добиться этого можно было совместно с Великобританией и Францией и такими «малыми» странами, как Польша, Чехословакия и Румыния — политическими, договорно-правовыми либо силовыми методами. Тем самым СССР обеспечивалось широкое европейское и мировое признание как великой державы, восстанавливался статус Российской империи, утраченный после 1917 года. Если же англичане и французы станут увиливать от такого конструктивного взаимодействия, то у Сталина оставался запасной вариант — сближение с Германией, с той же целью. 

Это явилось одной из причин осторожного и взвешенного подхода Советского Союза в период чехословацкого кризиса лета-осени 1938 года. Москва была готова защищать Прагу, но не любой ценой. Когда выяснилось, что это придется делать в одиночку, советское руководство воздержалось от конфронтации с нацистским рейхом.

Начнем с того, что в случае чехословацко-германского военного конфликта сухопутные силы Красной армии могли прийти на помощь Праге только через территорию Польши или Румынии. Общей границы у двух стран не было, но ни Варшава, ни Бухарест не собирались открывать коридор для советских воинских частей. Там прекрасно сознавали, что последствия такого шага могли стать непредсказуемыми. Нетрудно было предположить, что присутствие РККА на польской или румынской земле воспламенит трудящиеся массы и выльется в социально-политические волнения, в свержение «власти буржуазии и помещиков». Советский Союз длительное время действовал по принципу «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», у него имелся богатый опыт подрывной деятельности за рубежом.

Предоставление коридоров для Красной армии могло произойти лишь под давлением Англии и Франции, являвшихся гарантами безопасности Польши. Если бы на это согласилась Варшава, то согласился бы и Бухарест, с учетом существовавшего с 1921 года польско-румынского союза. Но 11 августа Варшава поставила Берлин в известность, что ничего подобного делать не собирается, принимая во внимание, во–первых, традиционно враждебные отношения с СССР, а во–вторых — ее собственное желание поучаствовать в разделе Чехословакии. Ни Лондон, ни Париж не хотели оказывать давление на поляков, у них были другие планы.

Оформить предварительный заказ книги можно по ссылке

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь